Ангел гибели - Евгений Сыч

Сидел он теперь больше для удобства собеседника, чем для своего удовольствия. Он уже привык свободно размещаться в пространстве.

Просто понимал, что доверительного разговора не выйдет, если явится он Вадиму во весь рост, в полном блеске своем.

— Я думал о тебе, — Вадим откинулся спиной к стенке, посмотрел на Юрку внимательно.

— Вот спросить тебя пришел, что такое звезда, — сказал Юрка. — Я ведь недавно ангел, и многого не знаю. Надоело души таскать. Не то могильщик, получается, не то санитар. Мне бы легче с автоматом в бой, чем с санитарной сумкой. Знать бы только, какое оно, главное зло. Раз бог назначил в ангелы десантника, значит, настало время драки. А я не у дел.

— Что я могу ответить тебе? — помолчав, сказал Вадим. — Я маленький человек, и звезды никогда не видел. Она — над миром. Одни говорят — звезда, другие — дракон, а на земле сейчас время заклинаний. Только заклинаниями бед не выправишь. Сам знаешь, добро и зло поменялись местами и их не отличить. Бога отменили в рассуждении, что сами умнее Бога, — отменяют обычно слабых. И никто вроде не пострадал. Пострадали все вместе. Но когда вместе — это практически незаметно. А поскольку некого стало любить и некого стало бояться — тут сплав такой тонкий и прочный, — то стали любить и бояться придуманный и на постамент водруженный фантом. Но Бога идолом не заменишь.

— Понимаешь, Вадик, — Юрка обращался к человеку, который был много старше, не свысока, а как двадцатипятилетний поп обращается к старухе: «Дочь моя», и она к нему: «Батюшка!» — Понимаешь, я ведь едва армию отслужил, и убили меня. Сначала хотел только найти убийцу, чтобы отомстить. Но такое множество вокруг смертей, столько бед — я и забыл про свою. Мне бы звезду эту страшную отыскать, раз от нее все зло. А то — войны кругом, убийства, насилия. Ради чего-то я поставлен ангелом, верно? А по одному рубить бесполезно, я пробовал. Тут не меч, а напалм нужен.

— И это не метод, — сказал Вадим серьезно. — Зло — оно где-то фонтаном бьет, так мне представляется. Бьет фонтаном наверху, на горе, а растекается вниз ручьями и брызгами. Мне тоже бывает трудно проходить мимо. Я уже и на улицу стараюсь зря не выходить. Третьего дня иду мимо рынка, смотрю — наперсточники. Ну, шарик крутят, скорлупкой его накрывают: угадай, где шарик. Кругом толпа веселится, и женщина плачет, на пятьдесят рублей ее раскрутили. Я попытался вмешаться, так, оказывается, один крутит, трое охраняют, рядом. Они меня и побили. Да ловко как.

— Что же делать? — заскрежетал зубами Юрка. — Почему их всегда, вечно четверо — на одного? Почему, когда защитить кого-то хочешь, только хуже делаешь? Есть ли предел этому, а?

Юрка махнул рукой и вылетел стремительно в окно. Рванул над землей, все выше и выше забираясь. Отчаяние вскипало в нем на всех, на самого себя. Рождающихся он не замечал, на умирающих не реагировал. «Пропади все пропадом!» — укрылся от мира в вышине, на призывы не откликаясь.

Только когда душа Вадима негромко позвала его, Юрка опомнился, заспешил. Душа взлетала одна, наособицу. Черные роились вокруг, но дороги Юрке не перебегали. «Прости», — скользнула мимо душа. «Прощай», — пожалел ангел: верил же мне человек, надеялся, жил без меня и долго бы еще прожил. И вечно-то долги за мной остаются.

Черные сгруппировались и взяли Юрку в полукольцо. Юрка, препроводив душу, присматривался заинтересованно и недоброжелательно. Увидел среди черных рыжего, мохнатого, как фокстерьер. Страха в Юрке не было — ангелу ли бояться?

— Вам чего? — спросил только.

