Окруженец. Затерянный в 1941-м - Вадим Мельнюшкин

– Никак нет, товарищ командир, старшина приказал. Сказал сопроводить до места назначения и сдать по месту прибытия.

– Кому?

– Да кто возьмет, тому и сдать. А ничего так смотритесь, настоящий фашист.

– За козла ответишь. Ладно, раз приехали, слушайте задачу. То, что под жандармов нарядились, – это правильно, но поедем не вместе – вы впереди, метрах в двухстах-трехстах. Таким макаром движемся в сторону Полоцка, не доезжая десяти километров, проводим операцию, порядок действий доведу на месте. «ТТ» взяли? Пусть пока у вас будет. Задача ясна?

– Да, – ишь ты, Тихвинский решил слово взять. – Какие наши действия, в случае если вас остановят?

– Наблюдать. Действовать только в крайнем случае – если я не смогу отбазариться на дороге, то в городе мне вообще не светит. Еще вопросы? Тогда двинули.

Легковой автомобиль, явно не немецкого производства, выскочил из-за поворота, как черт из табакерки, у Отто была такая игрушка в детстве, и помчался в сторону поста, со скоростью, явно превышающей сотню километров в час. Сильно превышающей.

«Он что, собирается шлагбаум таранить? – подумал Отто, сдергивая с плеча карабин и вставая на колено. – Фиг его так остановишь, говорил же Хоппу, что пулемет надо ставить, а тому лишь бы поржать. Еще обещал на фронт отправить, если не настрелялся. Думпкопф!»

К счастью, стрелять не пришлось – автомобиль начал тормозить еще метрах в пятидесяти от поста и встал, не доезжая десяти метров до шлагбаума. Здесь уже стало видно, что с левой стороны не осталось целых стекол, а бело-красное пятно в салоне оказалось неумело забинтованной головой человека. Дверца распахнулась, и на дорогу почти вывалился лейтенант, которому и принадлежал этот ком пропитанных красным бинтов, из коего лихорадочно блестели полузалитые кровью глаза.

– Господин лейтенант, вы ранены?

Отто метнулся к офицеру и поддержал его тяжелое и какое-то мягкое, что ли, тело. Только тут, разглядев вблизи, шитье погона, он понял, что несколько перепутал – офицер оказался цугфюрером, но это мало что меняло для солдата доблестного Вермахта. В конце концов он тоже был в каком-то роде тыловой крысой, только не имеющей волосатой лапы, в возможности которой входит и выдача подобных погон.

– Стеклом лицо посекло, – раздалось бормотание из-под повязки. – Не смог нормально перевязаться, крови много…

Мундир раненого и правда был обильно залит кровью, особенно воротник и верхняя часть груди.

– Сейчас я постараюсь сделать нормальную повязку, господин цугфюрер. – Отто оглянулся на стоящего столбом напарника: – Фриц, чего встал, как осел, давай бинт! Да шевелись ты!

Повязка была наложена отвратительно, ну а что можно ожидать от человека, самостоятельно перебинтовывающего собственную изрезанную стеклом голову? Зондерфюрер скорее сделал себе еще хуже, потеряв время. Лучше бы ехал сразу к ближайшему посту, глядишь, и меньше крови потерял бы, получив помощь раньше, а не сооружая этот идиотский колпак, который ничем ему не помогал. На лице было не меньше десятка неглубоких, но отчаянно кровоточащих ран, а еще несколько скрывались в волосах. Отто понадобилось не больше трех минут, чтобы наложить нормальную повязку, да и то половина времени ушла на избавление от произведения Безумного Шляпника.

– Фриц, свяжись с караульным помещением, пусть они срочно позвонят в комендатуру или госпиталь. Пусть звонят и туда, и туда. Срочно нужна помощь для раненого офицера.

Удачный сегодня, однако, день. Можно получить что-нибудь и посущественнее благодарности.

Вроде неплохо все прошло. Самое тонкое место в моем плане – это количество стекляшек, которое я якобы мордой словил. Когда стекло боковое прострелил да увидел, как то осыпалось, понял, что объяснить массовый порез рожи будет сложно. Одна надежда, что врач не поймет, а расследовать данный инцидент серьезно не станут, иначе погорю. Накрайняк скажу: не помню. Типа стрельба, грохот, боль, искры из глаз, в общем хорошо, что не загорелось. Обойму расстрелял, на мой взгляд, удачненько – стекла с левой стороны побил, крышу подырявил, будто стреляли снизу вверх, то есть из положения лежа, одна пуля должна в спинке сиденья застрять. Вроде, если со стороны посмотреть, должна получиться хорошая тупая засада, с везучей мишенью в моем лице.

«Авант» остался на въездном в город КПП, а мою тушку погрузили в какой-то фургон, украшенный красным крестом, и повезли в больничку. Надеюсь, вещи не растащат, обер-вахмистр из комеданчей клялся, что все будет в полной сохранности. Но в портфель с бумагами и грошами я вцепился как клещ, вот он рядышком лежит. Надеюсь, не переиграл.

По приезду в госпиталь кровотечение полностью остановилось, а физиономия, судя по тому, что зуд, сопровождающий перестройку тканей, почти прекратился, стала близка фотографии в удостоверении.

– Не волнуйтесь так, цугфюрер, ничего страшного не произошло, – пожилой обер-арцт обработал мои порезы какой-то вонючей мазью, залил сверху субстанцией, похожей на клей, но повязку накладывать сам не стал, вызвал санитара. – Поверьте старику, вам здорово повезло, в моей практике был подобный случай, так там человек лишился глаза. И это при том, что ран было много меньше, чем у вас. Ваши же царапины заживут быстро, от некоторых даже шрамов почти не останется. Крови вы потеряли, конечно, немало, но в ваши годы это не проблема, здоровее будете, хотя, если следующий раз захотите поработать донором, лучше сдайте кровь для солдат Рейха. Шучу.

– Вообще-то я здорово перепугался, господин доктор, столько крови.

– При любых ранениях в голову, даже слабых, кровотечение может быть очень сильным, такова уж природа кровеносной системы, здесь очень много мелких сосудов. Как вы себя чувствуете сейчас?

– Больно.

– А вы что хотели, молодой человек, чтобы щекотно было? Ладно, держите, – врач достал из стола пузырек темного стекла. – Постарайтесь потерпеть, но если не сможете, примите таблетку. Только не пейте сразу много и вообще старайтесь не злоупотреблять, привычка к этому зелью ничего хорошего не даст. С тяжелыми ранами никуда не деться, но в вашем случае лучше воздержаться.

– Это опиум?

– Нет, конечно, петидин. Опиум только в инъекциях. А у этого не такое сильное привыкание, но все равно гадость. Запомните, это на крайний случай.

– А зачем тогда так много? – Не то чтобы я был против, такой препарат пригодится, но надо расставить точки и убрать непонятки, безобидные сегодня, они могут стать завтрашними проблемами.

– Берите, пригодится. Не нравится мне, как развивается ситуация, если сразу после разгрома и отступления противника попадание в госпиталь раненых не на фронте – это норма, все же какие-то стычки с прорывающимися частями и одиночками происходят, то примерно через неделю это сходит на нет. По крайней мере в Польше и Франции было так.