Доктор Ф. и другие - Вадим Сухачевский

— А журналиста этого московского не ты, ирод, вусмерть напужал?

— Так вы ж сами пужнуть и велели. Чего он к нам — тайком, як тать?

— Я как велел пужнуть? Чуток! А ты как? На полную катушку! Вон, уже газеты шум подняли, теперь их поди уйми! Не расхлебаешь!

— Когды б на полную — он бы у мене до луны улэтев... Ну, недорассчитав малость... А ремень-то гди? А то невроку запамятуети...

— Да держи твой ремень... Он, понимаешь, «малость недорассчитал»!.. Кем ты ему хоть прикинулся?

— Да етим, из кина... По телеку бачив... Который кровь сосет. Молдаван, кажись...

— Дракулой, что ли?

— Во-во, им, бисовым сыном.

— »Во-во»! А человек заперся на техническом этаже, воет там как оглашенный, ни на какие уговоры не поддается. Воет — оно еще пусть; а ежели технический этаж понадобится, ежели, не дай Бог, авария какая?

— Провоется — сойдет. Ей-ей, самый чуток пужнул. Недельки так на две.

— Горе с тобой! Это нам, что же, две недели — без технического этажа? Твое счастье, что в Москву отбываешь... Ох, гляди, гляди у меня, Афоня!..

— (После его ухода, извлекая портвейн из-под матраса.) Было б щё бачить... «Нэвидымка» хренов!.. Ладно, давай, Смыкушка, наливай, что ли... Пиихалы!

* * *

— ...Ох, Леденцов, как мне Двоехорыча жалко! Хороший был мужик, воспитанный. И кто бы подумал, что вот так вот, в одночасье!

— Не говори, Любаня! Вот уж чего не ожидал!.. Я тут принес. Помянем, что ли?.. Ну, с Богом! Не чокаясь!.. (Закусив шпротами.) Довел себя парень. Всё посты его! Вон, зеленый совсем ходил последнее время!

— Да еще в живот видал как его саданул этот, козлобородый? Ответить должен бы.

— Ага, ответит он, жди. Не та птица наш Харитоша был, чтобы такие за него… Вон, генерал лежит в покойницкой, и то, будь уверена, никто не ответит. Такие времена. Хочь ты и генерал, хочь ты и хрен с маслом...

— Ой, правда, неспокойно мне что-то на душе последнее время, Саня! Генерал этот в мертвецкой... Другой мертвяк вовсе исчез, только балахон остался, — как это, Леденечик?.. Воет кто-то на техническом этаже, — слышал, небось? Страшно так воет, волком! Нынче всю ноченьку уснуть не могла... Воет — а собаки ему в ответ. Пока собачек во дворе постреляли... Зачем, кстати, постреляли, не знаешь?.. И вертолеты эти на крыше... Видал, какие? Черные, как сатана!.. Корнеича с Погремухиным отстранили, говорят, под замком где-то держат... Все бегают как угорелые, а слова путного ни от кого не добьешься... Теперь вот Двоехорыч, царство ему небесное... Прямо сердце не на месте...

— М-да, та обстановочка... Неспокойно, и не говори... Ну что, еще по маленькой?.. (После принятия.) И темень, гляди, на дворе какая... А мне Двоехорыч покойный перед самым концом... на него, сказал, просветление нашло... и знаешь что на ухо мне шепнул?

— Ну?

— Боюсь говорить даже...

— А ты мне, Сань, тоже на ушко...

— Погодь! Слышишь, вертолеты, кажись, отваливают...

— Ой, а грохоту от них!.. Ну, слава Богу, хоть наконец отвалили!.. Так давай, Сашуня, на ушко. Чего он там, покойный-то, тебе говорил?

— Ладно, давай, коли не страшно. Только потом — никому.

— Да ты меня чё, не знаешь?

— Ну, слушай...

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— ...И-ы-ы-хх!.. Так вот прямочки тебе и сказал?!.. Это что же выходит?! Как понимать, Санечка — полный, что ли, наступает кабздец?!

— А вот как хочешь, так и понимай... Вообще, такое запить бы надо. Давай-ка мы с тобой... Э, а что это со светом? Пробки, что ль?

— Какие, на фиг, пробки! Гляди, блин, во всем Центре окна погасли!.. Ой, Леденечик, ты меня, родной, не покидай на ночь-то! Больно жутко!

— Да не боись, не покину... Ох ты, и во флигеле не светятся!..

— И фонари во дворе! Тьма египетская!.. Что ж это делается-то, Леденечик?!.. Ой, боюсь, мамочки! Кабздец! Точно тебе говорю, полный кабздец!

Двенадцатая глава

ПРОЩАЙ, ЦЕНТР!

1

...ибо тут началось...

