Поднебесный гром - Александр Демченко

На летно-испытательной станции собралось много народу. По коридорам слонялись как потерянные механики и контрольные мастера.

Волобуева и Суматохина Аргунов разыскал в штурманской комнате. Они хмуро и сосредоточенно дымили сигаретами.

— Что там?

— Нет больше Валеры, — еле слышно произнес Аргунов. — Клиническая смерть уже наступила.

В комнате стало очень тихо.

— Так я и знал! — в сердцах рубанул рукой Суматохин.

— Секундой бы раньше прыгнул — остался бы жив.

— Что теперь об этом, — опустил голову Аргунов. — А где Струев?

— В кабинете у Вострикова. Сви-де-тель! — мрачно процедил сквозь зубы Суматохин.

— Свидетель? Я ведь тоже все видел, — сказал Андрей.

— Да ну? Неужто действительно штопор?

Аргунов долго молчал, словно свыкаясь с горькой правдой.

— Это был плоский штопор. Сначала Валера сотворил несколько восходящих бочек, затем петельку, а в верхней точке фигуры вдруг свернулся… Самолет падал, кружась, ну точно как в замедленной съемке! Высота была что-то около трех тысяч метров. Мне сразу стало ясно: выводить бесполезно. Он, по-видимому, еще пытался отвернуть как-то в сторону… Не знаю, может, это ему и удалось, а скорее счастливая случайность. Катапультировался метрах в сорока от земли. Купол, мне показалось, наполнился…

— Обвинят пилота, — убежденно сказал Волобуев. — Как пить дать обвинят.

— Ему теперь уже все равно.

— Узрят ошибку на петле.

— Вполне возможно, — устало согласился Андрей. — Вдобавок Волчок дисциплину полета нарушил, теперь всплывет. Что ему, зоны мало было — над точкой резвиться вздумал!

— От Струева нахватался.

— А где я был? Пресечь надо было такую партизанщину. Вот до чего моя беззубость довела!

— Брось, Андрей. А мы где были? Если уж на то пошло, все мы виноваты. На наших глазах безобразия творились, а мы… А, да что там говорить!

— Кто ж знал, что Волчок сложный пилотаж вытворять вздумает? — сказал Суматохин.

— Я знал! — жестко отрубил Аргунов. — Мне бы, старому дюриту, отстранить его от полетов да взгреть как следует за самовольство, а я все с ним нянчился. Как же, думал, поймет! Понял…

— Да, рановато Валера с машиной на «ты» разговаривать стал. Вот и поплатился.

В комнату заглянул Володя Денисюк.

— Нашли самописец, — сообщил он.

— Цел? — в один голос спросили испытатели.

— А что ему — он ведь в бронеколпаке! Арестован до приезда аварийной комиссии. Нашли и летную книжку Волчка. — Денисюк повернулся к Аргунову: — Его документация в порядке?

— Конечно.

Появился Востриков — волосы, как всегда, взъерошены, галстук набок.

— Андрей Николаевич, а я тебя по всему ЛИС разыскиваю, с ног сбился! — рявкнул он прямо с порога. — Там тебя жена по телефону настойчиво добивается. Она в курсе?

— Не знаю. — Аргунов вышел.

Секретарша протянула ему трубку.

— Я слушаю…

— Наконец-то! — раздался облегченный вздох на другом конце провода. — Я чуть с ума не сошла. Услышала, что катастрофа, а с кем — не знаю.

Аргунов стиснул в руке трубку:

— Волчок…

— Тогда я побегу к Оксане…

— Не надо, — сказал Андрей. — Мы сами…

Он вернулся в штурманскую.

Товарищи сидели молчаливые, подавленные и выжидательно смотрели на него.

— Надо идти к Оксане, — сказал Аргунов.

— А что мы скажем? — вскочил Суматохин.

— Скажем все как есть.

— Ты что? Она ведь ждет ребенка.

— Ее подготовить надо, — заметил Волобуев.

— Тогда скажем, что ничего опасного. Дескать, легкая травма…

— Может, женщины это сделают лучше? — осторожно предложил Волобуев.

Суматохин презрительно фыркнул:

— Раскудахтаются, как куры!

— Мы сами поедем! — решительно подытожил разговор Аргунов. — Вы тоже с нами, Семен Иванович?

— Нет, нет, вы, пожалуйста, одни. У меня дел по горло. — Востриков поспешно вышел.

— Сходи, Жора, позови Струева.

— Струева?!

— А как же!

— Воля твоя, Андрей, но я с ним не поеду.

— И вообще, пусть он катится к чертям собачьим! — махнул рукой Сумахотин. — Это из-за него Валерка…

— Суматошный ты, Суматохин. — Андрей устало закрыл глаза.

— А ты как толстовец. Все прощаешь. Нет, я скажу! Все выложу этому чистоплюю! Я долго копил в себе! С меня хватит!

Вмешался Волобуев:

— Федя, я прошу… Сейчас не до этого.

Трое мужчин тяжело и медленно поднимались по лестнице.

— Кто там? — отозвался на звонок за дверями веселый голос.

Оксана стояла в шлепанцах, в домашнем платье и сияющими, чуть удивленными глазами смотрела на Аргунова.

— Это вы? А Валера еще не пришел.

За Аргуновым молча переступили порог Волобуев и Суматохин.

Еще совсем недавно они были в этом доме, и Валера с азартом пел:

— А я лечу, лечу, лечу…

Отлетался…

— Вы что, опять сговорились? — Оксана заглядывала за спины входивших в надежде увидеть мужа. — Вы пришли меня поздравить с днем рождения? Ну, Валерка! Ведь договорились — не раньше семи.

— Какой… день рождения? — У Аргунова пересохло в горле.

— А разве Валера не сказал? — Глаза Оксаны обиженно заморгали.

— Давай, Оксана, присядем, — тихо произнес Андрей.

Огромные испуганные глаза ее недоуменно остановились на нем.

— А где Валера?

Волобуев окаменело уставился в пол. Суматохин торопливо полез в карман за сигаретами. Страшно захотелось курить и Аргунову.

— Можно… мы покурим?

— Конечно. Но что случилось? Вы от меня что-то скрываете!

— Понимаешь, Оксана… — Андрей глубоко затянулся и закашлялся. — Проклятый дым… глаза ест. Дело в том, что Валера сейчас в больнице. У него нога…

— Какая нога? Да говорите же яснее, что с ним? — Глаза Оксаны наливались ужасом.

— Вывихнул, а машина упала… — Андрей почувствовал нелепость своих слов.

Оксана уже начинала понимать страшный смысл их прихода. Уцепившись за рукав Аргунова, она закричала:

— Нет, нет, это неправда! Это неправда! Неправда!!!

20

В больнице между тем делали все для спасения жизни летчика-испытателя.

Профессор Иван Петрович Зайцев, срочно вызванный в операционную, узловатыми, костлявыми руками без устали массировал грудную клетку распростертого на операционном столе летчика. Проходили одна за другой секунды.

На завод позвонили: нужна кровь первой группы. Вскоре в лаборатории выстроилась целая очередь — летчики, мотористы, механики, рабочие цехов.

Иван Петрович обливался потом: сестра не успевала менять тампоны. Когда капли пота заплывали в глаза, он недовольно фыркал и продолжал работать. Взмахом руки показал: «Дайте стул». К нему пододвинули больничную каталку. Он устало опустился в неудобную, с подлокотниками, каталку, седой, бледный, бледнее, пожалуй, лежащего перед ним больного. Опустился и тут же вскочил: некогда отдыхать! Он массировал остановившееся сердце. Верил: не может оно не откликнуться. Ему только нужно помочь.