Мент правильный - Дмитрий Николаевич Дашко

сейчас в голове… успеет прийти другу на помощь – или нет… Не такое это простое дело.

Я оторвался от стола, пожал друзьям руки и двинулся к выходу.

Улица встретила меня порывом ветра.

Я поёжился… не столько от холода, сколько от морального напряжения.

Сделал несколько шагов в сторону общежития и сразу почувствовал на себе чужой взгляд. Что это – интуиция или шестое чувство, сложно найти рациональное объяснение. Я просто знал, что за мной идут.

Убийца старался не привлекать к себе внимания, держался позади, как можно реже бросал на меня взгляд, не шумел, такое чувство, что даже не дышал.

Я шёл, а по моей спине ручьём струился холодный и липкий пот.

Мы прошли одну улицу, свернули на другую. Она была практически пустой, только один прохожий двигался навстречу – пожилой мужчина с солдатским вещевым мешком на плечах. Мы быстро разминулись, он исчез где-то далеко позади.

Всё, вдруг осознал я. На улице никого нет, значит, меня будут убивать.

И тут позади завязалась сдавленная возня, крики, а потом как гром небесный ударил выстрел.

Я развернулся, бросился к копошащемся на земле людям, первым оторвал Чалого, потом Мишу.

На земле осталось лежать маленькое тельце. Не верилось, что оно принадлежит мужчине – было больше похоже на подростка.

– Что с ним?

– Кажется, мёртв, – вздохнул Михаил.

Он присел над телом, проверил жилку на шее.

– Точно мёртв.

– Кто стрелял, – сквозь зубы простонал я.

– Это он – сам в себя, – путанно заговорил Мишка. – Он достал пистолет, мы кинулись бежать, я почти перехватил его руку, она неудачно подвернулась… В общем, наган выстрелил.

– Мы же хотели взять его живым! Он был нам нужен, чтобы выйти на Кравченко! – почти закричал я.

– Этот гад мог убить тебя! – взвизгнул Миша. – Ты что – этого хотел?

– Действительно, Жора! Чего кипятишься, – поддержал Михаила Чалый.

– На Кравченко мы как-нибудь потом выйдем. Главное, что ты живой и здоровый. Лучше бы поблагодарил Михаила, а не кидался на него!

– Простите, мужики… Нервы, – вздохнул я.

– Да ладно! – примирительным тоном сказал Мишка. – С кем не бывает.

Он протянул мне руку.

Я кивнул ему с улыбкой, а затем резко вывернул его руку и, наклонив туловище Михаила к земле, заорал:

– Ты что, сука, думаешь – я ничего не понял! Ты ведь нарочно его убил, как и того мужика, который приходил к Чалому. Говори, гад, на кого работаешь!

Глава 31

Чалый, который только что ошалело хлопал глазами, очнулся. Налетел на меня с криком:

– Жора, ты что творишь?!

От неожиданности я выпустил руку Мишки, и Чалый оттеснил меня от него.

Я извернулся, но было уже поздно: Баштанов навёл на нас револьвер.

– А ну стоять, сволочи! Оружие, мать вашу, на землю!

– Миша, это как понимать? – замер с открытым ртом Чалый.

– Никакой я тебе не Миша, – презрительно оттопырив верхнюю губу, произнёс тот.

– Ну а кто ты тогда… Что-то я ничего не понимаю, – забормотал Чалый.

– Да, скажи, кто ты такой и как тебя зовут на самом деле? – выступил я.

Вместо ответа он выстрелил. Пуля чиркнула об булыжник полуразрушенной мостовой.

– Я же сказал – шпалер на землю! Быстро!

– Ладно, – я покладисто опустил револьвер перед собой.

– Ногой пни в мою сторону! – потребовал лже-Мишка.

– Так ты стреляй, чего томишь? – не выдержал Чалый.

– Тебя, сука, ещё буду спрашивать! – разозлился человек, которого я буквально недавно считал другом. – Бросай волыну и ногой пни ко мне.

– Делай, что он говорит, – велел я Чалому.

Тот со вздохом уронил револьвер и толкнул ногой к бандиту – с этой секундой я так стал называть «Михаила» для себя.

– Молодцы! – довольно отметил тот.

– Что ты собираешься сделать: убьёшь нас? Всё поймут, что это твоих рук дело. Тебе придётся бежать, Михаил или как тебя звать на самом деле… – сказал я.

– Устрою маленький спектакль и всех делов: всё будет выглядеть так, что вас застрелил Батыр, – бросил взгляд в сторону мёртвого калмыка «Мишка». – Ну, а я, в свою очередь, отомстил за вашу смерть. Мне поверят, даже не сомневайтесь.

– Не сомневаюсь. Ты бываешь очень убедителен, – кивнул я. – Но, раз уж собрался нас убивать, может, объяснишь, почему встал на чужую сторону?

– Я с самого начала был только на своей стороне. Краснопузые убили моего отца, изнасиловали мать и сестрёнку – а ей было всего двенадцать, вчерашняя гимназистка. Мать сошла с ума, а сестра покончила с собой. Неужели вы думаете, что после этого я не стану мстить – вашему иуде Ленину, его проклятой советской власти, всему этому быдлу, что вытворяет такое с моей родиной? – Чувствовалось, как он заводится, как в нём начинают говорить призраки прошлого.

– Тогда кто ты такой? – спросил я.

– А не всё ли тебе равно, как меня зовут? – Ухмыльнулся он. – Вы – трупы.

– Тогда тем более, тебе нечего бояться, – заметил я.

Моя правая рука тем временем легла на боковой карман пиджака. Револьвер я отдал этому «Мишке», но в кармане осталась реквизированная у рыжего бандита финка, которой он хотел продырявить ногу. Прятать нож за голенище сапога, по примеру большинства людей этого времени, я не стал, а беззаботно опустил ножик в карман. Потом спросонья забыл вытащить.

Сейчас же это был мой последний шанс. Мой бывший друг прямым текстом объявил, что собирается лишить нас жизни. А это не входило в мои планы.

– Я не собираюсь исповедоваться перед тобой… Жора. Какая разница, как меня зовут – тебе всё равно ничего не скажет моё настоящее имя. А документы Баштанова я снял с лично мною же убитого красноармейца.

– Подожди, а как же твои родители: ты говорил, что у тебя здесь живут отец и мать, в баню звал…

– А ты хоть раз бывал у меня, Жора? – хмыкнул он. – Нет там никого и не было. Это всё фикция – надеюсь, ты знаешь, что означает это слово?

– Знаю, – подтвердил я. – На кого ты работаешь? На Кравченко, Симкина или Левашова?

– Только на себя, Жора! Только на себя! Любой, кто способен вцепиться в бок вашим советам и вырвать из него кусок мяса – мой союзник. И неважно, что им движет. Знаешь, ты был единственным человеком, который мне нравился… И мне будет очень неприятно тебя убивать, но ты сам не оставил мне выбора. А потом я сообщу людям Левашова, что в банке засада. Так что твой план, Жора, обречён. Собственно, таким он был с самого начала.

– Тогда