(Не)естественный отбор (СИ) - Бутырская Наталья

Крис прыгнула в машину и резко дала по газам, оставив на асфальте черные следы от шин. Я в недоумении повернулся к Насте:

– Так что произошло?

Настя тяжело вздохнула:

– Натаниэль прочитал лекцию на тему сравнительного анализа эльфов и оборотней. Он два часа смотрел только на Крис и говорил, говорил, говорил. Меня к концу уже тошнило от его «А теперь давайте посмотрим на…»

– Чего он добивался?

– Мне кажется, что он хотел вывести Крис из себя. Если бы она кинулась на него с кулаками, то он бы смог получить официальный запрет на посторонних во время занятий. Вот только, – и Настя улыбнулась, – лекцию он сочинял в расчете на тебя, а пришла Крис.

– Значит, теперь у него ничего не выйдет. Уверен, что к завтрашнему дню Крис тоже подготовится и порвет его вчистую. Не зря же она на юридическом учится!

– Я не сомневаюсь, что она справится, – Настя выглядела уставшей, щеки впали, под глазами были темные круги.

– Ты сама-то как? Страшно было?

– Самое ужасное, что я не ненавижу Натаниэля. Смотрю на него, знаю, что он пытался сделать со мной, но не могу ненавидеть. Наверное, потому что он сам не видит ничего плохого в своем поступке. Он всего лишь хотел защитить эльфят.

– Ценой твоей жизни!

– Знаешь, я словно могу читать его мысли. «Что такое одна человеческая жизнь против двадцати эльфов? Человек – мимолетное создание, маложивущее. Человек должен быть счастлив, что после его смерти о нем будут помнить веками другие, более совершенные существа». Как-то так. И в чем-то я с ним согласна.

– А, может быть, все это вранье, – неожиданно выпалил я.

– Что именно? – заинтересовалась Настя, впервые за время разговора посмотрев мне в глаза.

– Есть теория, что эльфы не настолько уж и долгоживущие, как мы думаем.

– Думаешь, они врут про свой возраст?

– Не совсем. Но, кстати, возможно, что и это тоже. Как давно стали проводить регулярную перепись населения? За последние сто лет менялись формы документов, терялись архивы, да что говорить, даже политическая карта мира перекраивалась несколько раз. Кто мог помешать какому-нибудь эльфу, рожденному в конце девятнадцатого века, прибавить себе пару-тройку лишних столетий? Особенно если он учился на дому, в учебных заведениях не мелькал, а записи о рождении легко могли за это время затеряться.

– Но мы же видим, с какой скоростью растут эльфийские дети! – возразила Настя.

– А когда эльф становится взрослым, то разницу в сто лет внешне никак не разглядеть. Никто не отрицает, что они живут дольше, чем люди. Но вот насколько дольше?

– Есть же ученые, они, наверное, исследовали эту тему. Врачи, физиологи, биологи…

– Ну да. Наверное. Только вот оборотни изучены вдоль и поперек, по людям также было множество исследований, а вот эльфы до сих пор во многом остаются загадкой. Своих умерших они испокон веков сжигают, только у них сохранилась традиция лечиться у семейного доктора, конечно же, эльфа, да и добровольцев отдать свои тела на опыты у них нет.

– Ты же знаешь, Красная неделя, почти удавшийся геноцид целой расы. Они еле выжили и после этого создали довольно замкнутое сообщество.

Я усмехнулся:

– Ах, ну да, как я мог забыть! За всю историю существования цивилизации эльфов убивали аж целых семь дней. А как насчет пары тысячелетий вырезания оборотней? Клеймения их? Использование их в качестве домашнего скота или как материала для опытов? Содержание в гетто?

Настя отвернулась:

– Я не защищаю их. Но и осуждать не могу.

– Извини, я зря вспылил, – опомнился я. Но Настя уже замкнулась в себе и отказалась продолжать разговор.

На следующий день позвонил Сергей, лейтенант из участка, и сообщил, что Дэна Случайного выпускают сразу после обеда, и я сорвался с места. Благодаря заступничеству Лея его отпустили без дела и даже без оповещения его места работы, но я должен был знать причины его неадекватного поведения.

