Дочь кардинала - Филиппа Грегори

Ричард, мой муж, всегда сопровождает короля. Он – один из внутреннего круга королевских приближенных, которые вместе с Эдуардом бежали из Англии, чтобы вернуться в нее за победой. Он, Уильям Гастингс и Энтони Вудвилл, брат королевы, стали друзьями Эдуарда, его кровными братьями, которых судьба объединила на многие годы. У них одинаковые воспоминания о бешеной гонке, когда они скрывались от отца и им казалось, что он вот-вот их нагонит, они помнят, как судорожно оглядывались через плечо, за борт их маленького рыболовецкого суденышка, в любую минуту ожидая появления судовых огней флотилии моего отца. Это сейчас, вспоминая о том, как мчались по темным дорогам, отчаянно стремясь найти Линн и не зная, где попадется им суденышко, которое они могли бы нанять или украсть, они заходятся хохотом, рассказывая, что у них не было ни гроша в кармане и королю, чтобы расплатиться с моряками, пришлось отдать им свой подбитый мехом плащ. А когда речь заходит о том, как они с совершенно пустыми карманами шли пешком по дороге, Джордж начинает переминаться с ноги на ногу, надеясь, что разговор в скором времени сменит направление. Потому что в то время Джордж был их врагом, хоть теперь они и считаются друзьями. Но мне кажется, что люди, которым выпало мчаться во весь опор, не разбирая дороги, и оглядываться через плечо, боясь услышать стук копыт за спиной, никогда не забудут, кто им был тогда друг, а кто – враг. Сложно забыть, что тогда Джордж продал собственного брата и предал весь свой род в надежде получить трон. Поэтому я думаю, что за дружественной ширмой улыбок и общего прощения и веселья прячется понимание, что в ту ночь они были дичью, а Джордж – охотником, и случись ему догнать своих жертв, то он убил бы их, не задумываясь. Все они знают правило, по которому живет этот мир: убивай или будешь убитым, и неважно, кто перед тобой, брат, друг или твой король.

Слушая эти рассказы, я вспоминаю, что их врагом был мой отец, и это в страхе перед ним – их бывшим наставником и учителем, за одну ночь превратившимся в серьезную угрозу для них, ковалась их крепкая дружба. Они должны были отвоевать трон у него, когда он их буквально разбил на голову и выгнал из страны. Иногда, думая о его триумфе и поражении, я чувствую себя изгнанницей при этом дворе, как моя первая свекровь, Маргарита Анжуйская, нынешняя пленница лондонского Тауэра.

Я точно знаю, что королева никогда не забывает своих врагов, и подозреваю, что и сейчас она нас считает своими врагами. Следуя распоряжению мужа, она приветствует нас с Изабеллой с холодной вежливостью и предлагает нам расположиться в ее доме. Но ее сдержанная улыбка, когда она видит, как между нами с Изабеллой царит ледяное молчание или как Эдуард в пылу беседы призывает Джорджа в свидетели о каком-то из событий во время сражения, а потом осекается, вспомнив, что в том бою Джордж бился на стороне противника, говорит мне о том, что королева, которая никогда не забывает своих врагов, никогда не простит и нас с сестрой.

Мне позволено отказаться от гостеприимства королевы, потому что Ричард сказал, что мы будем большую часть времени жить на севере. Моя часть наследства наконец-то была передана в его руки. Джордж получил свою половину, и Ричард больше всего стремится к тому, чтобы принять в свои руки бразды правления над северными землями, которые отошли ему по полному праву. Он хочет занять там место моего отца и подружиться с Невиллами. Они примут его благосклонно благодаря моему имени и из любви к моему отцу. И если он будет обращаться с ними достойно и честно, как они этого хотят, то он уподобится королю севера Англии и устроит достойные короля жилища в замках Шериф-Хаттона и Миддлем, наши домах в Йоркшире. В мое наследство входил и прекрасный замок Барнард в Дареме, и Ричард говорил мне, что мы будем жить за мощными стенами, рядом с рекой Тис и Пеннинскими горами. Город Йорк, в котором всегда любили род, носивший их имя, станет нашей столицей. Мы принесем изобилие и величие на север Англии людям, которые готовы любить Ричарда за то, что он Йорк, и уже любят меня за то, что я Невилл.

Эдуард ждет этого с нетерпением: ему необходим надежный человек, способный сохранить мир на северных границах Англии и защитить их от Шотландии. И нет у короля более близкого и доверенного лица, чем его младший брат.

Однако у меня есть еще одна причина отказаться от пребывания при дворе, и эта причина для меня важнее всех остальных. Я опускаюсь в низком поклоне и говорю:

– Ваше величество, прошу прощения, но…

– Разумеется, – холодно кивает она. – Я знаю.

