Испанский дневник - Михаил Кольцов

8 октября

Величественный и красивый горный и приморский край. Глубокие ущелья, острые нагромождения и складки изрезали и вздыбили эту землю. Дороги бегут, возносятся и падают смелыми спиралями. Быстрые реки свергают ледяные воды с высот и, прорвав себе выходы через горные цепи, низвергаются прямо в Атлантический океан. Снежные вершины Морсин и Арамо строго повелевают над горизонтом. В горах и ущельях запрятаны маленькие города и поселки. Это Швейцария плюс Донбасс и немного дальневосточного Приморья. Для Кавказа это слишком мокро и туманно. Совсем недавно эти красоты были приманкой для самых изысканных и избалованных путешественников. Сейчас здесь сезон никак не для туристов. Все течет, все сочится, да и хлеба нет, да и общая обстановка совсем не уютна. В ущельях гремят выстрелы, льется кровь.

Мы сильно задержались в дороге: почти на каждом повороте Кармен выходил снимать поразительные виды; я сердился, ругал его; и тотчас же сам уговаривал снять еще один пейзаж, еще одну лощину, еще одну упряжку могучих быков с шерстяными подушками на головах. Не много из этих съемок получится – туман не развеивался ни разу.

В Льянес на постоялом дворе нас встретил Анхелин, секретарь астурийского областного комитета коммунистов, и повез дальше до Хихона в своей просторной карете «Испано-Суиса». В город приехали поздно вечером, отелей здесь никаких нет, все занято дружинниками и беженцами из Овиедо. Комитет не имеет отдельного здания, он занимает одну большую квартиру в жилом доме, – тут же и обедают и спят. Встретили очень радушно, как-то просто и по-братски. Жена Анхелина готовит на всех, жены других членов комитета стирают общее белье, следят за чистотой в комнатах.

За столом засиделись допоздна, рассказывали друг другу: они – о здешних делах, мы – о Москве, которую здесь любят, словно вторую родину. Много астурийцев были и работали в СССР после восстания тридцать четвертого года.

9 октября

Этот край отделен сейчас от мира не только природой. С запада и юга его прижимают фашистские войска из Галисии, Леона, Бургоса. С моря обстреливают мятежные крейсера. Тонкая полоска вдоль берега соединяет этот район с Сантандером и Страной басков, а дальше, в Сан-Себастьяне, в Ируне, опять фашисты. Главный город Астурии, Овиедо, почти целиком занят большим, отлично вооруженным гарнизоном мятежников.

Все-таки астурийские пролетарии пока самые передовые бойцы испанского народа. Здесь уже есть организация, боевой опыт, твердый, упорный стиль борьбы в труднейших условиях. Анхелин – молодой, но серьезный, вдумчивый человек, рабочий, он трезво видит всю сложность положения. Коммунисты в боевой обстановке выдвинулись на передний план, но комитет старается это не подчеркивать, он не хочет отодвигать от руководства краем социалистов, у которых здесь старые связи и опорные пункты в рабочем движении, в профсоюзах. Анархистов здесь мало; левые республиканцы – мелкобуржуазная партия, хотя и участвует в управлении, в политической жизни совсем почти незаметна; ликвидировав заводчиков и горнопромышленников, местная власть увлеклась и заодно социализировала мелкую, кустарную промышленность, мелкую торговлю – все, чуть ли не до чистильщиков сапог. Анхелин почесывает затылок, он признается, что в Астурии Народный фронт не совсем в полном комплекте…

Он торопит нас нанести визит гражданскому губернатору. Маленькое областное правительство Астурии приютилось временно здесь, в Хихоне, в тридцати километрах от Овиедо, председатель его, он же губернатор, Пелармино Томас – социалист, рабочий-горняк. Скромная обстановка райисполкома.

В очень теплых словах Томас просит передать советскому народу огромную благодарность за убежище и помощь астурийским революционным борцам 1934 года.

– Эту братскую помощь никогда не забудут у нас. Память о ней нам дорога вдвойне сейчас, когда ваши народы оказывают помощь продовольствием и одеждой уже всему испанскому народу в целом, нашим женам, нашим детям.

Он рассказывает о работе своего правительства. Она трудна, прежде всего потому, что Астурия фактически блокирована, лишена снабжения извне – и военного, и продовольственного, и товарного. Связь с центральным правительством, с Мадридом поддерживается частью по радио, частью – изредка и с большим риском – самолетами.

Боеприпасов у астурийцев достаточно, они могли бы поделиться даже с другими фронтами, мясо тоже есть на месте, но очень плохо с хлебом. Зерновые районы Испании – Кастилия, Арагон, Валенсия – сейчас не могут снабжать Астурию ни морским путем, ни по суше. Закупать хлеб во Франции – нет валюты. Недавно, чтобы накормить бойцов на фронте, в Хихоне прекратили совсем продажу хлеба на восемнадцать дней.

Другая забота астурийских руководителей – это обувь и одежда для бойцов. Тыловое население готово бы отдать на фронт свою одежду и обувь, но тогда само останется голым и босым: гардеробами астурийская беднота не богата. Без пальто или плащей, без сапог или хотя бы резиновых бот даже отличные солдаты могут здесь очень потерять в боеспособности… Нет в Астурии и табака, спичек.

В областное правительство входят два социалиста, два коммуниста и четыре республиканца. Хуан Амбоу, молодой рабочий, коммунист, руководит военным отделом астурийского правительства. Непосредственно операциями по осаде Овиедо ведают комиссары Гонсалес Пенья, социалист, и Хуан-Хосе Мансо, коммунист, оба – депутаты парламента от Астурии.

Боевые подступы к Овиедо расположены замкнутым кругом с диаметром всего в шесть километров. Но чтобы объехать все позиции, нужны дни и дни: окружной дороги нет, с каждой стороны надо добираться изломанными горами, обрывами, перевалами, тоннелями и виадуками.

С севера подъехать к Овиедо проще всего. За сорок минут мы добрались из Хихона до передовых линий. Из овиедского предместья Лутонес вид вниз, на весь город, на собор, на правительственные здания. С этой стороны наступление дальше не ведется. Двойная линия окопов и укреплений ожидает противника, которого республиканцы понуждают выйти в этом направлении из города.

Окопы и фортификации сделаны глубокие, удобные, сработаны умело, по-горняцки. Но в них натекла вода, и люди, одетые по-летнему, мокнут, слабеют, кашляют.

Все полотенца пошли в ход как шарфы, из простыней понаделаны портянки; одеяла, прорезав дыры для головы, солдаты носят, как плащи.

Здесь почти нет экзотики и торжественной красивости, которыми налиты там, в Кастилии, каждый полевой бивуак, каждое батальонное знамя, каждый ночной патруль на дороге. Здесь люди подходят к войне не как к спектаклю или стихийному бедствию, а как к делу. Ведут войну по-шахтерски – серьезно, упорно.