Русская драматургия ХХ века: хрестоматия - Коллектив авторов

Опорных. Этта… Игнат Никанорович! Это что же, такие щи ты навеки учредил? Иль просто это одна кампания?

Щоев. Ешь, Петя, не будь оппортунистом.

Опорных. Мне что! Я только говорю… как-то ее… у нас говядина и капуста есть в республике. Может, лучше б кушать нормальные щи! А то желудок разбушуется!

Евсей. Петя! Кушай молча, испытывайся.

Опорных. Даямолчу. Я сейчас думать буду для пробы…

[Вслед за щами приносят кашу из саранчи, бутерброды и прочую еду из сомнительных «продуктов». Голодное местное население заглядывает в окна и выпрашивает кусочки еды. Начинаются танцы, но танцующие мучаются желудочными спазмами.]

Опорных. Этта… Как-то она?! Игнатий Никанорыч, можно меня вырвет – во мне добавок остался.

Годовалов (умоляюще). Игнат Никанорович, я только один передок вышвырну изо рта – я пищи перехватил.

Первая служащая. Товарищ Щоев, разрешите мне быть сейчас выходной. Я уже была рада весь вечер!

Щоев. Умолкните! Приучайте себя к выдержке – вы откроете новую эпоху светлой еды. <…>

Стерветсен (к Щоеву). Господин шеф! Мы бы весьма желали, вы обрадуете всю пан-Европу, если отпустите нам горячий дух из вашей государственной надстройки! <…>

Щоев (задумчиво). Наш дух энтузиазма хотите себе заготовить?!

Евсей (Щоеву). Отпускайте его, Игнат Никанорович, без нормы. Нам тара нужна, а не дух.

Щоев. Что ж! Установок на энтузиазм у нас много, почти что затоваривание получилось.

[Всю ночь Щоев и Стерветсен среди спящих членов кооператива торгуются о стоимости надстройки.]

Щоев. Дешево даете, господин буржуазный ученый. Будь бы это продукт не скоропортящийся иль заготовительная цена его была подходящая, а то ведь – нет! Ты знаешь, где у нас установки хранятся?

Стерветсен. Неимею такого факта, товарищ шеф.

Щоев. А раз не имеешь понятия, то и не торгуйся. Что тебе – в амбаре, что ли, иль в бунтах мы надстройки сваливаем? <…> В нашем райпотребсоюзе одну идеологическую резолюцию три года прорабатывали: сорок тысяч пайщиков были привлечены на ногах для выяснения принципиальной установки. Четырнадцать массовых кампаний было проведено! Тридцать семь человек старших инструкторов были брошены в гущу нашего членства на полтора года! Двести четырнадцать заседаний с числом присутствующих душ-едоков в семь тысяч штук! Да плюс сюда еще общие собрания, где скоплялись в итоге миллионы!.. Вот во что обходится нам строительство одной только установки! А ты хочешь всю надстройку купить!! У тебя всей Европы на один ее транспорт не хватит! <…>

Стерветсен. <…> Бедная интеллигенция желает вашу душу. Мы просит подешевле, у нас кризис и так грустно в уме. <…>

Щоев. Евсей!

Евсей (в дремоте) Э?

Щоев. За сколько мы с тобой сумеем директивку отпустить – со всеми нашими наценками?

Евсей. По тридцать семь рублей за штуку, Игнат Никанорович! Стоимость костюма среднего интеллигентного покроя.

Стерветсен. Костюмы у меня есть!.. Евсей. Давай.

Алеша (Евсею). С него не бери. Лучше я тебе свои штаны с рубашкой отдам!

Евсей. Сиди в своих портках. Твой материал не валютный. <…>

Алеша (Щоеву). Вы не идею, вы бюрократизм за деньги продаете – я партии скажу!

Щоев. Ты прав на все проценты. Пускай бюрократизм в буржуазию идет – пускай она почешется. (Задумчиво.) Бюрократизм. Двинем его на капитализм – и фашистам конец. А то они нашего деревянного леса испугались, упрощенцы – черти! Пусть бы радовались, что мы им живую древесину отпускает. А то наделаем из дерева бумагу, а из бумаги оформим душу – и пустим к ним ее: пускай тогда плачут.

Евсей тем временем сбросил с себя штаны и ватную куртку и переоделся в заграничный костюм.

Евсей (берет папку с бумагами, дает одну бумажку Стерветсену, открывает место в папке). Распишитесь в получении.

Стерветсен (расписывается и берет бумагу, потом читает). «Циркулярно. О принципах самовозбуждения энтузиазма». Это мы любим. Отпустите еще нам вашего настроения!

Евсей. Можно. Игнат Никанорович, там кофта для твоей бабы есть.

Щоев. Возьми, Евсей. Баба тоже существо.

Евсей вынимает из чемодана цветную кофту, швыряет ее на стол Щоева. Стерветсен снова расписывается и получает бумагу.

Стерветсен (читает).«Частичные примечания к Уставу о культработе». Очень рад! <…>

Алеша (Щоеву). Отчего. Товарищ Щоев, я гляжу на тебя, на всех почти людей – и у меня сердце болит?! <…>

Мюд. Алеша, продай Щоева – он сволочь социализма.

