Пленница - Хизер Грэм

Тилу охватила дрожь. Теперь, когда все кончилось, она не понимала, отчего это — то ли от ужасов, увиденных ею, то ли потому, что там появился Джеймс. А что, если она чем-то навредила ему, приехав туда? Белые военные, знакомые с ним, и его друзья во Флориде не верили, что он способен на предательство.

А вот подчиненные Майкла Уоррена сделали Джеймса изгоем.

Возле крыльца Тара усадила девушку в кресло-качалку.

— Я велю приготовить ванну. Твое платье испорчено: пятна крови ничем не вывести.

— Не важно.

— Да, это не важно, — согласилась Тара. — Одежда — мелочь, а вот жизнь бесценна.

Она направилась в дом. Тила же сидела в кресле, глядя на закат солнца. Вскоре вернулся Джаррет и, бросив на девушку мрачный взгляд, вошел в дом. Встревоженная, Тила быстро поднялась, желая извиниться перед ним и объяснить свой поступок. Не найдя его в коридоре и гостиной, она постучала в дверь библиотеки и открыла ее.

Сложив руки за спиной, Джаррет смотрел на угасавший в камине огонь. Он стоял в той же позе, что и его брат в тот вечер, когда Тила впервые увидела его. Когда девушка вошла, он не повернулся. Он знал, что это она.

— Закройте дверь, мисс Уоррен. — Джаррет скользнул по ней взглядом. Смущенная тем, что щека перепачкана засохшей кровью, она растерянно потерла ее.

— Как вы относитесь к моему брату, мисс Уоррен? — спросил он.

— Простите?

— Вы ведете какую-то игру?

— Прошу прощения, сэр, но подобные вопросы скорее следует адресовать вашему брату.

Он покачал головой:

— При обычных обстоятельствах — да. Но сейчас все иначе. Мой брат — метис, и для него настали тяжкие времена. Его вполне может уничтожить любая из сторон еще до того, как все закончится. В лучшем случае ему придется скрываться в лесу и болотах, всецело сосредоточившись на том, чтобы сберечь тело и душу. Джеймс не допустит, чтобы молодая женщина, охваченная желанием завести мимолетную интрижку с загадочным краснокожим мужчиной, отвлекала его от намеченной цели. Поэтому я вновь спрашиваю вас: как вы относитесь к моему брату?

Тилу охватил гнев. Она не понимала, чего хочет от нее Джаррет. Она прищурилась и вздернула подбородок:

— Мои поступки не были продиктованы желанием завести мимолетную интрижку, сэр.

— Почему вы убежали и, как маленькая дурочка, угодили под обстрел?

— Потому что стреляли близко от Симаррона. Близко к Дже… Я должна была… знать!

— И стоило ли это нашей тревоги? А вы подумали, что будет, если это дойдет до вашего отца? Скажите, вы получили ответы, которые искали?

— Да! Да! Да! Я видела его невредимым. Я знаю, что он жив.

Джаррет вздохнул:

— Вы видели его сегодня? Девушка кивнула:

— Другие не видели Джеймса. Он взвалил на плечо раненого друга и исчез. Сам Джеймс цел и невредим.

— Не хочу обидеть вас, но он мой брат. У меня нет выбора.

— Он ваш брат, но при этом взрослый человек, отвечающий за свои поступки. Я не… Джаррет улыбнулся:

— Вы не одна затеяли это? Я знаю, однако боюсь за вас обоих, ибо в состоянии предвидеть, к чему это может привести.

— Полагаю, что ваш брат не заглядывает так далеко.

— А не допускаете ли вы, что ему просто нечего предложить вам? Кстати, вы размышляли над этим? Почувствуете ли вы себя счастливой молодой женой, продираясь сквозь чащу и убегая со всех ног от солдат, преследующих вас? А ведь при этом вы можете носить под сердцем его ребенка!

Типа залилась краской. К чему притворяться, что между нею и Джеймсом нет ничего серьезного? Джаррет застал ее с ним. Ни он, ни Тара не осуждали ее. Но сейчас Джаррет говорил откровенно и резко.

— Конечно, если бы солдаты преследовали вас, то, заметив рыжие волосы, возможно, остановились бы. Но уверяю вас, что я давно слежу за этой войной и знаю, как она безжалостна. Семинолы ведут тяжелую жизнь. В лесах и болотах жара достигает порой ста градусов[3]. А на севере температура иногда падает ниже тридцати. Семинолы переходят бурные реки, часто по горло в воде.

Джаррет украдкой наблюдал за девушкой.

— По-моему, ваш брат не стремится продолжить наши отношения, — с наигранным спокойствием заметила Типа.

— А по-моему, Джеймс считает, что сейчас должен быть один, ибо быть рядом с ним — значит подвергать свою жизнь смертельному риску. Вам следует подумать об отъезде домой.

— Подумаю. А здесь я больше не ко двору? Джаррет покачал головой:

— Вам здесь всегда рады, но я хочу, чтобы вы поняли ситуацию, поскольку мне страшно за вас обоих.

— Я уже взрослая.

Он наконец улыбнулся:

— Да, взрослая и полная огня. Однако вы совсем не представляете подстерегающих вас здесь опасностей. Для вас опасен и Джеймс.

— Куда бы она ни вела, эта дорога, — задумчиво проговорила Тила, — но у меня, похоже, нет иного выбора, как следовать по ней.

— Ах ты, дурочка! — Эти слова прозвучали очень мягко. — Да ты влюблена в него!

— Неужели?

— Похоже на то.

— А ваш брат? — выдохнула она.

— Не знаю. Он все еще скорбит о жене и ребенке, страдает за свой народ. Сейчас война занимает все его помыслы. Иначе и быть не может. Пока Джеймс не совладает с собой, для него не начнется новая жизнь.

Девушка гордо, почти с вызовом смотрела на Джаррета.

— Ступай наверх, — сказал он. — Твоя ванна уже, наверное, готова. Смой с себя чужую кровь.

Джаррет повернулся к камину, а Тила, закусив губу, поспешила наверх.

В комнате она застала Тару и двух слуг — стройного негритенка Джейка и мальчика чуть постарше, ирландца Шона. Они носили огромные чайники с горячей водой и наполняли деревянную лохань с обитыми металлом краями.

— Достаточно, мальчики, — сказала Тара. Когда они ушли, она обратилась к Тиле:

— На столике горячий чай с бренди. Полотенца и мыло возле лохани. — Выходя, Тара добавила:

— Думаю, тебе лучше побыть сегодня одной. Не спеши. Спустись, когда соскучишься по общению.

— Спасибо. — Тилу глубоко тронули доброта и чуткость Тары. Девушка подошла к ней, но, вспомнив, что она вся в крови, только повторила:

— Спасибо.

Тара кивнула и закрыла за собой дверь.

Тила подошла к трюмо, стоявшему возле кровати. Сейчас она походила на жертву убийства в театральном спектакле. Но она видела не спектакль, а настоящие жертвы, настоящую и очень жестокую смерть. Коснувшись своих щек, девушка вздрогнула и начала быстро раздеваться. Бросив одежду возле камина, она с наслаждением опустилась в горячую воду. Потом, вынув шпильки, погрузилась в воду с головой. Как старательно ни мылась Тила, ей казалось, что этого мало. Наконец, убедившись, что кровь смыта, она опустила голову на край ванны, над которой поднимался горячий пар.