Зеленый рыцарь - Айрис Мердок

Возлюбленный сын мой!

Прошу прощения за краткий ответ на твое письмо. Я понимаю твои сомнения относительно применения к Господу местоимения женского рода, но, как ты сам говоришь, все внешние человеческие атрибуты неуместны для понятий Божественного Таинства. Тебе известно также, какова точка зрения нашей церкви, основанная как на богословии, так и на истории, на рукоположение женщин. Что касается «Господнего возмездия» и желания быть пораженным небесным светом, подобно святому Павлу, то это всего лишь маскировка навязчивых мирских идей. Ты находишься в опасности чрезмерного возвеличивания Христа. В тебе скрыта склонность к магии, а она враждебна религии. Зачастую мы оживляем наши пороки, пытаясь «наказать» их. Размышляя о Чистилище как о неком дающем облегчение страдании, ты представляешь процесс очищения! Господня справедливость недоступна нашему пониманию и касаема Его одного. Упомянутая тобой ранее «темнота», к сожалению, порождена всего лишь неясностью собственных душевных метаний. Я прихожу к мысли, что путь самоотречения, возможно, не является твоим предназначением. Ты слишком во многом полагаешься на меня. С тем же успехом ты сможешь «улучшить свое состояние», занявшись поисками мудрых мирских или даже медицинских советчиков. Подумай о моих словах. Разумеется, такое дело требует обстоятельного размышления. Прости, что не могу сейчас написать больше, скоро мне предстоит удалиться от мирского общения.

Любящий тебя in Christo

отец Дамьен

P. S. Молись постоянно, сын мой. Господь очищает помыслы тех, кто ищет Его.

Беллами глубоко встревожило это письмо. Он немедленно принялся строчить ответ.

Почтенный отец Дамьен!

Благодарю Вас за письмо. Я не думаю, что мне требуется медицинская помощь! Мы говорили раньше о депрессии, возможно, ее Вы и имели в виду, но это не она. Я очень надеюсь, что Вы поймете, как сильно нужны мне, наша встреча для меня не случайна, Вы стали для меня «дорогой жизни». Меня не посещают мысли о самоубийстве. Я просто знаю, что нуждаюсь в очищении страданиями, мне нужно пройти по пути сокрушительных перемен, найти путь правды, в связи с поисками которой я стремлюсь на любых условиях приобщиться к жизни Вашего монастыря. Да, мне хотелось дождаться некоего знака, и я по-прежнему чувствую, что еще могу дождаться его. Но я сильно нуждаюсь в страданиях, возможно, в физических страданиях, настолько изматывающих и опустошающих, чтобы все мои фальшивые фантазии рассеялись и в огромную образовавшуюся пустоту мог войти Бог. Мне хотелось бы побывать в аду и увидеть Христа, увидеть, как Он проходит мимо, не замечая меня. Я жажду, жажду. Как Наш Господь на кресте, как олень жаждет речной воды, душа жаждет Бога. Только стремлюсь я не к облегчению, а к лишениям. Пожалуйста, простите мне эти бурные излияния, возможно, они бессмысленны, но крайнее невежество моего духа изливается из меня подобно черной крови. Пожалуйста, не говорите мне, что это всего лишь пустая экзальтация. Прошу Вас, напишите мне. Пожалуйста, позвольте мне приехать и повидать Вас. Мышь, съевшая освященную облатку, была проклята. Я та самая мышь. Пожалуйста, не считайте меня вздорным глупцом. Простите меня.

Всецело преданный Вам,

Беллами

— Ну, он ведь тоже опаздывает! — обратилась Луиза к Клементу.

— Нет, он не опаздывает, он сидит в «Вороне», — (Так назывался ближайший паб.)

— Правда? Почему?

— Он испытывает неловкость. Ему не хочется маячить перед вами, пока не придет Лукас и не представит его.

— Странно, — произнесла Сефтон, — совершенно очевидно, что он не мог угрожать Лукасу.

— Верно, — согласился Клемент.

— Но Лукас говорил, что он угрожал.

— Так говорил адвокат Лукаса, а не он сам.

— Но ведь Лукас же сомневался! — удивленно заметила Сефтон. — Если он не думал, что ему угрожают, то ему следовало сказать своему адвокату, чтобы тот замолчал.

— В результате все обвинения признали ошибочными.

— И все-таки мне непонятно, зачем Лукасу понадобилось знакомить нас с ним, — сказала Луиза. — Возможно, это просто обычная вежливость или своего рода извинение.

— Желание доставить удовольствие пострадавшему человеку, — предположила Сефтон.