Алеша (тихо). Я давно все чую, Мюд. Лежи пока во сне.

Щоев. Не то и правда, Евсей, – продать свою душу ради Эсесер?! Эх, погублю я себя для социализма – пускай он доволен будет, пускай меня малолетние помнят!.. Эх, Евсей, охота мне погибнуть – заплачет надо мною тогда весь международный пролетариат!.. Печальная музыка раздастся во всей Европе и в прочем мире… Съест ведь стерва-буржуазия душу пролетария за валюту!

Евсей. Съест, Игнат Никанорович, и энтузиазм украдет. А весь Эсесер останется без тебя круглой сиротой. И что нам тогда делать, кто нас возглавит без тебя!..

(Искажает лицо для плача, но слезы у него течь не могут, и он надевает в тоске пенсне из кармана заграничного костюма, в который уже оделся из чемодана Стерветсена). <…>

Стерветсен (Щоеву). Ну, пожалуйста, я прошу… Если вы надстройка. психия радости. то я прошу воодушевить Европу всем сердцем вашей культуры. Едемте в наш свет!

Щоев. Возглавить вас, что ль? <…>

Алеша. Поезжай, товарищ Щоев! Проси миллион!

Щоев. Я несколько дороже этой суммы. Как, Евсей?

Евсей. Я озадачился и все обдумал: Игнат Никанорыч как наша возглавляющая надстройка должен остаться в Эсесере. Потому что Эсесер дороже всей прочей гнусной суши.

Щоев. Ты прав, Евсей!

Алеша. Ехайте оба на другой свет – вы нам дешевле всех…

Евсей. Обожди, Алеша, перегибать. Я полагаю, что мы быстро найдем подходящую идейную личность среди наших пайщиков. Пусть она поедет в фашизм и даст ему надлежащее настроенье. <…> Ложитесь пока отдыхать, Игнат Никанорыч. А завтра мы соберем пайщиков и назначим торги на лучшую идеологичность. И пошлем какой-нибудь некий элемент!

[На общем собрании членов кооператива Щоев и его актив, переодевшись в заграничную одежду Стерветсена и Серены, решают, кто из пайщиков достоин ехать на Запад.]

Евсей. Может, девчонку Мюд отослать? Щоев. И то, Евсей. Девчонка!! Ты как настроена?

Мюд. Я определенно против! Щоев. Чего – против?

Мюд. Против тебя. Ты потому что сволочь, аллилуйщик, право-левый элемент, ты замучил всю местную массу, у тебя тары нету, ты гад бедного класса – ты вот что такое!.. Алеша, мне скучно здесь, я вся плачу… Идем отсюда в социализм!

Алеша. Погоди, Мюд. Я еще зажгу в них энтузиазм! Или – потушу их навеки!

Мюд. Лучше потуши их навеки… А то я слышу по ночам, как гремят вдалеке молотки, и колеса, и еще гвозди! У меня так тогда сердце болит, Алеша, что мы с тобой не там!.. Я хочу ударничества, Алеша, и чтоб было скучно от трудности!

Кузьма. …Голосуй единогласно… Внедряй!..

Щоев. Нечего, Кузьма. Не пришли еще к мнению…

Годовалов. Игнат Никанорыч, ты Евсея Ивановича продай буржуазии – дюже дорог человек!

Евсей. Вася! Молчи, пока я тебя не переизбрал!

Первая служащая. Игнат Никанорович! Меня командируйте… Я в культэстафете была, во мне ведь давно скрывается роскошное обаяние духа – только я не говорила!.. Я безумно люблю соревнование с Европой!..

Щоев (задумчиво). Эх, женщины, женщины, – отчего вы толстые снизу, а не сверху?! Евсей, думай же что-нибудь, ради бога, – ты видишь: я томлюсь.

Евсей. А я уже выдумал, Игнат Никанорыч! Мы Кузьму отправим!

Щоев. Как, Евсей? Он же одна идея!

Евсей. А мы же и продаем, Игнат Никанорович, одну идею! Надстройка же! Пустяк над базой! А Кузьма человек твердый, выдержанный, разумный почти что!

Мюд. Пускай, Алеша, продают. Мне Кузю ничуть не жалко. Мне жалко пятилетку в четыре года.

Серена. Папа, пусть они дадут нам Алешу! Он есть надстройка!

Мюд (бросается на Серену). Ты дурочка капитализма! Алеша всю вашу Европу расстроит – вот что! Серена. Ах, я уже расстроена…

Щоев. Кузьма! Мы тебя отправляем в буржуазию как груз, а ты будешь там как идеология ихней культуры! Ты живым-то можешь быть?

Кузьма. Не могу жить!.. Ххады…

Щоев. Что с тобой?

Кузьма. Нехочу жить, а то ошибусь. хочу остаться шелез-ным.

Щоев. Печальный элемент!

Евсей. Он боится твердость потерять, Игнат Никанорович. Боится в беспочвенный энтузиазм впасть и сползти со своих убеждений в уклон. Он – разумный элемент.

Кузьма. …Боюсь скатиться с установки… Живые – рады энтузиазму и мучаются, а я сомневаюсь и покоен. Никого нету. Ххады. Один товарищ Угланов Михаил Палыч!

Щоев. Он действительно разумный элемент.