– Вы знаете? – Внезапно мне приходит в голову мысль, что она могла предвидеть этот разговор своим ведьмовским чутьем, и не могу справиться с охватившей меня дрожью.

– Леди Анна, я не глупа, – просто отвечает она. – Я сама произвела на свет семерых младенцев и понимаю, что происходит с женщиной, когда она едва завтракает, но все равно прибавляет в весе. Мне даже было интересно, когда вы соблаговолите нам об этом рассказать. Вы мужу своему об этом говорили?

Я понимаю, что по-прежнему не могу взять себя в руки от того, как много она уже знает.

– Да.

– И он был несказанно рад известию?

– Да, ваше величество.

– Ну, с таким знатным наследством он будет рассчитывать на мальчика, графа, – с удовлетворением замечает она. – Это дитя станет благословением для вас обоих.

– Если родится девочка, не соблаговолите ли вы стать ее крестной? – Протокол обязывает меня задать этот вопрос. Передо мной королева и родственница, и она тоже обязана согласиться. Я не чувствую к ней никакой любви или симпатии и в этот момент всерьез не допускаю мысли о том, что она благословит меня или моего ребенка. Но увидев, с каким добрым выражением на лице она мне кивает, я с великим удивлением слышу:

– Да, с удовольствием.

Я поворачиваюсь так, чтобы меня слышали ее фрейлины, среди которых, низко наклонив голову над шитьем, сидит моя сестра. Изабелла старается сделать вид, что она не слышала этого разговора, но мне хочется верить, что она мечтает со мной поговорить. Не может быть такого, чтобы моя сестра осталась равнодушна, узнав, что я беременна первым ребенком.

– Если у меня родится девочка, я назову ее Елизавета Изабелла, – говорю я достаточно громким голосом, чтобы мои слова долетели до ее ушей.

Сестра отвернулась к окну, глядя на кружащийся за окном снег и делая вид, что происходящее ее никак не касается, но, услышав собственное имя, она поворачивается в нашу сторону.

– Елизавета Изабелла? – повторяет она. И это были первые слова, которые она сказала мне с той встречи при дворе, куда я предстала уже в качестве тайной жены Ричарда.

– Да, – громко подтверждаю я.

Она приподнимается со своего кресла, затем опускается на него снова.

– Ты назовешь свою дочь Изабеллой?

– Да.

Я вижу, как она заливается краской, затем наконец поднимается на ноги и идет навстречу мне, чтобы отвести в сторонку от фрейлин.

– Неужели ты назовешь ее в мою честь?

– Да, – просто отвечаю я. – Ты будешь ее тетушкой, надеюсь, ты будешь любить ее и заботиться о ней, как о родной. И… – Я колеблюсь. Разумеется, Изабелла, как никто другой, знает, как меня страшат предстоящие роды и почему. – И если со мной что-нибудь случится, то я надеюсь, что ты вырастишь ее как свою дочь… и расскажешь ей о нашем отце, Иззи. И обо всем, что с нами случилось. О нас, о том, как между нами все пошло прахом…

На мгновение лицо Изабеллы искажает судорога, когда она пытается сдержать слезы. Потом мы бросаемся друг к другу в объятия, плача и одновременно смеясь.

– Ох, Иззи, – шепчу я. – Как же мне тяжело было злиться на тебя!

– Прости, Энни, мне так жаль, так жаль! Мне не следовало так поступать. Я не знала, что мне делать, все произошло так быстро. Нам надо было получить наследство… а Джордж сказал… и еще ты сбежала…

– И ты меня прости, – говорю я. – Я знаю, что ты не могла пойти против мужа. Теперь я это понимаю.

Она кивает. Ей не хочется говорить о Джордже. Жена должна повиноваться мужу, она дает клятву об этом пред лицом Господа у алтаря, и мужья требуют исполнения этого долга в полной мере, получая абсолютную поддержку и священников, и общества. Изабелла является такой же собственностью Джорджа, как его слуга или лошадь. Я тоже давала клятву верности Ричарду, как своему лорду, и на самом деле я мало чем отличаюсь от той самой кухонной прислуги. Женщина должна повиноваться своему мужу, как раб повинуется своему господину: так устроен мир и так заповедовал Господь. И не имеет значение, прав ли муж и видит ли его ошибки жена.

Изабелла робко протягивает руку к моему животу. Я принимаю ее руку и даю ей почувствовать, как раздался мой живот под складками юбок.

– Энни, ты уже такая большая! Ты хорошо себя чувствуешь?

– Сначала меня тошнило, но теперь все хорошо.

– Поверить не могу, что ты мне сразу об этом не сказала!