Ромео и Джульетта. Величайшая история любви - Николай Бахрошин

Выскочив за ворота дома, Кормилица почти сразу потеряла из виду рыцаря. Тот мелькнул где-то впереди и тут же пропал в переулках.

Не человек — сатана, раз умеет так бегать! А у нее — колотье в боку и ноги подкашиваются словно тряпочные! И в грудях все хрипит, словно дикие коты там клубком катаются…

Обессилев, Кормилица опустилась прямо на камни мостовой и все равно не могла отдышаться.

Легче Богу душу отдать, чем так бегать, в ее-то годы…

Интересно, какой идиот уверял ее, что рыцарь Парис известен своей холодной сдержанностью? Кто утверждал, что он считается одним из самых спокойных и молчаливых рыцарей герцога?

Ну, уж если этот спокойный, то беспокойные-то каковы?! Чертей запрягают и на них вскачь несутся?! Или сразу с самим сатаной выплясывают в обнимку?!

Ох, Мать Богородица Пресвятая Дева Заступница — спаси-сохрани…

В ушах от криков Париса до сих пор словно колокола звенели, и Кормилица долго и беспомощно трясла головой.

Нет, ну, кто ожидал-то? Сидел, молчал… И что же она, дура, не начала с денег? — ругала она себя. Заплати, мол, сначала, а потом слушай — так надо было…

Ох, дура, дура… И что же она такое наделала, кляча старая?! И главное, получается — совсем даром…

Ромео гнал жеребца к Вероне.

Это была безумная скачка.

Ночь опустилась быстро и незаметно, зажглись в темнеющей вышине холодные огоньки звезд, выкатился на небосклон масляный круг луны. В темноте казалось, подкованные копыта жеребца высекают искры из дорожных камней.

«В могиле! В могиле! В могиле!» — выстукивали копыта, и Ромео все подгонял и подгонял коня. Ветер свистел в ушах, и оставалось лишь молить Бога, что бы на темной дороге не подвернулась незаметная рытвина.

«В могиле! В могиле! В могиле!..»

Я уже имел честь сообщить, что настроение у этого юноши было столь же изменчивым, как улыбки ломабардских банкиров. Миранда Ласкано, дом Чезаре — все было мгновенно забыто. Даже странно вспомнить, что еще утром он был всерьез озабочен капризами какой-то чернявой девицы… Мог думать о своей Джулии словно бы в шутку, с оттенком пересыщения! — корил себя Ромео… Тогда как она, уже холодная, недвижимая… Пока он!.. Она!..

Проклятие сатаны, это ветер выдавливает слезы или они вдруг сами закапали?!

«В могиле! В могиле! В могиле!..»

Он как-то сразу понял, что с Джульеттой действительно стряслась беда. Даже не усомнился в известии святого отца. И — как проснулся! Как будто морок от него отступил!

Еще раз отмечу, сеньоры и сеньориты, эту особенность характера юного Ромео — ему, чтобы жить во всю силу, словно всегда нужно было чувствовать близкую боль и горечь…

К счастью, жеребец Ромео попался выносливый, исправно оставлял под копытами лигу за лигой, тяжело всхрапывая и роняя с боков хлопья пены.

Конь упал только перед самой Вероной. Вдруг захрипел, пошатнулся и начал медленно оседать вбок, часто перебирая ногами. Ромео успел спрыгнуть с него в последний момент.

Дальше он побежал на своих двоих.

С высоты холма уже было видно, как темнеют у горизонта высокие стены Веронской крепости. А до городского кладбища — еще ближе…

У кладбищенской стены Ромео остановился, согнувшись, и долго не мог отдышаться. Потом собрался с силами и перемахнул ограду.

Усыпальницы богатых гвельфов были далеко в стороне от склепов знатных гибеллинов, словно покойники и здесь могли сцепиться на политической почве. Их часть кладбища Ромео знал плохо. Ему пришлось поплутать в этом городе мертвых, прежде чем он вышел к гробнице с высоким куполом, увенчанной гербом Капулетти.

Теперь, чем ближе Ромео подходил, тем медленнее он шел. Ему вдруг пришла в голову вполне здравая мысль, которая, мне кажется, должна была посетить его куда раньше. Он сообразил, что, может, не так понял сообщение монаха. Джульетта в могиле — да… Но, может, монах имел в виду — Джульетта в могиле Тибальта оставила тебе записку… Или что-то другое, подобное.

Зачем обязательно предполагать трагичный конец? Откуда, почему? Когда он покидал Верону, у Джулии даже насморка не было…

В сущности, за чем дело стало? Сейчас откроет склеп и убедится, что нет там никакого гроба любимой… Еще потом посмеется с ней вместе, как он ее вдруг похоронил…

Эта мысли его ободрили, и он уже по-другому, с большим вниманием и осторожностью начал оглядывать каменные вензеля склепов, темные двери и приржавевшие ограды, залитые мертвенным светом луны.

Ночь, кладбище, особая, глубокая тишина усыпальниц — тут любого храбреца проберет невольная дрожь…

Когда от темной гробницы Капулетти отделилась такая же темная тень, Ромео едва не вскрикнул, присев от испуга. Ему показалось, сам покойный Тибальт вышел приветствовать своего убийцу.

Он начал отчаянно креститься, лихорадочно вспоминая слова молитв.

Чужой голос, такой отчетливый в тишине, разрушил наваждение:

— Так ты пришел, юный Монтекки. Что ж, я ждал тебя!

Нет, не Тибальт, с облегчением мелькнуло у Ромео. Но голос будто знаком… Кто же?

Ах, да, рыцарь Парис! — узнал, наконец, он. Жених его маленькой жены… Этот-то что тут делает?

— Долго ждал! — повторил рыцарь. — Я знал, что ты придешь к гробу Джульетты. Рано или поздно — придешь!

Гроб Джульетты? Значит, все-таки, гроб…

Отчаянье снова плеснулось в душе горькой морской волной. Но — придало силы и заставило выпрямиться.

— Уходи, рыцарь! Я не хочу тебе зла, — глухо сказал Ромео.

— Зла? Мне? Все зло ты мне уже сделал! Ты, мальчишка, щенок, разрушил мою любовь! Ты соблазнил мою невесту!

— Твою? Невесту? Она жена мне! И уходи, рыцарь, добром прошу! Я пришел проститься с женой, и мне нет дела до остальных!

— С женой? Вот как?! Скажи лучше — со вдовой!

Парис неторопливо, уверено поднял перед собой длинное жало меча. Ромео тоже выхватил свой клинок.

Боевой рыцарский меч тяжелее и длиннее обычной городской шпаги. И был он в умелых руках. Ромео пришлось больше уворачиваться от выпадов рыцаря, чем отражать удары. Конечно, это не Тибальт…

Воин Парис с детства учился владеть мечом, с тех пор, как у малыша хватило сил поднять сталь. Сейчас лишь природная ловкость и глазомер Ромео позволяли ему ускользать от тяжелых, резких ударов. Да, гнев и отчаянье придавали сил, но где-то в глубине души Ромео сознавал, что их поединок не продлиться долго. Парис сильнее, опытнее, и оружие у него лучше.

Впрочем, теперь уже все равно! Раз Джулии нет…

Парис тоже чувствовал свое превосходство. Не торопился, играл с ним как кошка с мышью, загадочно усмехаясь. Две раны он уже нанес Ромео — левый бок явно набухал кровью, и бедро саднило. Может, меч ужалил и больше, юноше некогда было разбирать.