Кремль 2222. Арбат - Максим Хорсун

Несмотря на повреждения, несмотря на огонь и бьющие во все стороны снопы искр, внутри корпуса Одинокого Ходока что-то продолжало работать. Двигались плунжеры, взвизгивали сервоприводы. Пылающая груда металлолома ворочалась, словно пыталась сбить огонь.

Порыв ветра сдул дым в сторону Арбатских Ворот; и тогда сквозь прореху в броне Лан увидел заключенный в контейнер из стекла и металла живой мозг биоробота. Встроенные в контейнер охладители продолжали работать; работала также система жизнеобеспечения, продлевая агонию плоти. Мозг бойца, по задумке разработчиков серии «А», даже при разрушении основных систем «Маунтина», должен был выйти из строя в последнюю очередь.

Лан встал, подобрал бандитский револьвер. Взвел курок и, прищурив глаз, пуля за пулей выпустил в контейнер весь барабан. Но коробочка оказалась крепкой – даже стеклянная ее часть. Часть зарядов ушла гулять по Воздвиженке рикошетами, а часть не нанесла видимого ущерба.

Тогда Лан обошел био, склонился над Марой. Девушка как будто почувствовала его приближение и приоткрыла глаза.

– Он мертв? – в мерцающих зеленоватым светом глазах читался испуг; наверное, нелегко ей далось соприкосновение с ущербным разумом биоробота-зомби.

– Нет, но скоро будет. – Лан спиной ощущал жар, исходящий от беспомощно шевелящейся груды металла; словно от кузнечного горна, нет – словно от полусотни раскаленных добела горнов. – А ты как?

– Помоги встать! – она протянула Лану руку. – Что с Титаном?

Лан оглянулся: клубы дыма заволокли улицу, но иногда в их разрывах угадывался намек на движение. Вроде бы боролись, катаясь по асфальту, два человека. Что еще за шапочные разборки?.. Но потом до Лана дошло, что это Титан пытается отодрать от себя манипулятор Одинокого Ходока. Вот уж в натуре – мертвая хватка.

Он поспешил на помощь чемпиону, но тот в последние секунды справился сам и зашвырнул сломанную металлическую клешню в огонь. Киборг был с головы до ног испачкан в белесой крови, со стороны могло показаться, будто его облили турьим молоком.

– Как я его, а? – Киборг попытался улыбнуться, но лицевые мышцы не слушались; то, что в итоге получилось, было больше похоже на тик. К тому же с зубов Титана слезла эмаль, и теперь они все до единого сияли танталом. Выглядело это не очень приятно, но Лану было не до таких мелочей. Он улыбнулся в ответ и похлопал в ладоши. По выражению глаз старого битого-перебитого чемпиона было видно, что такая похвала ему по душе.

– Сюда идет человек, – сообщила Мара, выглядывая кого-то среди развалин.

Лан навел револьвер на силуэт, проявившийся сквозь дымовую завесу: побоку, что патронов нет, – незнакомец ведь об этом не знает. Титан поднял с асфальта чью-то секиру. И Лан, и киборг одновременно вздохнули: они были сыты боем. Но каждая секунда жизни на этих улицах – и есть сражение. Никуда от этого не деться, если не хочешь оказаться еще одним телом в придорожной канаве.

– Он не опасен, – сказала Мара.

– Ваши благородия… – послышался хнычущий голос. – Это я – Грыжа! Не погубите!

Титан бросил секиру на дорогу и сплюнул.

– Нельзя мне возвращаться к Профессору, – простонал Грыжа, он уже был рядом: широкая рожа – в копоти, слезящиеся глаза пылают, но ни одной царапины. Поглядывая снизу вверх на гладиаторов, он быстро сложил к их ногам свое оружие: дробовик, револьвер и пару ножей. – Я всегда был вашим большим поклонником… – угодливо проговорил человек Профессора. – Всех трех. Для меня, ваши милости, было бы честью присоединиться к вам и служить в качестве денщика или оруженосца. Госпожа Мара! Подтвердите, что говорю я истинную правду!

Мара развела руками:

– Поддакивать тебе я не собираюсь.

Титан со скрипом согнулся, поднял дробовик и вручил его Грыже.

– Если я захочу тебя убить, ты не успеешь даже испугаться, – честно предупредил перебежчика киборг.

– Ваше благородие!.. – на грязном лице Грыжи сверкнула улыбка.

Чемпион положил руки на плечи Лану и Маре.

– Я не могу странствовать по Москве в таком немощном виде, рыбы засмеют, – сказал он. – Я должен вернуться к своим, там меня, наверное, подлатают. Этот, – кивок в сторону Грыжи, – станет моим костылем. Ну, а вы… – Титан посмотрел на Троицкую башню. – До Кремля осталось полкилометра, как-нибудь без меня осилите. Дальше начинается только ваша история.

Лан и Мара молчали. Каждый знал, что их дороги, в конце концов, разойдутся. Но понимание не делало светлую грусть в сердцах менее щемящей.

