Развод. Не жди прощения - Алиса Роса

в сторону и набирает кого-то по телефону. Не знаю, куда себя деть. Остается только смотреть, потому что мне тут даже помогать некому.

Хожу вокруг фуры, поглядывая, в каком состоянии приехала мебель, и не нарадуюсь. Почти идеально все доехало. Мелкие огрехи реставраторы исправят очень быстро.

Внезапно в речи Виолы слух улавливает знакомое имя «Герман». Обычно я не грею уши, но тут обращаюсь в слух и больше от нее не отхожу.

Похоже, Герман хочет быть в курсе, но не захотел обращаться ко мне. Неужели он настолько не хочет со мной общаться, что предпочел получить ответ от своей голддиггерши?

Душу отравляет обида и ревность. Очень грустно вдруг оказаться не у дел. Точнее, в строго отведенной клетке полномочий. Я дико соскучилась по голосу Германа, но у меня перед глазами общение с ним получает Виола. И говорит о чем угодно, кроме меня. Она комментирует все происходящее. Рассказывает, какие вещи приехали, как упакованы, в каком состоянии, как работают грузчики, реставраторы, что делает Саня. Я тоже присутствую на разгрузке! Хотя она не сама рассказывает, отвечает на вопросы. А значит, Герман обо мне не спрашивает.

Становится совсем грустно. А вдруг он меня проверял? Вдруг смотрел, залезу ли я в чат с Тимуром, когда пришло сообщение от Маши? А я… Любопытная Варвара, которая пострадала от своего любопытства. Если он меня проверял, я провалила проверку.

Может, он уже оттаял, а я снова повела себя неподобающим образом?

А вообще-то какого черта?! Решительно отхожу от Виолы и перестаю слушать. Да ну его, Германа с его недоверием! Мог бы держать меня в курсе, а не молчать, как рыба об лед. Тогда мне не пришлось бы самой выискивать информацию!

Дожидаюсь окончания разгрузки с тяжестью на душе. Я настолько сердита на Германа, что сейчас его мебелью заниматься не хочется вообще. Но надо. Мы договорились. А я держу слово.

По завершению разгрузки со склада разъезжаются все, кроме меня с Георгием, Виктора Петровича и реставраторов. Теперь мой черед работать.

Ребята поочередно вылущивают каждый предмет из нескольких слоев упаковки, и мы вместе обсуждаем, что нужно сделать по каждому из них. Сколы, царапины, мелкие недочеты зашпатлевать, ножки подклеить, повторно натереть маслом или воском потертости на горизонтальных частях. Исправлять только свежие повреждения. Старые, затертые временем следует оставлять, они — часть истории этих раритетов.

К семи вечера я наконец заканчиваю с мебелью. Устала невыразимо. И настроение на нуле. А еще надо в салон заглянуть.

С тех пор, как в салон заявился Тимур, Герман, похоже, наказал Георгию сопровождать меня везде, так что он идет в салон вместе со мной.

Строители запускают нас внутрь. Ремонт движется, все хорошо. Стены и декоративные элементы уже готовы. Настал черед направляющих для гардин, светильников и затем потолка. Становится уже совсем красиво. Меня так и подмывает позвонить Герману похвастать, но я отказываюсь от этой идеи. Он не хочет со мной разговаривать, вот и не стоит навязываться. Плевать. Работаем.

Но как бы я себя в этом ни убеждала, все равно больно. Все закончилось, так и не начавшись. Наверное, это к лучшему. Герман опасный человек, в разы опаснее Тимура. Правильнее будет держаться от него подальше.

Василий показывает мне подробный план работ, согласованный с остальными бригадами. Улыбаюсь, глядя на то, что уже сделано и то, что осталось. Мы определенно успеваем! Герман будет доволен!

Вот теперь можно и домой. Георгий сажает меня в машину, и мы направляемся в коттеджный поселок. Вечерняя Москва прекрасна, особенно, в субботу, особенно в центре. Во все глаза рассматриваю вывески клубов и ресторанов, красивые машины, шикарно одетых людей. Я не помню, когда последний раз была в таком месте, если, конечно, не считать благотворительного аукциона. Но это было не то. Не камерный вечер на двоих за уютным столиком, не дубасящая басами дискотека, не злачный бар, где бармен знает завсегдатаев.

Вскоре мы покидаем центр, и я понимаю, что не хочу развлекаться одна. Вот если бы со мной пошел Герман, было бы другое дело. Ловлю себя на мысли, что хотела бы сходить с ним на свидание. На настоящее свидание. И плевать куда. Но поздно я это осознала. Теперь все кончено.

Машина двигается плавно. Георгий вообще отлично водит. Я перестаю смотреть по сторонам. Скоро приедем. Бужу телефон, чтобы почитать и…

Слух улавливает громкий металлический звук удара, но мозг не понимает, что произошло. Лечу в водительское сиденье, в ушах звенит. Боль разливается, кажется, по всему телу.

Через мгновение очухиваюсь в проходе между сиденьями. Пытаюсь выбраться. Застряла. Плохо чувствую тело. Только боль. Раздается визг тормозов, и под звук удара машину швыряет. Меня бьет головой об основание переднего сиденья.

Следовало пристегнуться — последняя мысль, которую я осознаю, прежде чем мир проваливается в черноту.

50

Открываю глаза уже в больничной палате. Зрение фокусируется не сразу, и голова гудит. Медленно оглядываюсь. Вижу мутно. Зеленоватые стены, вертикальные жалюзи на окнах, рядом тумбочка, я лежу на какой-то навороченной широкой каталке. На пальце прищепка-датчик. На мне ситцевая рубашка, из-под которой к аппарату рядом тянутся два белых провода. Аппарат мерно пикает.

В кресле у противоположной стены дремлет темная фигура… В душе тревожно-радостно ёкает. Герман?! Прищуриваюсь, чтобы картинка не расплывалась. Точно он. Аппарат начинает пикать чаще, и Герман открывает глаза. Привычный костюм, привычная небритость, но что-то неуловимо отличается — напрягаю зрение — усталость на лице. Пожалуй, я никогда не видела Германа настолько утомленным.

Он поднимается и подходит ко мне. Очень мрачный. Не знаю, чего ожидать. Отчитает, что в больницу попала? Сухо выскажет недовольство, что работа встала?

— Я рад, что ты пришла в себя, Виктория, — его голос звучит непривычно глухо, но тепло. — Я волновался.

— Спасибо, что приехал, — только и нахожусь, что ответить. Получается хрипло. — Что случилось?

Только сейчас понимаю, что не помню, как оказалась в больнице.

— Произошла авария, — отвечает Герман и протягивает мне пластиковый стакан с трубочкой. Жадно присасываюсь к воде, пить дико хочется. — Зачинщик скрылся с места происшествия. Георгий не справился.

Воспоминания прорезаются обрывками, но в душе тут же поднимается волна тревоги за водителя. Он ведь мог куда сильнее пострадать!

— Георгий что? — спрашиваю обеспокоенно. — Он в порядке?

— Георгий не пострадал, если ты об этом. Он был пристегнут, — тон Германа становится тверже. — Первый автомобиль въехал в твою дверь, машину вытолкнуло на встречку, и второй удар пришелся на капот с пассажирской стороны. Так что Георгий отделался царапинами. Он