Эффект пустоты - Тери Терри

за медсестрами, здесь нет. Наконец они по очереди принимают душ, одеваются и проходят в дверь на другом конце палатки.

Она ведет в какое-то здание. Здесь еще военные; они смотрят на большую карту на стене, утыканную булавками и покрытую красными и зелеными кольцами. Пожилой мужчина гаркает на остальных — должно быть, он тут самый главный.

Идет что-то вроде совещания между здешней группой и людьми в мундирах на экранах.

За их спинами кто-то рисует еще одно красное кольцо на карте — оно охватывает все уже нарисованные. Но внутри красных колец то там, то тут видны маленькие кружочки зеленого цвета.

— И как, по вашему мнению, нам изолировать эту разрастающуюся зону с имеющимся личным составом?

— Мы все на пределе. Постараемся подбросить вам людей, но пока обходитесь своими силами; выбора нет.

— Нам придется сократить охрану на блокпостах до одного человека, причем не только на маленьких.

— Или отвести людей из таких безнадежных мест, как Киллин. Мы не можем на это пойти!

І — Сколько в поселке людей с иммунитетом? Они могут продолжить то, что вы начали.

Проверяют список.

— Тридцать восемь, но некоторые из них дети.

— Добавьте еще двоих, они прошли через блокпост сегодня утром, хотя, допускаю, они могут и не остаться.

— Имена?

— Кай Танзер и Шэй Макаллистер.

— Мы напишем приказ об усилении всех мер сдерживания. Каждый должен остаться за внутренним периметром зоны карантина.

— Но, сэр…

— Исполняйте.

4

ШЭЙ

К концу дня, выбившись из сил, мы наконец выезжаем из поселка и поднимаемся по холму. Вдали от палаточного госпиталя и горящей плоти все выглядит так обычно — поднимающиеся в небо горы и озеро, блестящее внизу. Такими они были задолго до того, как сюда пришли люди. И останутся такими, когда мы превратимся в пыль.

Кай сворачивает на нашу аллею, останавливает байк перед нашим домом. Выглядит дом как всегда. Солнце сверкает в окнах на фронтоне, которые я вымыла; замечаю разводы в тех местах, где терла кое-как. Мама загрузила меня работой, а я была обеспокоена и раздражена. И это оказался последний нормальный день, который мы провели вместе.

Слезаем с байка, и я вижу — что-то не так.

— Что случилось с нашей парадной дверью?

— Старая леди в конце вашей аллеи сказала, что это сделали военные. Они приехали перепроверить тебе температуру, вы не отвечали, и они взломали дверь, чтобы найти вас.

— Но нашли только пустой дом.

— Да.

Вхожу в дверь. Мамин Будда на месте; живот блестит от поглаживаний на удачу — мы делаем это всякий раз, переступая порог дома. Не могу сказать, что нам сильно повезло.

Не успеваю подумать, что наконец-то Келли отстала от меня, и она тут же оказывается рядом. «Тебе повезло. Ты до сих пор жива».

«Точно» — забыв, что решила игнорировать ее, мысленно отвечаю я, и она улыбается.

Закрываю глаза. «Это только подтверждает, что ты плод моего воображения, — думаю я в ее сторону. — Если бы ты существовала, то не знала бы того, о чем я только что подумала, и это доказывает, что я тебя выдумала. Ты воображаемый друг; такие бывают у одиноких маленьких детей. Это все из-за душевной травмы и прочего».

«Ты теперь другая, Шэй. Мы можем обмениваться мыслями, разделять чувства друг друга».

Я мрачнею. «Она не настоящая, она не настоящая, она не настоящая…» — я повторяю это про себя снова и снова. Если повторять почаще, она, возможно, исчезнет.

«Даже не надейся».

Я вздыхаю.

— Шэй? — эхом доносится голос Кая. Похоже, он не в первый раз окликает меня, а я не слышу.

— Ммм? — Поднимаю взгляд и осознаю, что успела пройти в гостиную и сесть на тахту со своим медведем Рэмси, даже не заметив, что делаю.

У Кая озабоченный взгляд, и от него исходят волны тревоги.

— У тебя такой вид… ну не знаю… отсутствующий, как в тот раз, когда мы днем только что вошли в парк. Я что-то сказал тебе, а ты не ответила.

Смотрю на него и чувствую страх. Нельзя ему рассказывать, что со мною происходит; я могу отпугнуть его.

— Просто задумалась о маме, — говорю я. Мне сразу становится стыдно, что солгала, тем более солгала про маму. Он садится рядом, обнимает, притягивает к себе. Я кладу голову ему на грудь.

Делиться мыслями — какая ерунда.

Или нет? Вспоминаю, как разделила последние мысли с Эми. И мамины тоже — не только когда она умирала. Даже потом, когда вплетала цветы в ее волосы.

Могу ли я обмениваться мыслями с Каем? Я чувствую его тревогу. Но мне известно, что он беспокоится; я вижу это по его лицу. Не нужно читать мысли, чтобы такое понять.

«Конечно, не нужно».

Я снова вздыхаю. Так хочется, чтобы Кай меня поцеловал и я перестала бы об этом думать.

Он наклоняется ко мне и касается своими губами моих даже раньше, чем я додумываю мысль до конца. Но это ничего не значит. Когда это он упускал возможность поцеловать меня, если она представлялась?

Я отвечаю на его поцелуй.

Но разве он не собирался позвонить своей маме, когда мы доберемся сюда?

Кай вдруг перестает меня целовать.

— Забыл. Мне нужно позвонить маме, дать ей знать, что с нами все в порядке.

Я показываю, где телефон, он встает и направляется к нему, потом останавливается, словно чем-то озадаченный.

— У меня не все в порядке с головой, — говорит он. Хмурится, снимает трубку телефона.

Я ему не отвечаю; не говорю и не думаю больше ничего. Особенно старательно не думаю в его сторону. Неужели это действительно происходит? Неужели мои размышления о чем-то заставляют его думать то же самое?

Потрясенная своим открытием, смотрю в затылок Каю, пока он набирает номер. Может, все эти поцелуи и чувства между нами случились только потому, что я так хотела? Может, между нами ничего нет?

Но это безумие. Я качаю головой. Он собирался позвонить маме, когда мы сюда приедем, и он поднялся просто потому, что именно сейчас об этом вспомнил. Вот и все.

Этого не может быть. Не может.

5

КЕЛЛИ

По Шэй как будто прокатывается рябь потрясения и испуга. Я помню, как впервые обнаружила, что могу контролировать людей: просила их что-нибудь сделать, и они выполняли. Я этого не пугалась, мне нравилось. Чуть не заставила медсестру выпустить меня, пока кто-то ее не остановил.

А потом они надели на меня маску, чтобы я не могла разговаривать.