Полицейский из библиотеки - Стивен Кинг

И она рассмеялась. Она сидела голая на кровати, а я лежал, поверженный, у нее в ногах, как крыса, проглотившая отравленную приманку, и слышал, как она смеется и не может остановиться. Но вот ее лицо снова стало как у насекомого. Вылез хоботок, почти такой же как рог у викинга, а глаза ушли куда-то в сторону. И тут я почувствовал, что вот-вот меня вывернет и я едва успел добежать до ее плюща, а вслед мне она смеялась и никак не могла остановиться.

Я стоял около дома и одевался, когда услышал ее голос из окна. Я не видел ее, но хорошо слышал. «Не подведи меня, Дейви,» — сказала она. «Смотри, не подведи, иначе я убью тебя. А умирать тебе придется медленной смертью.»

«Я не подведу тебя, Аделия,» — сказал я, но даже головы не повернул в ту сторону, где она выглядывала из окна спальни. Я видеть ее больше не мог. Моему терпению пришел конец. И все же… подсознательно, я хотел уйти вместе с ней даже если бы прежде надо было лишиться рассудка, и в целом я был склонен уйти с ней. Если только в ее планы не входило подставить меня, свалить на меня всю ответственность. Я бы не оставил ее в беде. Я бы ничем ее не обременил.

И вот я пошел через кукурузное поле в направлении Джанкшн Сити. Обычно эти прогулки меня немного отрезвляли, бывало пропотеешь — и похмелье не так страшно. Но в этот раз все было не так. Дважды пришлось остановиться, потому что меня выворачивало наизнанку, причем во второй раз так, что я думал этому не будет конца. Но конец наступил, однако то место в кукурузе, где я остановился, оказалось залито кровью, так что когда я вернулся в город, голова раскалывалась и двоилось в глазах. Мне казалось, что я умираю, но в голову без конца приходили слова, которые она сказала: «Делай с ней что хочешь, но только не забудь, что в конце ты должен перерезать-ей глотку.»

Я не хотел причинять Тэнси Пауэр никакой боли, но знал, что все равно этого не избежать. Не смог бы воспротивиться тому, что нужно было Аделии… и тогда буду навеки проклят. А хуже всего будет, думал я, если Аделия говорит правду, и я буду продолжать жить… жить чуть ли не вечно, но с этим бременем.

В те времена на железнодорожной станции было два товарных склада и погрузочная платформа, которой пользовались довольно редко. Я залез под нее с северной стороны второго из этих складов, чтобы поспать пару часиков. Поэтому когда я проснулся, то чувствовал себя немного лучше. Я понимал, что безнадежно пытаться помешать ее плану, поэтому отправился к дому Джона Пауэра, чтобы выследить и похитить эту малышку. Я шел прямо по центру города и ни на кого не смотрел. Меня не покидала мысль: «Я могу все сделать так быстро, что она ничего не поймет — по крайней мере это-то я могу сделать. В один миг задушу и конец.»

Дейв снова достал цветастый носовой платок и вытер лоб. Было видно, как сильно дрожала его рука.

И вот я дошел до магазина товаров для детей. Теперь его нет, а в то время сразу за этим магазином на 0'Кейн стрит снова начинался жилой район. Мне осталось пройти около четырех кварталов, и мои мысли были о том, что я подойду к дому Пауэра и увижу во дворе дома Тэнси. Она будет одна, а лес совсем рядом.

Но заглянув в витрину магазина, я оцепенел от того, что в ней увидел: груда тел убитых детей, все с открытыми глазами, выкрученными руками и перебитыми ногами. Я не удержался и вскрикнул, но тут же зажал рот рукой.

Тогда я закрыл глаза и, когда открыл их, увидел, что это всего лишь охапка кукол, которые старая миссис Сигер собирается выставить в витрине. Она увидела меня и замахала на меня одной из них, мол проваливай отсюда, пьянчуга. Но я не ушел. Я не отрываясь смотрел на этих кукол. Тогда я попытался внушить себе, что это всего лишь куклы и больше ничего; любому было ясно. Но когда я еще раз закрыл глаза, а потом снова открыл, передо мной опять были те мертвые тела. Миссис Сигер, сама того не зная, раскладывала на витрине магазина для детей целую охапку маленьких трупов. У меня возникло ощущение, что кто-то пытается таким способом передать мне информацию и, возможно, она состояла в том, что все еще не слишком поздно. Наверное, я не смог бы остановить Аделию, а может быть и смог. Но даже если бы и нет, возможно, мне удалось бы устоять и не позволить ей увлечь меня за собой в пропасть.

— Именно тогда, Сара, я первый раз стал молиться. Я молился о том, чтобы Господь дал мне мужества. Я не хотел убивать Тэнси Пауэр, более того — я хотел их всех спасти, если это было в моих силах.

Я повернул назад и прошел один квартал в сторону центра, туда, где теперь находится станция «Тексако». По дороге туда я остановился и поднял из канавы несколько камешков. Рядом со станцией стояла телефонная будка — она и теперь там стоит, насколько я помню. Я зашел в нее и только тут понял, что у меня нет ни цента. На всякий случай проверил «Возврат монет». Там оказался десятицентовик. С того самого утра, когда кто-нибудь говорит мне, что не верит в существование Бога, я вспоминаю, что я испытал, когда сунул пальцы в щель «Возврата монет» и нашел монету в десять центов.

Сначала я думал позвонить миссис Пауэр, но потом решил, что лучше позвонить шерифу. Кто-нибудь передаст сообщение Джону Пауэру, и если он был такой бдительный, каким его считала Аделия, он смог бы предпринять нужные меры. Я закрыл за собой дверь будки и отыскал нужный номер — это было еще тогда, когда в телефонной будке можно было обнаружить справочник телефонных номеров, если повезет — и перед тем, как набрать номер, я засунул в рот те камешки, что подобрал раньше.

Трубку снял сам Джон Пауэр, и теперь мне кажется, что именно поэтому не стало Петси Хэрригана и Тома Гибсона, поэтому не осталось в живых и Джона Пауэра, и поэтому не нашлось управы на Аделию. Я рассчитывал услышать диспетчера — в то время это была Ханна Веррил — я бы сказал ей все, что хотел, и она передала бы это помощнику шерифа.

И вместо этого я услышал, как жесткий, неприступный голос ответил: «Кабинет шерифа. Говорит помощник шерифа Пауэр. Чем могу служить?» — Я чуть не проглотил полный рот камней, и какое-то время не мог произнести ни одного слова.

А он говорит: «Проклятая малышня», — и я решил, что он вот-вот повесит трубку.

А я говорю: «Подождите!» Из-за этих камней я говорил так, будто у меня целый рот каши. «Пожалуйста, не вешайте трубку!»

— Кто говорит? — спросил он.

— Это не имеет значения, — отвечаю я. — Увезите из города свою дочь, если она вам дорога, или сделайте еще что-нибудь, но не подпускайте ее к библиотеке. Это серьезно. Ей угрожает опасность.

И после этого я повесил трубку. Вот так все это было. Если бы ответила Ханна, наверное, я смог сказать что-нибудь еще. Я бы назвал имена — Тэнси, Тома, Пэтси…, и Аделия тоже. Но он напугал меня. Мне казалось, что если я буду продолжать разговор, он сможет минуя расстояние, увидеть, как я стою, на другом конце провода, в этой телефонной будке, и почувствовать, что от меня несет, как от сивого мерина.