Союз нерушимый... - Юрий Силоч

Отчаявшись найти что-нибудь, я решил прибегнуть к моему любимому средству — работе с осведомителями — и, залогинившись в одном из мессенджеров, я с удивлением обнаружил, что меня ожидает письмо со скрытого адреса.

«Дорогой друг!» — гласила первая строка.

«Ты совсем пропал, не звонишь, не пишешь. Телефон отключен, письма не доходят. Не бросай меня, между нами так много было, я заслуживаю хотя бы последнего слова!

А если серьёзно, то это письмо с просьбой помочь. Я в глубокой заднице, имя которой «Завод Лебедева». Если ты окажешь мне любезность, заявишься сюда весь в белом, то обещаю поделиться очень вкусной и питательной информацией. Уверен, тебе понравится.

Целую,

Барон Унгерн».

В приложении находился увесистый графический файл, открыв который я подпрыгнул на месте. В воздухе передо мной медленно разворачивалась очень точная трёхмерная карта административного корпуса «Лебедей».

Вскочив и заложив руки за спину, я зашагал по комнате.

В голове сразу же закрутился смерч догадок, предположений и предчувствий, которым я не мешал — пусть вертятся, пусть пытаются перекричать друг друга. Подсознание само сделает всю работу и предоставит необходимые выкладки.

Каблуки стучали, я ходил, как на параде, до тех пор, пока в стену кто-то не постучал. Опомнившись, я снова уселся на жалобно скрипнувшую кровать. Ловушка? Возможно. Но что мешало Унгерну угробить меня раньше? Например, заминировать машину или сделать так, чтобы у неё отказали тормоза как раз после того, как я обстрелял Контору? Или вообще не вытаскивать меня оттуда?

Или это был не Унгерн?

«Чёрт!»

Слишком уж гладенько всё получается: я ищу Унгерна, но нахожу данные, свидетельствующие об огромном коррупционном скандале, и тут же засранца-хакера предоставляют мне на блюдечке с голубой каёмочкой, несмотря на то, что он мне теперь не так уж и нужен.

«Неувязки, сплошные неувязки…» И всё-таки Унгерн сделал предложение, от которого я просто не мог отказаться: информация требовалась как воздух. Без неё я натурально задыхался.

В стену снова постучали, и я обнаружил, что с силой болтаю ногой, ударяя каблуком о пол. Внутри меня вспыхнула ярость — и я стукнул в ответ, лишь за долю секунды взяв себя в руки и не ударив в полную силу. С потолка посыпалась белая пыль и паутина, показалось, что вздрогнул весь старый барак.

Нет уж, без меня. Даже так, с планом и приглашением, лезть на завод в одиночку было слишком опасно.

Я подошёл к окну и, глядя на улицу сквозь грязное стекло, сбросил стандартное спам-письмо на один из секретных ящиков Палыча. Потом, прождав почти полчаса, продублировал послание на все адреса, которые были мне известны, но ответа так и не дождался. Тишина. Обычно на подобные засекреченные приглашения пообщаться шеф отзывался очень быстро, но сейчас он либо был чем-то очень занят, либо… Либо не хотел связываться с преданным анафеме бывшим сотрудником.

Стиснув зубы в попытке сдержать рвущиеся наружу ругательства, я пробарабанил пальцами по шершавому пыльному подоконнику. Чёрт бы побрал все эти подковёрные игры! Шкура у меня, к сожалению, в наличии всего одна, поэтому ужасно не хотелось подвергать её опасности. Но делать нечего: я мог упустить Унгерна, который сейчас был уникальным шансом получить информацию. А это означало провал расследования и потерю шанса на реабилитацию…

Складывалась самая неприятная ситуация из возможных: когда единственный разумный ход во всей партии был спровоцирован и наверняка заранее просчитан противником, в то время, как его намерения оставались для меня загадкой.

21

Снова общественный транспорт, снова давка, ругань, запахи пота, чеснока, кислого пива и грязной одежды. Я уже привык передвигаться так — без личного автомобиля. Было страшновато выронить обрез или пистолет, однако плащ скрывал самодельную перевязь, которую я сшил сам из кожаных обрезков, купленных в сапожной мастерской у метро. Да, коряво, да, немного натирает, зато не приходится нести оружие, например, в штанине или в сапоге, как я собирался раньше. Это, безусловно, очень брутально, но не совсем удобно.

Вокруг «Лебедей» я кружил почти до полуночи и впал в отчаяние.

Вооружённая до зубов охрана, набитые электроникой и оттого практически разумные собаки, машины, куча технических средств контроля. И против всего этого — простуженный старый мужик с пистолетом и обрезом. Негусто. Поразмыслив, я пришёл к выводу, что, как и у любой крепости, единственным слабым местом завода были ворота. Они, разумеется, тоже охранялись, но можно было сесть на хвост какой-нибудь фуре из целой вереницы, ожидавшей своей очереди на досмотр. Быстро сбегав в магазин неподалёку, я вернулся с брикетиком чёрного перца и принялся высматривать такси до завода.