– Было весело, – добавил Титан.

– Мы еще встретимся? – спросил Лан, хотя, возможно, этот вопрос был бессмысленный.

– Наверняка, – ответил с оптимизмом Титан.

– Слушай… Ты когда-нибудь убивал на Арене дружинников? – задал он второй не совсем уместный вопрос. Просто давно хотелось уточнить – на всякий случай.

– Никогда. – Киборг мотнул головой и отступил. – Дружинники в плен не сдаются. А если их и удается каким-то образом вырубить и заковать в цепи, то рабы из них очень невыгодные: вечно что-нибудь выкинут. Взять, к примеру, тебя – такой шухер устроил. Профессор наверняка за сердце хватается, подсчитывая убытки.

Лан посмотрел туда, где, по его мнению, находилась Новоарбатовка. На Арене продолжается бесконечное шоу, пляшут полуголые девицы, барабанщики выбивают дикарские ритмы, гладиаторы – люди и мутанты – рубят друг друга на потеху пьяной толпе, Профессор перебрасывает кости карманных счетов.

Да и черт с ними… Главное – это Кремль. Выжить, доставить лекарства, помочь общине. А порядок в Москве они наведут позднее. Но наведут обязательно, ибо кто, если не они?

Лан и Мара смотрели на крепостную стену с противоположного берега Неглинки. Оба бывших гладиатора сутулились под тяжестью поклажи: вещмешков и сумок с медикаментами.

Через бойницы на них в ответ глядели дружинники и стрельцы. Там – фузеи, тут – пушки, Кремль, как всегда, настороженно принимал пришельцев из разрушенных городских кварталов.

– Я – Лан, сын Крива, брат Светозара!

Ответом на его слова была тишина. Воины чего-то ждали. Может, за этими стенами он успел прослыть предателем и дезертиром? Грабителем, прикарманившим кремлевское золото и сбежавшим восвояси? Людская молва иногда хуже радиации.

– Мы доставили лекарства! По заданию Князя!

Молчание стало почти осязаемым. Тишина нависла над Неглинкой тяжелым гранитным сводом.

Чего они ждут? Принимают решение? Пытаются узнать в нем – увешанном драными мешками, грязном и окровавленном, с «Ремингтоном» на ремне – немногословного пахаря из теплиц?

Лан оглянулся. Дым по-прежнему стелился над Воздвиженкой. Возле развороченного корпуса Одинокого Ходока угадывалось движение. Титан и Грыжа уже должны были уйти, значит, пожаловали падальщики. Того и гляди ударят в спину.

– А кто это с тобой? – подали, наконец, голос со стены. – Вроде барышня?

– Она – мой друг! – крикнул Лан. – Мы бежали из плена! Мы выполнили задание Князя!

И снова воцарилась тишина. Воины на стене были неподвижны, ветер гнал по темной воде Неглинки рябь, солнце то выходило из-за туч, то скрывалось снова.

– Ну, проходите к Спасским, – проговорил кто-то обыденным, даже скучающим тоном. – Или ждете, что мы паромную переправу наведем?

Лан тронул Мару за локоть.

– Видишь, я же говорил, что все будет хорошо.

– Вижу, – ответила Мара, способная, как никто другой, прочувствовать все переживания Лана.

Они двинулись вдоль Неглинки. В развалинах ошивалась пара нео, но Мара отвела им глаза, подсунув простецкую иллюзию. Лан с каждым шагом ощущал все нарастающее беспокойство: в Кремле было тихо. И, скорее всего, это никак не было связано с нежданным появлением двух оборванцев. Не стучали молоты кузнецов, не гремели тренировочные мечи, не работали на стене мастеровые, восстанавливая поврежденные во время осады зубцы.

– Все будет в порядке, – сказала вдруг Мара.

– Что там? – спросил Лан, останавливаясь.

– Ничего такого, с чем бы ты не справился. – Мара сняла с себя мешок и сумки. – Тебя встретят друзья… – Она оглянулась, бросила долгий взгляд на заросшие травой и кустарниками развалины, на улицы, расходящиеся от сердца Москвы веером опасных и не всегда проходимых путей.

– Мара?

Она что-то задумала. Не нужно было уметь читать мысли, чтобы понять это.

– Я должна вернуться в Одинцово, – сказала Мара, глядя в сторону. – Когда-то меня изгнали, словно прокаженную, а сестренку забрали в общинный дом. Когда-то я сдалась, когда-то решила, что жизнь моя не имеет смысла. – Она повернулась к Лану, и в ее глазах вспыхнуло зеленое пламя. – Но встретившись с тобой, я поняла, что сдаваться нельзя. Ты показал, как нужно стремиться к цели, невзирая ни на что, не жалея себя. Я вернусь и заберу Сияну, потому что она – моя семья, моя община, а потом… – Мара посмотрела на стену крепости, – постараюсь привести ее сюда. И я надеюсь, что ты нас встретишь.