— И тем не менее все это кажется очень подозрительным. Разве не так? Представьте только, что он сейчас сидит в пабе! А на улице такой густой туман. Как же он узнает, когда пора будет идти?

— Я схожу за ним! — ответил Клемент.

— А что, если он действительно хотел напасть на Лукаса, вдруг он опасный тип?

— Лукас признал, что он не хотел, и так оно и было! — раздраженно воскликнул Клемент.

Стрелки часов уже показывали четверть седьмого, а его брат так и не появился.

Компания, собравшаяся в Птичнике, включала Клемента, Луизу, Харви, Беллами и девочек. Анакса отвели в дом Адварденов и оставили на попечение миссис Дрейк, которая любила собак. Адвардены все еще не вернулись из путешествия. В Клифтоне заблаговременно обсудили, к какого рода событиям отнести предстоящую встречу: считать ее чем-то вроде общественного оправдания, реабилитации или даже признания, предлагаемого вниманию дружеского круга? Кто будет выступать, кто будет оправдываться? Или ее следует воспринимать как некое торжественное событие, но тогда с чем оно связано? С той радостью, что Лукас не убил-таки в итоге этого беднягу, или с тем, что этот бедняга выздоровел? Надо ли подавать легкие закуски и выпивку, или такой прием будет неуместен? Предусмотрительные Мой и Сефтон заготовили на кухне вазочки с печеньем, термосы с чаем и кофе, две бутылки белого вина и подносы с чашками и бокалами, чтобы их можно было быстро принести в случае подходящей обстановки. Участники встречи расположились следующим образом: Харви сидел между Алеф и Мой на диване, Сефтон — на полу возле книжного шкафа, Беллами — у окна на стуле с высокой спинкой, рядом с ним стоял пустующий стул для Клемента, Луиза устроилась на вращающемся табурете около пианино, а Клемент пока стоял у двери. Диван и стулья (включая тот, что предназначался для Клемента) располагались так, что образовывали обращенный к пианино полукруг. Возле пианино стояли два пустых кресла, предназначенные для Лукаса и его, скажем так, протеже, былой жертвы, а впоследствии обретенного друга.

— Будьте с ним полюбезнее, — сказал Клемент, вновь глянув на часы, — Он правда очень воспитанный человек и вряд ли надолго задержит нас.

— Конечно же, мы будем с ним любезными! Мне не хотелось включать полную иллюминацию, надеюсь, и так будет хорошо. Как вы думаете, не позвонить ли нам Лукасу, он не мог забыть?

— Я пытался, но он вообще редко подходит к телефону.

Компания вежливо слушала эти реплики. В атмосфере ощущалось напряжение, даже нервное возбуждение, но никто не смотрел друг на друга. Беллами с приоткрытым ртом сидел на краешке стула, склонившись вперед, и вертел в руках очки. Не поворачивая своей большой головы, он поглядывал по сторонам, словно проверял, на местах ли еще хорошо знакомые ему предметы. Ему показалось, что он улавливает запах Анакса. Беллами ободрило присутствие Клемента и ожидание, к которому примешивался светлый и искренний интерес, испытываемый им к незнакомцу. Что же касается прочего, то от смущения перед этими молодыми людьми Беллами потерял дар речи.

«Я становлюсь отрезанным ломтем, — подумал он, — так и должно быть».

Все приветствовали Беллами с особой сердечностью, а он лишь молча кивал в ответ. Харви старался хранить относительную неподвижность, он сидел, согнув здоровую ногу и вытянув вперед больную. Приехав на такси, он поднялся на второй этаж с помощью трости, и его поздравили с тем, что он уже обходится без костылей. На самом деле разрешивший ходить с палкой врач сомневался в своевременности такой замены и говорил о возможности новой операции. Харви сообщил всем, что нога его неуклонно идет на поправку. С одного бока его обдавало жарким теплом пухленькой Мой, которая смущенно, но безуспешно пыталась вжаться в угол дивана, а с другого он ощущал соседство шелковисто-скользкого бедра Алеф, а также ее блузки, соприкасавшейся с рукавом его куртки. Испытывая в подобных условиях странное смущение, Харви упорно, не поднимая головы, таращился на ноги Луизы. (Обладая очаровательными изящными ножками, она имела большой запас симпатичных, но старомодных туфель). В напряженной атмосфере гостиной Харви особо остро ощущал духовное единство с Алеф, они прекрасно понимали друг друга. И в то же время он испытывал острое волнение при мысли о встрече с Лукасом.

Раздался звонок в дверь, все вздрогнули, оживились. Клемент сбежал вниз по лестнице, Луиза вышла на лестничную площадку. Из прихожей донесся шум голосов.

— Это Лукас пришел? — громко спросила Луиза.