Русский гамбит генерала Казанцева - Максим Федоренко

Будучи командующим войсками СКВО, генерал Казанцев говорил, что возрождение армии начнется с Юга России. И по сей день Виктор Германович считает, что с Юга начнется и возрождение России.

…Одной из первых командировок Полпреда Казанцева была рабочая поездка в Моздок, на военную базу. Здесь Виктор Германович встретился с главой временной администрации Чечни Ахмадом Кадыровым.

«Отрадно, что восстановительный процесс в Чечне уже начался, — подчеркнул он в официальном заявлении для прессы. — Сегодня здесь идет уборка урожая, работает 360 комбайнов. Открыты школы. Восстановлена связь. Разве это не показатель?

Главная задача сейчас — добить бандитов. И здесь не может быть никаких компромиссов. В Чечне должен воцариться мир…»

«… Нам нужна великая Россия».

«Настало время, чтобы сознательно и систематично обратиться к вопросу, государством какого рода мы хотим быть…»

«Путеводной звездой нашей деятельности должны быть не образы и фантазии, а ясно усвоенные понятия».

«Счастье приходит к тому, кто много трудится».

2.1. Политические проблемы региона

как отражение политической ситуации в стране

Особенностью российской истории является давно отмеченный факт существенного влияния на политическое и экономическое сознание народов России не ясно усвоенных понятий, а образов и фантазий (если воспользоваться терминологией Шопенгауэра). Д. С. Лихачев отмечал: «…в русской истории огромную роль играли различные «теории», идеологии, тенденциозное освещение настоящего и прошлого»1. К сожалению, подверженность и даже склонность к идеологическому влиянию, в том числе лишенному объективного основания, определяющего прогрессивную динамику развития общества, является общим местом для большинства народов России. Такая ситуация наблюдалась практически на всех исторических этапах ее существования: от эпохи усвоения византийских традиций до событий последних лет.

Шараханье от одной идеологии к другой, от одних принципов государственного и экономического устройства к другим приводит Россию к таким огромным потерям, которые может выдержать только громадная страна с величайшим запасом политической устойчивости.

Попытки дать обществу идеологические ориентиры привели российских политтехнологов к странной ситуации. Поскольку ценности западного мира, ориентированные на массовое потребление постоянно возобновляемых материальных ценностей, в России, разделенной на сверхбогатых и сверхнищих без заметной прослойки среднего класса, не прививаются, то закулисно предпринимаются попытки найти выход в религии. На богатом Западе религия, несмотря на все традиционно связанные с ней внешние эффекты и религиозный эпатаж, реально выступает в качестве легкой поправки к общественному сознанию. В России при диаметрально иной экономической ситуации для обделенной части населения, составляющего большинство современного российского общества, уход в религию является, казалось бы, естественным путем после отмены коммунистических идеологических и нравственных запретов. На практике же атеизм, генетически привитый русскому обществу за годы советской власти, оказался несокрушимым.

Простой пример подтверждает данный факт. Несмотря на внешние проявления причастности к православной вере, даже ведущие политики России во время строгого православного поста, на который приходятся новогодние праздники 31декабря — 1 января, игнорируют соборные и другие православные принципы, заложенные в религиозном правиле объединяющего совместного перенесения тягот в память о Господе нашем. Во время православного Рождественского поста (длящегося до 7 января) эти люди, претендующие на роль носителей особой российской идеологии в массы, позволяют себе быть неумеренными, как минимум, в еде и питии; и более того, они всенародно демонстрируют этот факт с экранов телевизоров!

Дело в том, что, пристраиваясь к католическому Западу, календарный год в первые годы существования СССР на основании государственного постановления был «сдвинут» на 13 дней. Теперь в России православное Рождество празднуется 7 января, а перед Рождеством Христовым в традициях христианства существует требование соблюдать строгий пост.

Критерием истинного уважения данной православной традиции является не демонстративное посещение церкви в рождественскую ночь, а соблюдение поста в новогодние праздники, что по своей религиозной важности сродни физическому неприятию свинины среди мусульман.

Кстати, христианское правило Рождественского поста соблюдается на Западе, где католическое рождество празднуется 25 декабря, и поэтому приход Нового года празднуется без строгих религиозных ограничений, хотя и не так весело, как в России.

Нынешний экономический подъем православной церкви основан не на истинной вере прихожан, а в значительной мере на моде, на похоронах в пределах церковной территории убитых в «разборках» криминальных лидеров, на безысходности положения беднейшей части населения России и на замаскированной помощи государства.

