Война демонолога - Владимир Кощеев

ни за что не догадался бы, о чем мыслит столь сильная и влиятельная фигура Крэланда. Сам Томаш велел не беспокоить его этой ночью, перенеся даже самые важные вести на утро.

Впервые за долгие годы он заперся в себе, закрывшись от мира и полностью настроившись на анализ последних событий. Конечно, братья утверждали — во всяком случае в Крэланде — что так нужно делать ежедневно перед сном, чтобы убедиться, что прожил сутки достойно. Но чем выше ты взбираешься по социальной лестнице, тем меньше времени у тебя остается на самоанализ.

Верил ли брат Томаш в существование Райога? Конечно. Как в некую силу, что создала Эделлон, населила его живыми существами, людьми. Верил ли священник, что после смерти предстанет перед создателем, и тот начнет копаться в прошлом своего последователя? Ни разу.

А теперь, когда Мархана, эта проклятая темная богиня, которую орден так рьяно обвинял в катаклизме Катценауге, не просто вышла из тени, где скрывалась все это время со своими верующими, но и запросила признания… Да, через тот же орден, но со слов доверенных лиц Томаш знал — женщина со звериными ушами действительно существует. И она действительно богиня.

Но раз есть одна, то что мешает быть и другим? Что тогда брат Томаш расскажет Райогу, когда создатель всего начнет задавать вопросы?

Это тревожило уже немолодого Равена, ведь даже будучи одаренным, он прекрасно осознавал — его жизнь конечна. И если в Крэланде он еще мог на что-то повлиять, то даже в пределах Эделлона все его потуги смехотворны. Так достойно ли ты прожил жизнь, которую я подарил тебе, спросит Райог. И что сможет ответить Томаш?

Глаза, остававшиеся слишком долго неподвижными, заслезились, и председатель королевского совета несколько раз моргнул. А когда не помогло, вытер лицо рукой. Ему было страшно, и сам себе Томаш мог в этом признаться.

С одной стороны, он вел жесткую политику, подводя свой родной клан к величию. И благодаря этому в том числе Равены не только удержали трон, но и теперь фактически подмяли под себя всю страну, завязав все на верных до гробовой доски людях. Да, в ходе борьбы кто-то погибал, но это было неизбежно.

С другой же… Сколько крови на его руках? Сколько действительно невинных жертв пало по приказу старшего брата? И сколько еще он будет проливать, чтобы достичь своих целей? А признание культа Марханы — это достойный поступок?

Сомневался брат Томаш очень долго, прежде чем дал добро на признание. Многие собратья могли его не понять, могли отвернуться или даже посчитать предателем. Но Райог ничего и никогда не говорил против Марханы. Да, собственно, и никто, кроме Аркейна, о ней не упоминал. А орден стал своеобразной меткой зла в последнее время — все плохое, что происходило в мире, было связано с ним напрямую. Так что если Аркейн называет Мархану злом — это уже повод задуматься, а так ли это.

Но руководили Томашом отнюдь не религиозные догмы. В начавшейся войне любое оружие, которым можно нанести врагу урон, нужно было применить. И последователи Марханы стали таким оружием.

Они вроде бы ничем не отличались от других людей, но стоило им произнести короткую молитву в адрес богини, и отмеченные ею маги превосходили свои врожденные пределы, на короткий срок сами становясь чудовищно, почти божественно сильны. Как можно отказаться от такой помощи?!

Сорвав с себя тяжелое одеяло, брат Томаш сел на кровати и практически с ненавистью посмотрел в окно, за которым сияли звезды. Он знал, что прямо сейчас на границе с Аронией проходит тяжкий бой. И больше всего на свете истинному владыке Крэланда хотелось, чтобы он закончился.

Но не мог сказать, чьей бы победы хотел, ведь на самом деле там схлестнулись не силы Крэланда и Аронии. В бою сошлись орден Аркейн и опороченная им богиня Мархана.

В любом случае, кто бы ни одержал верх, мир уже никогда не станет прежним.

Глава 17

Арсенал Аркейна в развалинах к западу от Анзена. Киррэл «Чертополох» Шварцмаркт.

«Тоннель» вспыхнул вновь, и «Рыси» подхватили собранные ящики, бегом пересекая магическую границу. Стоило им ее преодолеть, я развеял чары и сплюнул кровь на пол. Перегрузка сказывалась все сильнее, а мы пока что даже треть не вытащили того, что я посчитал нужным.

Рядом со мной постоянно находилась пара бойцов — на случай, если что-то пойдет не так, «Рыси» смогут выиграть мне немного времени для отхода либо организации защиты. Несмотря на все артефакты, которых я не жалел для дружины, сами по себе они неодаренные, так что смогут лишь прикрыть.

«Купели» ушли все, как и тяжелые арбалеты. Дружинники вынесли документы, книги, свитки и часть ресурсов. Этерния остался только один ящик — тот, из которого я черпал кристаллы для открытий все новых и новых «Тоннелей».

Можно было бы остановиться, перестать жрать волшебные камни и успокоиться тем, что удалось вывезти в Чернотопье. Но я прекрасно осознавал, что все, что останется здесь, вероятнее всего, будет позже использовано против меня же. А потому старался забрать все самое ценное и необходимое.

Только за один этот арсенал я смогу поднять Чернотопье на такой уровень, о котором раньше и мечтать не приходилось. И навсегда завязать с заказами от королей, священников и прочих мутных личностей. И это стоило приложенных усилий.

— Ваша милость, может прерваться? — спросил Малколм, глядя на меня с тревогой.

Вид у меня, наверное, очень уставший — почти восемь часов практически безостановочного поддержания «Тоннеля». Но останавливаться было пока что рано, да и я прекрасно ощущал, где проходит мой предел, так что знал, что еще не выжал все, на что способен.

— Давайте еще пару партий, — качнув головой, ответил я, хотя наружу вырвался только сиплый стон, а не осмысленная речь.

Я нутром чуял, как истаивает сила демона Злобы, спящего во мне. Существо иного слоя просто распадалось на части, не в силах выдержать такого потока магии, который я через себя пропускал. Договор с Ченгером держался, и благодаря этому я знал — он за меня переживает.