— Вас к себе просят, — заморгал мохнатыми ресницами рыжий.

— Чего у меня просят? — изумился Юрка. В это время чья-то запоздалая душа устремилась ввысь, Юрка прибрал ее щелчком, а рыжий завистливо посмотрел на исчезающую у Юрки за пазухой душу, сглотнул и повторил:

— Вас к себе просят. Нужны.

— Ну, раз я нужен, пусть сам и является, — не согласился Юрка.

— Честью просят, — взмолился рыжий. — Не могут сами явиться. Нельзя. Или вы боитесь?

— Чего? — дернулся Юрка, собирая остатки злости. Злость, направленная во внутрь, не вечна. Выжигая все внутри, обращается она наружу. И злости, обращенной наружу, обязательно нужен противник, враг.

Этих, что ли, бояться, черных? Мразь болотную? Да не стоят они удара огненного меча!

— Тогда летим, — пригласил рыжий.

А внизу, на разноцветном рынке: «Кручу-верчу, обмануть хочу!» — приговаривал жгучий брюнет, вращая по фанерке черный подозрительный шарик. И кто-то вновь плакал. И не было уже Вадима, чтобы вмешаться и, если не помочь, то хотя бы закричать в голос.

Праведники не часты средь живых.

За спиной у рыжего крылья пламенели, как первомайские флажки. Юрка летел за ним, поругивая себя за уступчивость и за любопытство.

Маршрут рыжий выбрал знакомый: летели на юг. Опять кругом стелились пески да громоздились горы. Склоны были пусты — ни стонов, ни выстрелов не доносилось. «Может, у них перемирие», — подумал Юрка.

Сзади, перестраиваясь на лету, как вертолеты сопровождения, двигались черные.

— Ты давно в ангелах? — попробовал заговорить с Юркой рыжий.

— Не твое дело.

— Значит, недавно, — удовлетворенно кивнул тот. — Да мне говорили. Не кипятись. Я не враг тебе. Не там врагов ищешь.

— Друзья, стало быть? — удивился Юрка. — Ну-ну.

А сам оглядывался, уж очень знаком был пустынный пейзаж. Ларкох-бэто, — всплыло чужое название. Да, Ларкох, горный массив такой. Посреди ущелье узкое. Там пехота пыталась несколько дней пробиться к месту падения вертолета, на котором летели генерал со свитой. Вертолет духи американской ракетой сбили. Красные так и не пробились, послали полосатых — десантников. Им пришлось идти стремительно, за ночь. К рассвету ноги отяжелели, казалось, пути не будет конца. «Веселее, — подбадривал сержант. — Чего ты землю сапогами гладишь, как бабу по животу!» — хотя шли, конечно, не в сапогах, какие сапоги на этой войне? Он, Юрка, три пары кроссовок по этим горам стаскал.

Остатки вертолета были похожи на разломанную игрушку. Трупы уже протухли, генералу голову оторвало, пилоты обгорели так, что страшно смотреть.

Потом как-то в этих же местах встречали караван, его ждали три ночи и два с половиной дня. Когда мало воды, время ожидания запоминается отчетливо, каждый час. Но дождались, тойоту с разведчиками пропустили, как и положено, мерседесы зажали вплотную. Те, кто сопровождали на мерседесах груз, дрались, как сволочи. Не до последнего патрона — патронов у них было с избытком, до последней гибели бились духи и двоих ребят прихватили с собой на тот свет, Саню — тюменца и летеху Дементьева. А когда духов пришибли всех до одного и вызвали вертушку, чтобы сваливать в часть, во второй машине обнаружили то, из-за чего так держались за груз охранники: героин, килограммов двести. Аккуратные такие полиэтиленовые пакеты. Непрерывно ругаясь на чем свет стоит, они перетаскивали героин в пещеру, где ранее отсиживались, поджидая, и обложили чудом не взорвавшейся взрывчаткой из другого мерседеса. Такого количества мин-ловушек, как в этой пещере, сапер Стасик сроду не ставил.