Секира и меч - Сергей Зайцев

Мстислав тихо ответил:

– Анну он убил. Но ты убил его напрасно!… Ты даже не представляешь, какая умная у него была голова… А ты эту голову – как орех!…

Глеб ответил:

– Я недавно встретил на дороге паломников. Вот они умны. А Святополк – коварная собака!

Звон мечей и яростные крики доносились из коридора. Шум этот был все ближе. Верно, Волк и Щелкун отступали все же под натиском дружины.

Искра надежды загорелась во взоре Мстислава. Он решил, видно, потянуть время, надеясь, что дружина выручит его.

Мстислав сказал:

– Ты напрасно пришел мстить мне, Глеб. Я не хотел убивать Аскольда. И я его не убивал. Это Корнил-десятник убил. Все видели…

Глеб горько усмехнулся:

– Я многих спрашивал. Никто не хотел убивать Аскольда. И Корнил говорил, что не хотел… Однако Аскольда все же убили. Не могу этого понять.

И Глеб опять поднял секиру. Мстислав просил:

– Пощади! Я князь все-таки… Я господин твой… Сверкало лезвие. Приближался шум. Мстислав косился на дверь…

– Пощади!… Аскольд был стар, он пожил. А я молод… Я даже потомства еще не оставил…

Мстислав молил о прощении и все поглядывал на дверь. Все ближе звенели и скрежетали клинки. Глаза Глеба оставались холодны.- Не убивай меня, Глеб. Старый Владимир тебе не простит…

При этих словах в трапезную вбежали, отбиваясь мечами, Волк и Щелкун. Их гнали дружинники, вооружившиеся палицами и копьями.

– Глеб! – крикнул Волк. – Мы не в силах сдержать копейщиков.

Глеб оглянулся.

Мстислав оттолкнул его и бросился к воинам:

– Дружина! Я здесь…

В два прыжка Глеб настиг его и, рванув за ворот шелковой рубахи, бросил на пол.

Мстислав упал навзничь. Он с ужасом взирал на могучего Глеба, вставшего над ним; и с надеждой глянул князь на дружину. Все больше и больше воинов прорывались в трапезную. Они теснили побратимов Глеба, они торопились…

И тут Глеб махнул секирой.

– Нет!… – вскрикнул Мстислав и глазами, полными дикого ужаса и одновременно удивления, уставился на секиру, пробившую ему грудь и рассекшую сердце.

Кровь хлынула у Мстислава ртом. Взгляд его остановился.

Воины, в отчаянии вскричав, продолжали теснить Волка и Щелкуна. И только когда дружинники увидели, что Глеб новым ударом отделил голову Мстислава от тела, они остановились и опустили оружие.

Волк и Щелкун вытерли обильный пот со лба.

Все тяжело дышали, и долго никто не мог сказать ни слова.

Наконец кто-то из воинов молвил:

– Немало пролилось сегодня крови.

Другой воин ему ответил:

– Но виновники по-прежнему невредимы.

– Ты ошибаешься, – возразил ему Глеб. – Виновные мертвы.

И он указал на тела Мстислава и Святополка. Потом Глеб наклонился, взял за волосы голову князя и бросил ее в какую-то суму, что подобрал здесь же.

Все глядели на это действо, затаив дыхание. Какая-то девица показалась в разбитом окне и, увидев обезглавленное тело князя, вскрикнула, прикрыла рот рукой; челядинки отыскали наконец лестницу…

Воины стояли стеной, исподлобья смотрели на Глеба. Дышали тяжело.

Глеб, держа в одной руке суму, а в другой – секиру, пошел прямо на дружину. Воины безмолвно расступились. Никто из них и не думал продолжать битву.

Волк и Щелкун, настороженно озираясь, готовые отразить внезапный удар, последовали за Глебом.

Тонко и жалобно заголосила в окне девица.

Глеб остановился и сказал воинам:

– Вы хорошо дрались! Мне было очень трудно. Потом втроем они спустились во двор, вывели из

конюшни трех коней и, не седлая, выехали за ворота. Один из дружинников тут сказал:

– То, что я слышал про этого Глеба, – сущая правда. Он сумасшедший. Страшный человек!…

А кто-то со знанием дела ответил:

– Он – Воин.

И они принялись убирать трупы.

Глава 20

На следующий день на рассвете Глеб, Волк и Щелкун подъехали к Чернигову.

Стражи только открыли ворота, и в город въезжали возы с лесом, камнем, веревками – в Чернигове постоянно велось при Владимире строительство, – вши мелкие торгаши, каждый со своей поклажей на плечах, купцы побогаче гнали целые обозы товаров; валил в город и разный бродячий люд – паломники, нищие, перехожие калики, погорельцы, беглые; были среди людей и наемники, ищущие себе господина.

Глеб спешился, а Волку и Щелкуну сказал в Чернигов не входить. И те отъехали в сторону, пустили коней пастись, сами же уселись под деревьями.

Стражи кое-кого обыскивали. Кто был с оружием, не пускали в город. У некоторых купцов осматривали товар; в обозах шарили между мешками – не припрятано ли что недозволенное; где-то заглядывали и в мешки.

Глеб вел коня в поводу, в свободной руке держал суму. А секира была припрятана под одеждой.

Рослый стражник с густой бородищей спросил какого-то человека:

– Что несешь?

– Медь несу. Кузнецу продать, – ответил заискивающе человек. – Часто здесь хожу. Неужели не узнал меня, Тит?

– Проходи, не задерживай! – обронил Тит, и коснулся плеча другого человека. – А ты что несешь, покажи…

– Воск несу. На продажу… А брат мой, вот, лыко несет…

С башни крикнули:

– Эй, Тит! Вон того проверь… Который коня ведет.

– Этого? – Тит издалека указал на Глеба.

– Да. Что-то рожа его мне знакома… Волк и Щелкун насторожились, встали. Глеб спокойно шел к воротам.

Тит уперся рукой ему в грудь:

– Стой, молодец. Что несешь? – и стражник кивнул на суму.

Глеб улыбнулся: – Я?

А улыбнулся Глеб так открыто и светло, так дружески, что стражник не мог не улыбнуться в ответ.

– Ты, ты, родной!… Глеб протянул ему суму:

– Здесь голова…

– Что еще за голова? – усмехнулся Тит. Глеб все еще протягивал суму:

– Голова. Усекновенная…

– Крестителя Иоанна? – пошутил Тит. Глеб кивнул:

– Для царя Ирода!…

Тит хлопнул Глеба по плечу и засмеялся:

– Веселый ты человек! Выдумчивый. Люблю таких, – и стражник указал на суму. – Масло, должно быть, несешь?..

– Масло несу, – пожал плечами Глеб.

– Проходи, родной! Не задерживай, – Тит подтолкнул Глеба к воротам, а коня его хлопнул рукой по крупу; потом повернулся к башне и крикнул: – Это хороший человек, веселый – мутить любит. С башни не ответили.

Войдя в город, Глеб опять взобрался на коня, медленно поехал по улицам. Глеб направлялся ко двору старого князя Владимира.

Копыта коня мерно постукивали о деревянную мостовую. Главная улица поднималась вверх. Там, на горе, стояли и хоромы княжеские, и красовался над Десною большой Спасский собор.