Приключения Конана-варвара (сборник) - Роберт Говард

Когда он оказался рядом с ней, Натала облегченно вздохнула. Они стояли вдвоем у подножия высокой стены, над ними в темном небе гасли звезды, а вокруг простиралась безжизненная пустыня. Она не знала, какие опасности подстерегают их впереди, но сердце ее пело от радости, потому что они наконец вырвались из этого призрачного и страшного города.

– Они могут найти веревку, – проворчал Конан, вешая драгоценные сосуды с водой и вином через плечо и морщась от боли, вызванной прикосновением ткани к изуродованной плоти. – Они даже могут пуститься за нами в погоню, но, судя по тому, что рассказывала нам Талис, я сомневаюсь в этом. Юг вон в той стороне, – и бронзовая от загара мускулистая рука указала направление, – так что где-то там лежит оазис. Пошли!

Конан взял девушку за руку, чем проявил к ней ранее несвойственное ему внимание, и двинулся по пескам, приноравливаясь к более коротким шагам своей спутницы. Он не оглядывался на притихший за их спинами город, который еще маячил позади, как страшный и нереальный призрак.

– Конан, – Натала не выдержала молчания, – когда ты дрался с тем монстром и потом, когда шел по коридору, ты не видел… ты не заметил Талис?

Он покачал головой.

– В коридоре было темно, но я никого не видел.

Девушка содрогнулась всем телом.

– Она мучила и истязала меня – но мне ее жаль.

– Да уж, в этом проклятом городе нас ждал горячий прием, – прорычал он. Однако затем к нему вернулся его черный юмор. – Но, готов поклясться, наш визит они запомнят надолго. С мраморных плиток придется отчищать мозги, внутренности и кровь, а если их бог выжил, то ран у него больше, чем у меня. В конце концов, мы еще легко отделались: у нас есть вода, вино и шанс добраться до обитаемых земель, хотя я выгляжу так, словно меня пропустили через мясорубку, а у тебя болят…

– Это ты во всем виноват, – перебила его девушка. – Если бы ты не смотрел с таким обожанием на эту стигийскую кошку…

– Кром и все его дьяволы! – выругался варвар. – Когда океаны затопят землю, женщины все равно найдут время и повод для ревности. Их самомнение не знает границ! Я что, просил стигийку влюбляться в меня? В конце концов, она была лишь человеком!

Омут черных дьяволов

…На Запад, неведомо куда,Плывут суда от начала времен.Прочти, если осмелишься,То, что написал Скелос,Когда мертвые пальцыТеребили его шелковый камзол;И последуй за кораблями,Минуя гонимые ветром обломки —Последуй за кораблями,Что не вернулись домой.

1

Санча, бывшая некогда уроженкой Кордавы, лениво зевнула и потянулась, устраиваясь поудобнее на подбитой мехом горностая шелковой накидке, расстеленной для нее на полуюте каракки[11]. Она прекрасно знала, что команда со жгучим интересом наблюдает за ней со шкафута и полубака, как отдавала себе отчет и в том, что короткое атласное платье не скрывает от их глаз соблазнительные выпуклости и изгибы ее роскошного тела. Именно поэтому она надменно улыбнулась и собралась еще немножко подремать на солнце, золотистый диск которого едва показался над горизонтом, пока оно не стало слишком жарким и слепящим.

Но в это самое мгновение до ее слуха долетели какие-то звуки, непохожие на скрип обшивки, монотонный гул такелажа и шлепки волн в борта судна. Она села, не сводя глаз с планшира, через который, к ее невероятному удивлению, перебралась чья-то фигура. Темные глаза девушки удивленно расширились, а губы округлились и сложились в трубочку. Пришелец был ей незнаком. С широких плеч по его сильным рукам ручьями стекала вода. Его единственная одежда – ярко-красные атласные матросские штаны – промокла насквозь, как и широкий, шитый золотом пояс, на котором висел меч в ножнах. Он остановился у борта, и лучи восходящего солнца осветили его, превратив в бронзовую статую. Пришелец провел рукой по роскошной гриве буйных черных волос, стряхивая воду, и глаза его вспыхнули, когда он заметил девушку.

– Кто ты такой? – пожелала узнать она. – И откуда взялся?

Широким жестом, охватившим добрую четверть румба, он указал на море, не сводя глаз с ее гибкого стройного тела.

– Разве ты водяной, что приходишь из моря? – поинтересовалась она, смутившись из-за откровенного восхищения, сквозившего в его взгляде, хотя уже давно привыкла к нему.

Но прежде чем незнакомец успел ответить, по доскам палубы простучали быстрые шаги, и капитан каракки свирепо уставился на незваного гостя. Пальцы его нервно подрагивали в непосредственной близости от рукояти меча.