К воротам вёл длинный тесный «коридор», зажатый между двумя подпиравшими небеса бетонными стенами завода. Сверху светили гроздья прожекторов, и в их безжалостных лучах окружающее пространство выглядело голым и беззащитным.

Я присмотрел фуру, стоявшую в темноте, позади всей вереницы. К ней я подкрался незаметно и, стараясь не попадать в поле зрения зеркал и камер, посыпал, и натёр перцем кое-какие её металлические части. Этим же перцем я вымазался сам, отчего в носу засвербело, и я несколько раз беззвучно вздрагивал, чихая.

Ворота открылись, очередь двинулась вперёд, а я уже висел вниз головой, прицепившись к фуре, чувствовал, как приливает кровь к голове и ужасно хочется чихать. Вереница ползла жутко медленно, лай собак и голоса охранников постепенно становились всё ближе. Грязь под машиной блестела в свете фонарей, как звёздное небо, рухнувшее на землю. Фура дёргалась, от ледяного металла ладони уже давно окоченели, я боялся, что ещё совсем немного — и сорвусь к чёртовой матери прямо под колёса, пустив коту под хвост весь хитрый план.

Грузовик въехал в ворота и остановился в небольшом «отстойнике» — тесном бетонном загоне. Я рассмотрел ноги охранников: пятеро типов в чёрных галифе и грязных кирзовых сапогах. Рядом смирно сидели две огромные овчарки, у которых часть головы была металлической, отчего складывалось впечатление, будто они носили каски. Глаза светились красным — зрелище не для слабонервных — инфернальное.

«Немцы в касках», — подумал я, но мысль не показалась такой уж забавной.

Сжаться, стать как можно меньше, не дышать, не думать…

Охранники о чём-то говорили — я не слышал их из-за рычания двигателя. Они подвели собак, те принялись принюхиваться, заставив меня внутренне содрогнуться и стиснуть занемевшие пальцы, едва не оставляя вмятины в сыром холодном металле. Не паниковать, не паниковать, спокойно…

Этот момент въелся в память, как статичное изображение на плазменном телевизоре.

Запах псины, выхлопов и ядрёного сапожного крема, тарахтение двигателя, сквозь которое пробиваются короткие фразы охраны, отказывающие пальцы, кровь, стучащая в висках, красные глаза и чёрные носы, вдыхающие грязный воздух…

Овчарка громко фыркнула, и спустя полсекунды вторая псина повторила за ней. Охранники громко засмеялись.

— Не нравится, да? — рука потрепала одну из собак по холке. Та подняла голову и возмущённо гавкнула.

— Проезжай!

Заскрипели ворота отстойника, машина дёрнулась, из-за чего я едва не сорвался, и проехала на территорию. «Проехала на территорию», — я катал эти слова на языке, и они были невообразимо вкусными. Душа пела от того, что моя безумная затея увенчалась успехом.

Машина двигалась неторопливо, поэтому прыгать было не страшно: требовалось лишь присмотреть местечко потемнее и разжать задубевшие пальцы. Вязкая холодная грязь смягчила падение, и я тут же откатился и быстро огляделся по сторонам.

Чисто. Небольшой пустырь, заваленный старыми танковыми корпусами. Они громоздились тут и там, как скелеты драконов — ржавые, без люков, со срезанными катками, снятыми башнями и рваными ранами пробоин в корпусе. Многие почернели от гари и копоти, но встречались и вполне приличные экземпляры, на которых, что называется, муха не сидела.

Корпуса образовывали настоящие завалы, в темноте похожие на горные хребты — мрачные, массивные, угловатые. Позади меня послышался звук двигателя приближавшейся фуры, поэтому я со всей возможной поспешностью нырнул к ближайшему остову и затаился внутри, в просторном, но чертовски холодном корпусе самоходной артиллерийской установки.

В первые же минуты я ужасно продрог и сидел, обхватив себя руками, мелко подрагивая выдыхая воздух под одежду, чтобы хоть как-то согреться. Грязная и мокрая спина мёрзла сильнее всего, и оставалось лишь надеяться, что порошок из аптечки депутата не даст мне умереть от температуры хотя бы в ближайшее время.

Я проторчал в железном гробу почти час, пока фуры сновали туда-сюда, оглашая окрестности басовитым рыком. Их фары то и дело скользили по тёмно-зелёной бронированной стене моего убежища. Лишь убедившись, что заезд на сегодня окончен, я осмелился высунуть голову и оглядеться.