...Они заполонили комнату так стремительно, что я не успел заметить, как они вхлынули сюда сквозь дверь, было ощущение, что вся эта разнокалиберная публика в один миг то ли просочилась сквозь стены, то ли материализовалась прямо из воздуха. Среди них были и известные мне лица, не раз виденные по телевизору, депутаты разных мастей, какие-то министры, кажется, банкиры какие-то и совершенно не знакомая публика. В следующую секунду, окружив наш диван, изо всех сил оттесняя друг друга, они загалдели на разные голоса. Кого-то из них интересовали перспективы акций (хрен расслышит, каких), кого-то — мера народного гнева в ответ на президентский указ (в этом гаме поди разбери, какой), кого-то — проблема с китайцами (или с нанайцами — не расслышал), кого-то — прирост народонаселения в ближайшие сто лет. Они потрясали какими-то мандатами, по ходу дела жарко переругивались между собой, обстановка была, как в тесной, переполненной бане, где на всех не хватает шаек.

Особенно выделялся прытью один совершенно не знакомый старичок. На вид совсем тщедушный, он каким-то образом пробился сквозь всю эту галдящую ораву, заглушив других, представился как советник по науке, действительный член Академии и хорошо поставленным профессорским голосом вопрошал лишь об одном: что нам грозит в связи с приближением астероида номер такой-то и какие возможные бедствия он нам сулит в 2019 году?

Он был единственный тут, кому хотелось помочь, однако сделать это я не успел. Паламед-Заде решительно поднялся с кресла и гаркнул:

— Кто пустил?!.. А ну!!!

Сбитый его голосом, гвалт превратился в легкое шипение, и все (кроме бойкого старичка) чуть подались назад.

Под командой Гюнтера и Готлиба в комнату строевым шагом вошли пятеро высокорослых автоматчиков в черных масках и отгородили собою наш диван. Вид у них был куда внушительней, чем у той полукалеченной «гвардии», которой располагал Снегатырев.

Двигаясь неторопливо с автоматами поперек груди, похожие на роботов черномасочники начали вытеснять толпу в коридор, только ушлый старичок, просовывая голову под автоматом, до последнего продолжал кудахтать про свой астероид, покуда козлобородый Готлиб, весьма непочтительно взяв старца за шиворот и за низ пиджака, не выставил за дверь и его, бедолагу.

Когда мы наконец снова остались одни, Паламед-Заде, утирая платком лоб, сказал:

— Ну денек!.. Понаперлись!.. И откуда только узнали?.. Всюду утечки, как в худом ведре, давно везде латать надо... А вы-то, небось, устали! Могу себе представить! Уже, почитай, сутки в этой кутерьме!..

Как так — сутки?.. Только сейчас ко мне вернулась способность как-то исчислять время. И действительно — когда мы разговаривали с генералом, еще только-только начинало смеркаться, а сейчас за окном занимался утренний рассвет. Да, время тут текло непредсказуемо, подстать всему остальному. Когда я беседовал с Готлибом? Когда мы с Лизой плыли по реке? Когда старик, еще живой, называл меня Ламехом? Сколько часов (дней? веков?) минуло с тех пор?..

Из раздумий на этот счет меня вырвал дикий вой, раздавшийся этажами двумя выше. Что-то в нем было и звериное, и одновременно человеческое. Ответом ему был вой своры собак со двора.

— Что это? — вздрогнула Лиза.

— Это?.. — как всегда, краешками губ улыбнулся Советник. — Да так... Журналистик один проник, теперь хулиганит в меру своей скудной фантазии. Тарзаном себя, должно быть, вообразил. Не придавайте большого значения, скоро, надеюсь, от него освободимся... Вам, право же, отдохнуть надобно, вижу, как устали. Пойдемте, провожу.

— В апартаменты? — спросил я.

— В этот клоповник? — поморщился советник. — О, нет, сие вам нынче, полагаю, никак не по рангу. Там, во флигеле, у Снегатырева семикомнатные хоромы — это, думаю, вам теперь как раз подойдет.

Усталость, в самом деле, была такая, словно на мне два дня возили дрова. Голова гудела, иногда в этот гуд проникали мерные всплески весла...

— А маршал? — спросил я зачем-то.

— Ну... — отмахнулся Советник. — Пора ему уже свыкаться с обстановкой поскромнее. Хороший адвокат — вот о чем ему думать сейчас. И ему, и Погремухину. — Затем добавил: — Елизавета Васильевна, я так полагаю, с вами?

Мы с Лизой переглянулись.

— Я с тобой, — тихо сказала она и коснулась пальцами моего запястья.

И так легко, хорошо, свободно сразу стало от этого ее прикосновения...

— Вот и славно, я так и полагал, — подытожил зорко наблюдавший за нами Паламед-Заде.

Словно бы ответом ему опять был этот тарзаний вой. В ответ Лиза крепче обхватила мое запястье, отчего я ощутил даже некую благодарность к этому неведомому воющему невесть где существу.

— Что ж, двинулись... — поднялся с кресла советник. — Нынче, после полудня, боюсь, предстоит по-настоящему тяжелый день.