Что касается религий тех народов, которые Россия «сколько получила, столько и соблюла», то здесь религиозная ситуация в корне иная по сравнению с православием.

В особенности это касается российских мусульман.

Государственное невмешательство в дела местных правителей, лишь бы они сохраняли внешнюю видимость лояльности по отношению к центральной власти, практикующееся и во времена Российской империи и в годы советской власти, сохранило, в основном, чистоту и силу местного религиозного влияния на мусульманскую часть населения России.

Исторические и политические традиции мусульманской религии, как каркаса особого мусульманского мировоззрения, объединяющего мусульман вне зависимости от национальности, административных и иных границ, сохранились и в нынешней России.

Фактически сложилась ситуация, когда наряду с деидеологизированным бывшим православным населением в стране сосуществует сплоченное и активное мусульманское сообщество, имеющее свои собственные политические приоритеты и цели, а также высоких зарубежных покровителей и спонсоров. Экстремистское крыло этого сообщества, несмотря на заявления в прессе мусульманских лидеров об осуждении антигосударственной деятельности террористов и иных отщепенцев — мусульман, в реальной жизни «подпитывается» как минимум симпатиями части единоверцев внутри России и за ее рубежами, а сами религиозные деятели активно стремятся к участию в политической жизни страны. (Во время войны в 2003 году коалиции стран во главе с США против Ирака дело дошло до попытки объявления «Джихада» российских мусульман против Америки.)

Все это следствие особого пути и избирательной преемственности российской государственной организации, последовательной только в одном: в своем стремлении использовать и расходовать для поддержания политической стабильности в России преимущественно социальный, духовный и экономический потенциал самой многочисленной нации страны — русского народа.

«Русский вопрос» в истории и политической практике современной России тесно связан с идеологическим и религиозным вопросом. Что такое русский народ, кто может считать себя русским человеком? Применимо ли по отношению к русским деление человечества на нации? Можно ли назвать А. С. Пушкина или М. Ю. Лермонтова русскими, почему И. Джугашвили заявлял, что он «человек русской культуры»? Являлся ли русским последний российский царь Н. Романов и основатель СССР В. Ульянов?

В связи с этими вопросами находятся другие — вопросы высшего порядка: кому и для чего нужны нации? Насколько расовые, культурные, религиозные, языковые и территориальные признаки влияют на трудно воспринимаемое технократическим умом национальное самосознание, понимание которого якобы существующее у представителей общественных наук. Что дает простому человеку национальное деление в эпоху геополитики и формирования постиндустриального общества с его неразделимыми экономическими взаимосвязями?

Конечно, нации есть и будут, у национального деления человеческого общества есть свои преимущества. Н. А. Бердяев писал: «…нация определяется как динамическая субстанция, корнями врастающая в «таинственную глубину жизни». Национальность есть положительное обогащение бытия, и за нее должно бороться, как за ценность»2. Еще более определенно по этому поводу высказывался русский ученый, религиозный философ П. Флоренский: «Индивидуализация языка, экономики, быта, просвещения, искусства, религии [каких-либо] меньшинств рассматривается не как печальная необходимость или временная тактическая мера, но как положительная ценность в государственной жизни. Подобно тому как разнообразие культур в сельском хозяйстве дает возможности интенсивного хозяйства, так и многообразие народных культур дает возможность государству иметь такое богатство характеров, интересов жизни […] экономических преимуществ, которого не может быть при монотонном, однообразном населении. Очень скучно, когда и в Керчи, среди греческих развалин, и в Мариуполе, овеянном воспоминаниями о Пушкине, и по Черноморскому побережью, и в Тифлисе, и даже на нагориях Чиатур — везде видишь: «нигде кроме, как в Моссельпроме». Но это не только скучно, но и симптоматично: всякий район должен творить свои ценности, нужные всему государству. И нивелировать эти возможности, значит лишать великое государство смысла его существования, тогда нет великого: оно становится лишь большим. Плодотворная идея союза отдельных республик должна быть в дальнейшем изменена по двум направлениям сразу: в сторону большей индивидуализации отдельных республик во всем, что непосредственно не затрагивает целости государства, и в то же время в сторону полной унификации основных политических устремлений, а это и будет возможно, когда данная республика будет сознавать себя не случайным придатком, а необходимым звеном целого»3.