Я только успел устроиться неподалеку от входа в участок, как оттуда вышел худой невысокий мужчина-оборотень. Некогда модная стрижка нынче представляла собой копну вразнобой торчащих волос, между бровями пролегла глубокая морщина, ученый поминутно перекидывал потертый кожаный дипломат из одной руки в другую и не торопился уходить. Он словно кого-то ждал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Наконец, он углядел меня и, оглядываясь по сторонам, направился в мою сторону.

– Вы, наверное, друг Лея? – неуверенно спросил он. Высокий для мужчины голос слегка подрагивал.

– Верно. А вы – Дэн? – я не ожидал, что он первым обратится ко мне.

– Да, – засуетился мужчина, торопливо перекладывая дипломат в левую руку и протягивая мне правую. – Рад познакомиться. Я, знаете, так и думал, что вы придете. Надеялся.

До этого я не встречал оборотней-ученых. Знал, что они есть, но лично не был знаком, и данный экземпляр не особо обнадеживал.

– Мне нужно поговорить с вами, – продолжал он. – Насчет Лея, да и не только. Мальчик, кажется, вам доверяет, и если вы скажете ему, то он вас послушает.

– Не уверен, что дело обстоит именно так. Мы с ним виделись всего два раза, и второй был лишь вчера. Так что вы знакомы с ним ближе.

– Так-то оно так, но знакомство наше с Леем началось не так, как хотелось бы, – замялся Дэн.

– Да. Пожалуй, похищение и удержание взаперти не способствуют установлению дружеских отношений.

– Все так, все так. Но и вы поймите, я не мог рисковать. Если бы он отказался, то потом мне было бы сложнее его заполучить, – Дэн нервно провел рукой по волосам, откидывая непослушные пряди назад.

– Дэн, думаю, вам стоит рассказать мне все с самого начала, так как сейчас я ни черта не понимаю.

– Согласен. Если не возражаете, то мы могли бы пойти ко мне домой, там у меня есть материалы, книги, фотографии…

– Залитые полы, – не удержался я.

– И это тоже, – погрустнел Дэн. – Надеюсь, влага не добралась до компьютера. Там у меня все данные по исследованию, собранные за десять лет работы.

Мы направились к дому Дэна. Он не был похож на маньяка или психа, просто усталый мужчина, совершивший ошибку.

В квартире было влажно и сыро. Ламинат в коридоре пошел волнами и жутко скрипел при надавливании, обои снизу отошли от стен и покрылись бесформенными пузырями. Дэн, не разуваясь, бросился в левую комнаты, и до меня донеслись его причитания, я же направился направо, в ту комнату, где держали Лея. Толстая тяжелая дверь болталась на одной петле, перекосившись, нижний угол уперся в пол и не давал открыть проход. Мне пришлось поднатужиться, приподнять ее, и только после этого я смог войти.

Внутри было сухо, высокий порог не пропустил воду, комната оказалась меньше, чем я представлял. Постучав по стене, я понял, что ученый озаботился ее обшить ГВЛ, видимо, закрывая звукоизоляционный материал. Окна, как и говорил лейтенант, были зарешечены изнутри, и открыть их нельзя было без снятия замка с решетки. Батареи, видимо, также ушли за обшивку.

При большом желании можно было попробовать распилить решетку, раздолбать стены, отколупать изоляцию и достучаться до соседей, но умный эльфеныш, поняв, что прямой угрозы для жизни и здоровья нет, решил действовать более надежно и продуманно.

– Почти ничего не пострадало, – раздался радостный голос Дэна, – Стан, подойдите, пожалуйста, сюда.

После увиденного я заходил в другую комнату с опаской, мало ли, что у него сдвинулось в голове. Может, он не только на эльфенышей охотится? Но ученый стоял к проходу спиной, перекладывая книги из одной стопки в другую. Вместо обычного компьютерного стола у него был огромный обеденный стол, человек на двенадцать, весь заваленный фотографиями, книгами, распечатками, в углу из вороха бумаг скромно выглядывал ноутбук, одна стена была занята картой Европы, усеянной миниатюрными значками. От каждого такого значка отходила нить за пределы карты, и к другому концу нити прикреплялась табличка.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я посмотрел на одну из них, там было сказано «Кведлинбург, р. 14.07.1989 г, к.э. дат. нач.1714 г, в.114л». На прочих табличках текст выглядел аналогично, первое слово, очевидно, название места, откуда идет нить, хотя я раньше не слышал такого города, а вот последующие цифры с датами были мне непонятны.