Выбраковка. Ночной смотрящий - Олег Дивов

– Нет! Я не позволю! – В голосе женщины не было уверенности, она произнесла это на голом импульсе, только чтобы обозначить позицию.

Гусев очень медленно достал игольник и положил его рядом с собой на диван. «Беретта» висела у него глубоко за пазухой, женщина не могла заметить пистолет. Гусев ничего такого не опасался, просто расстаться с обеими пушками сразу он не согласился бы даже за миллион «новыми», по курсу один рубль на один «юрик».

Да и за сто миллионов не смог бы, наверное.

– Видите, – сказал он. – Вот мое оружие. А я – встал и пошел. На секунду.

Женщина дернулась было, но тут негромко кашлянуло железобетонное изваяние Валюшка. И женщина сдалась. А Гусев крадучись прошел к детской, приоткрыл дверь и заглянул. Только на секунду.

Мальчику, наверное, достался красивый отец. Да и у самой училки, если присмотреться, черты лица были очень правильные. Чересчур, до совершенной некрасивости. Это мог бы получиться очень славный мальчик. Сейчас, резко повернувшись к Гусеву, он уронил слюну с уголка рта, что-то пробормотал и уставился на выбраковщика скошенными к переносице глазами. Сидя на ковре среди разбросанных игрушек – очень качественных игрушек, вот почему так бедно в квартире, – мальчик не шевелился, но Гусев и без того знал, какие у него движения. Резкие, ломаные, с плохой координацией. Гусев уже видел таких детей. В прошлый раз был такой же пацан, только поменьше.

Но того мальчика родители не прятали от мира. Наоборот, они тянули его изо всех сил, как проклятые. Всячески пытались врастить в общество и само общество приучить к тому, что мальчишка в порядке. Им это почти удалось. Почти. Даже медкомиссия необычно долго тянула с решением – жалко было парня, настолько он перешагнул данные от природы возможности. Им откровенно восхищались. И будь он просто жертвой родовой травмы – оставили бы все как есть. Но дело оказалось в наследственной мутации. За мальчиком приехали врачи АСБ, забирать в интернат. Отец мгновенно обезумел, вытащил из-за шкафа двустволку и подписал этим приговор всей семье.

– Играй, малыш, – негромко сказал Гусев и прикрыл дверь.

«А что бы сделал ты, Гусев, на ее месте? Я? В первую очередь я бы выбрался из города. Очень много лет назад, когда ребенок был еще совсем маленький и не вызывал пристального внимания. Я бы забрался в деревню, в самую несусветную глушь, туда, где милиционера не видят годами, а о выбраковщиках знают только понаслышке. И там... Возможно, там у мальчишки появился бы шанс. К нему быстро бы привыкли, считали бы за своего, он вырос бы в какого-нибудь подпаска и спокойно прожил жизнь. Нормальным деревенским дурачком прожил бы. Счастливым, наверное. Да, счастливым...

Но это – если бы я. Если бы у меня. Интересно, почему она так не сделала? Наверное, я прав, и наша сегодняшняя клиентка просто завела себе игрушку. Такую надрывную, трагическую, садомазохистскую игрушку. Ей-богу, лучше бы она купила домашнее животное и мучила его. Морскую свинку какую-нибудь.

Интересно, а ты бы отдал своего ребенка в брак, Гусев? Ты, который знает правила игры изнутри? М-м... Новорожденного – да, конечно. А вот если аномалия открылась бы позже, годами позже? Так я же говорю – в деревню. И фиг бы его там нашли. Ладно, Гусев, расслабься. Перед тобой всегда стоял другой выбор. И ты тоже честно его делал. Вот именно – честно. По справедливости. И в чем она заключается на данный момент, ты отлично знаешь. Справедливость ходит в белом халате. Вот и зови ее сюда».

Женщина все так же стояла посреди комнаты, выкручивая себе пальцы. Гусев уселся на прежнее место, с облегчением водворил в кобуру игольник и достал трансивер.

– Простите, Вера Петровна, этот случай вне моей компетенции. Разбираться должен специалист. С вашего позволения, я его вызову. Алло! Это Гусев. Медэксперта прошу ко мне.

– Вы его убьете... – прошептала женщина. – Вы же его убьете...

– Зачем? – удивился Гусев как можно более искренне.

– Я знаю, убьете. Не надо лгать! Вы их всех убиваете! Подонки!

– Он поедет в закрытую школу...

– Мерзавцы! Фашисты!

– У него будут наконец-то друзья. Вы сможете его навещать...

– Грязная сволочь! Педераст вонючий! – Женщина наконец-то справилась со своими руками, теперь она держала их согнутыми в локтях, и пальцы ее целились Гусеву в лицо. А ноги согнулись в коленях для прыжка. – Убийца! Сраный поганый ублюдок!!!

– Да вы же сами его чуть не угробили!!! – от души проорал Гусев. – А теперь он будет жить! Будет, черт возьми!

Валюшок успел выстрелить. Женщина упала головой на колени Гусеву, и тот брезгливо спихнул ее на пол.

– В глаз целилась, – пробормотал он. – Вечно они целятся мне когтями в глаз.

Валюшок смотрел на женщину, а сам вжимался спиной в косяк. Никогда его раньше не окатывала с головой такая бешеная волна чужой ненависти. Женщина кричала вроде бы только на Гусева, она и прыгнула именно на него, но Валюшку тоже хватило.

Гусев зябко поежился. Нужно было вызывать поддержку, но сил не хватало поднять руку и снова нажать тангенту. Он чувствовал себя вымотанным до предела.

– Что с ребенком? – тихонько спросил Валюшок.

– Поживет еще, – ответил Гусев. – Надеюсь. Пусть хоть немного поживет... В принципе мы ведь ему задолжали. Либо десять лет жизни, либо никаких мучений. А сейчас его усыпить – это будет совсем уже несправедливо. С училки-то взятки гладки, она же не в себе. Но ее страх перед выбраковкой... Косвенно перекладывает вину на нас. Как вы думаете, господин суперагент? Кстати, ты молодец. Спасибо.

Валюшок неопределенно шевельнул бровью, достал сигареты и прикурил сразу две. Видно было, что Гусев нуждается в помощи. Никогда еще Валюшок не видел его таким подавленным.

Как ни странно, сам он никаких особенных угрызений совести не чувствовал.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Период плена – ключ к разгадке всей последующей жизни нашего героя. Какие чувства переполняли его сердце, когда он смотрел на предсмертные муки людей, – жалость, ужас, гнев? Или, может быть, страстное желание применить что-нибудь подобное к тем, кто держит его в плену? Во всяком случае, Влад должен был скрывать свои чувства, и он в совершенстве овладел этим искусством. Ведь точно так же его отец в далекой Валахии, стиснув зубы, слушал надменные речи турецких послов, сдерживая руку, рвущуюся к рукояти меча.

Валюшок как раз завтракал (или, скорее, обедал), когда Гусев ему позвонил.

– Проснулся? – спросил он. – Прекрасно. Слушай, Леха, ты бывал когда-нибудь в штаб-квартире подпольной организации?