– Любезный, кто ты таков? – В тоне его голоса не было и капли дружелюбия.

– Меня зовут Конан, – невозмутимо ответил незнакомец.

Санча навострила уши – она еще никогда не слышала, чтобы кто-либо говорил по-зингарски с таким странным акцентом.

– И как ты попал на борт моего корабля? – Голос капитана буквально сочился подозрением.

– Приплыл.

– Приплыл, надо же! – сердито воскликнул капитан. – Собака, ты что же, вздумал со мной шутки шутить? Мы находимся очень далеко от берега. Откуда ты взялся?

Мускулистой загорелой рукой Конан махнул на восток, который уже купался в радостном золотистом сиянии восхода.

– Я приплыл с Островов.

– Ого! – Капитан взглянул на незваного гостя с новым интересом. Черные брови сошлись на переносице, а тонкая верхняя губа приподнялась в неприятной гримасе. – Значит, ты – одна из этих барахских собак.

По губам Конана скользнула слабая улыбка.

– А тебе известно, кто я такой? – пожелал узнать капитан.

– Корабль называется «Расточитель», значит, ты – Запораво.

– Верно! – Мрачному тщеславию капитана, похоже, польстило, что незваный гость знает, кто он.

Сам он был высоким мужчиной, ростом не уступающим Конану, хотя и более худощавым. Под стальным морионом[12] его темное лицо с ястребиными чертами выглядело угрюмым, и матросы недаром звали его Ястребом. Его одежда и доспехи отличались дороговизной и богатством отделки, в полном соответствии с модой, принятой среди зингарских вельмож. Руку с эфеса меча, кстати, он так и не убрал.

Взгляд его, устремленный на Конана, отнюдь не лучился благожелательностью. Между зингарскими изгоями и преступниками, наводнившими Барахские острова, расположенные неподалеку от южного побережья Зингары, никогда не наблюдалось особой любви. Среди последних встречались люди всех рас и национальностей. Они топили корабли и грабили прибрежные города Зингары, совсем как зингарские буканьеры[13], хотя те относились к своей профессии с намного большим почтением и величали себя флибустьерами[14], а бараханцев именовали не иначе как пиратами. Словом, они были не первыми и не последними, кто пытался облагородить подлое воровское ремесло.

Некоторые из этих мыслей промелькнули в голове Запораво, пока он поглаживал пальцами эфес своего меча, хмуро глядя на непрошеного гостя. По лицу же Конана нельзя было прочесть, о чем думает он сам. Он стоял, невозмутимо скрестив руки на груди с таким видом, будто находился на палубе собственного корабля; губы его улыбались, а в глазах не было заметно и тени беспокойства.

– Что ты здесь делаешь? – вдруг резко бросил флибустьер.

– Я счел необходимым покинуть место встречи на Тортаге вчера вечером до восхода луны, – ответил Конан. – Я отплыл в дырявой лодке и всю ночь греб и вычерпывал воду. На рассвете я заметил ваши топсели, бросил свое жалкое корыто тонуть, а сам поплыл к вам, что получилось намного быстрее.

– В этих водах полно акул, – фыркнул Запораво и испытал прилив раздражения, когда гигант в ответ лишь невозмутимо передернул плечами.

Метнув быстрый взгляд на шкафут, он увидел, что часть команды с интересом наблюдает за происходящим, глядя на них снизу вверх. Одного слова будет достаточно, чтобы они стремительным броском затопили полуют с абордажными саблями в руках, и тогда ничто уже не спасет гиганта, несмотря на то что он выглядел опытным бойцом.

– Почему я должен брать на борт каждого бродягу, которого выбрасывает море? – прорычал Запораво, причем его манеры и выражение лица были еще более оскорбительными, нежели сами слова.

– На корабле всегда пригодится хороший моряк, – ответил Конан, ничем не выдав своего негодования.

Запораво нахмурился – в словах чужака был здравый смысл. Он заколебался, не зная, что уже в этот миг лишился своего корабля, своей власти, своей девчонки и даже самой жизни. Но, разумеется, он не мог предвидеть будущее, ведь для него Конан был всего лишь очередным бродягой без роду и племени, которого отвергло, как он только что выразился, даже море. Бронзовокожий гигант ему не нравился, но тот и не провоцировал его. Его манеры нельзя было назвать вызывающими и оскорбительными, хотя в них сквозила уверенность, внушавшая Запораво беспокойство.

– Будешь работать за еду, – прорычал Ястреб. – А теперь убирайся с полуюта. И помни: единственный закон на борту – моя воля.