Воспоминания участника В.О.В. Часть 3 - Ясинский Анджей

У них в Таллине, они для уничтожения евреев приглашали людей даже со стороны. Тогда он служил в каком-то эстонском националистическом антисоветском формировании. Когда его пригласили расстреливать евреев, он согласился. У них в Таллине все знали, что евреев будут уничтожать. К месту расстрела людей приводили партиями. Они копали себе могилу, большую яму для всех. Потом, не поднимая людей наверх, там же в яме и расстреливали из автоматов и винтовок. Стреляли, не целясь. Кого-то убьют, а кого-то только ранят. Потом выводили новую партию и заставляли закапывать первых. Потом расстреливали и этих. Этих евреев было так много, что они уставали от стрельбы и криков. Чтобы упростить и сократить процедуру расстрела, людей просто загоняли в яму, заставляли ложиться на дно ямы рядами и потом из пулеметов и автоматов стреляли в них. Одних убивали, других только ранили, а многие были совсем живые. Их даже не добивали. Поверх первой партии расстрелянных заставляли ложиться следующую партию расстреливаемых. И так до конца, пока яма не заполнялась доверху. Закапывали всех подряд, и убитых, и раненых, и совсем живых. Когда яма была полна расстрелянными, их закапывала следующая партия, приведенных на расстрел. Верхние люди еще были живые. Они шевелились, стонали и просили, чтобы их добили. После того, когда яму закопают, она еще некоторое время дышала. Молодой эстонец с гордостью говорил, что он столько расстрелял евреев, что у него на голове не хватит волос, чтобы сосчитать. При расстреле он встретил своего друга еврея. Тот попросил:

- Чтобы я не мучился, ты стрельни мне прямо в сердце.

- Я так и сделал, - улыбаясь, сказал эстонец. Это большевики расстреливали по секрету, тайно, чтобы никто не знал об этом. Немцы уничтожали своих врагов открыто.

- Так что Катынь, это дело рук Советов, - уверенно заявил эстонец. Потом, поговорив о том, о сем, добавил: он много раз участвовал в массовых расстрелах и ни разу не видел, чтобы немцы всем стреляли в затылок. Сколько нужно для этого времени. Немцы стреляли из пулеметов. Может быть, человек двадцать-тридцать так можно убить. Но, чтобы расстрелять несколько десятков тысяч, и каждого в затылок, такого он, специалист этого дела, не слышал и не видел.

Чего они спорят? Спросили бы меня. Я бы им сразу сказал, кто это сделал. Просто перед другими хотят быть лучше. Политический капитал себе наживают. Вот так всю жизнь большие умники обманывают маленьких наивных дурачков. Сами натворят, потом прикинутся незнающими, непонимающими, спрячут концы в воду, простые, непричастные к делу люди пусть разбираются. В разгар разговора к нашей компании подошли два очень красивых немецких офицера. Новая, хорошо подогнанная форма, приятные лица производили хорошее впечатление. Тогда я подумал, вот, если бы наши русские были одеты в такую форму. Ни одна бы девка не устояла от соблазна. Да и хозяева не боялись бы пускать солдат на постой. А в нашей советской одежде девицы от солдат отворачиваются. Хозяева домов, где солдаты расквартированы, смотрят на нас с недоверием или без уважения. Нашему присутствию не радуются. Были бы мы похожи вот на этих красавцев! В это время один из подошедших, обращаясь к нам, заговорил на чистейшем русском языке. Они кого-то искали. Своего товарища. Вот так внешний вид, одежда, плохая или хорошая, создают о человеке мнение, плохое или хорошее. И так всю жизнь, во все времена и у всех народов. В природе биологический отбор предусмотрел предпочтение лучшему. Потому, когда ушли немцы и пришли русские, девушки, сравнивая ухажеров ушедших с пришедшими, с нами, с русскими, не проявляли симпатии к плохо одетым, подчас босым, полуголодным и измученным войной русским парням ухажерам. Те же, глубоко оскорбленные в своих лучших чувствах, жестоко и грубо мстили им, часто незаслуженно называя девушек немецкими подстилками или еще более откровенными оскорблениями. Конфликт создавал отрицательный образ русского человека и образ советского или же русского солдата, и не только в этом отношении, но и по многим другим причинам.

Это мое свободное отступление от темы, или возникшие мысли по ходу событий. Все это жизнь, которую определяла сложившаяся ситуация, и объективные причины, предопределявшие человеческие поступки и складывающиеся мнения. Война породила много причин, обязывающих живущих сегодня призадуматься и поразмыслить о человеческом будущем, о своем завтрашнем дне. Но под силу ли такое сделать человеку с качествами, которые в него заложила природа, которые не смогли изменить тысячелетия в его борьбе за место под солнцем. Поэтому все мирные договоры между странами, живыми людьми или государствами недолговечны. Они заключаются под влиянием эмоций сегодняшнего дня. Вскоре сегодняшняя ситуация изменится, а вместе с ней и настрой живущих людей, но уже в другое время и в других условиях, с другими интересами и потребностями. Тот, кто начинает войну, ему всегда кажется, что он силен, умен и хорошо подготовлен. Что война для него будет подобием легкой прогулки в мужской компании. Но все это многажды бывало. А разочарования от утрат сменялись на вдохновения и новые надежды на легкие победы. Забываются договора, клятвы, обещания.

И так, едва я успел прижиться в Конотопе и найти товарищей по духу, как снова многих раненых погрузили в эшелон и повезли еще куда-то. Вскоре поезд привез нас в Минск. В Минске госпиталь находился в нескольких кирпичных зданиях напротив знаменитого Минского театра балета. До войны его часто печатали на почтовых открытках. Город был сильно разрушен. Целые кварталы лежали в развалинах. Но это красивое здание стояло во всей своей красе и я, глядя в окно, часто любовался им. Рассказывали, одни с радостью, другие со злобой, как минские партизаны в какой-то немецкий праздник или по какому-то другому случаю взорвали под полом мину. В здании собралось много немецких офицеров на празднество. Было много убитых и раненых. Но само здание внешне не пострадало. Местные минчане говорили, что немцы город взяли быстро, на пятый день войны. Но победить его не смогли. Минск лежал в развалинах, но его руины стреляли. Этим многие минчане гордились.

Минский военный госпиталь был довольно большим. Там были здания отдельно для солдат, и отдельно для офицеров. Однажды мне пришлось побывать в палатах, где лечились офицеры. Все увиденное говорило о том, что немецкие офицеры находились в привилегированном положении. Я был удивлен и поражен увиденным. Чистота беспримерная. Никакой тесноты или скученности. Палаты на 1-2 человека. Ковры, зеркала, цветы. В каждой палате радио. На кроватях шелковые одеяла. На самих офицерах красивые пижамы. Питание было по заказу раненого. Мы, советские люди, у себя дома при советах, даже мечтать не могли о подобном. Не могли мечтать еще и потому, что не знали, что так может быть в действительности где-то. Наши русские смотрели на это с удивлением и некоторые говорили: