Год гнева Господня (СИ) - Шатай Георгий

Перехватив испуганный взгляд Ивара, девочка смутилась и стыдливо закрыла ладошками свои искалеченные уши.

— Добрый день, — первым нарушил неловкое молчание старик-еврей. — Меня именуют Жюда Машо.

Ивар назвал свое имя и, отведя взгляд, поспешно спустился вниз. Нет, не то чтобы он на дух не выносил иудино племя; но жить вместе с ними — это уже слишком. Вот только как быть с деньгами — живоглот-хозяин наверняка не вернет их назад: pacta sunt servanda*…

[*Лат. «договоры следует соблюдать»]

На улице царило непривычное оживление. Люди возбужденно переговаривались о чем-то меж собой, многие быстрым шагом двигались вверх по улице, в сторону реки. Ивар схватил за рукав пробегавшего мимо мальчишку лет двенадцати и спросил, в чем дело. «Отпусти!» принялся яростно вырываться тот. «Мой отец найдет тебя и побьет!» Пришлось выпустить нервного гаденыша на волю. Отбежав на несколько шагов, сорванец крикнул Ивару: «Король приплыл! Король в городе!»

«Что за ерунда?» думал Ивар, шагая, однако, вместе с прочими в сторону Лунного порта. «С чего бы королю Эдуарду приплывать в Аквитанию? Вот про принцессу Иоанну Граций что-то рассказывал: что вроде как должна заглянуть в Бордо на пути в Кастилию. Но неужели сам король отправился вместе с ней?»

Жаркий восточный ветер обдувал лицо мохнатой уличной пылью. Чем ближе подходил Ивар к Лунному порту, тем плотнее и взбудораженнее становилась толпа вокруг. Достаточно быстро выяснилось, что никакой не король, а всего лишь принцесса с эскортом прибыли в столицу Гиени. Что, однако, не отменяло торжественности и исключительности момента: мало кому из собравшихся на пристани доведется еще раз в жизни лицезреть живого монарха, пусть и будущего.

Ивару стоило большого труда протиснуться в первые ряды. Лучники эскорта изо всех сил сдерживали напиравших бордоссцев, пытаясь оставить для принцессы узкий проход. Один из охранителей, белобрысый парень в пропахшем потом гамбезоне,* что-то крикнул Ивару на английском и грубо пхнул его в плечо. Одновременно надавили сзади, да так, что Ивар едва не повалился на землю вместе с невежей-англичанином. Дышать в этой толчее, в самый разгар июльской жары, становилось все труднее.

[*То же самое, что акетон, стеганый поддоспешник]

Наконец, в удерживаемом лучниками проходе показалась сама принцесса, сопровождаемая двумя пожилыми сеньорами в дорогих черных одеждах. Ивар внимательно всматривался в лицо будущей королевы Кастилии, пытаясь разглядеть в нем черты ее венценосных родителей. Похоже, единственное, что унаследовала юная Джоанна от матери Филиппы — это рыжеватые волосы да веснушки на слегка вздернутом носу. И еще, возможно, темноватый оттенок кожи — в ярком свете южного солнца было не разобрать. От отца же Джоанне достались глаза с хитрым прищуром и надменный излом темных бровей. В остальном же — обычная пятнадцатилетняя девушка, не страхолюдина, но и не писаная красавица.

Поравнявшись с Иваром, принцесса неожиданно сверкнула на него озорными глазами и приветливо кивнула. Ивар оторопел, не понимая, чем удостоился такой чести. Потом подозрительно обернулся, насколько позволяла давка — и увидел прямо перед собой светящееся лицо своего старого приятеля Грация, радостно махавшего принцессе рукой. Молодой менестрель тоже узнал Ивара и живо кивнул ему, крикнув что-то вроде «и ты здесь».

Быстро поднявшись по дощатому настилу, проложенному вверх по отлогому берегу Лунного порта, принцесса Джоанна и ее немногочисленная свита скрылись в проеме городских ворот. Зрелище продлилось до обидного недолго. Горожане принялись спешно расходиться: смотреть здесь больше было не на что. Разве что на английских лучников с их зачехленными двухъярдовыми луками, да на сундуки с приданным принцессы, что сгружали на берег с габар портовые носильщики.

«Бедолаги», покачал головой Ивар, глядя на то, как взмокшие грузчики волочат тяжеленные лари. «Не хотел бы я сейчас оказаться на их месте. Особенно на месте вон того доходяги с обмотанной шеей. Знакомое у него лицо — кажется, я уже видел его где-то раньше… И за каким лядом нацепил он платок в такую жару? Разве чтобы скрыть уродливый шрам или…» Ивар неожиданно вспомнил еврейскую девочку и почувствовал, как кровь прилила к лицу. Кто и зачем сотворил с ней такое?

Доходяга-носильщик внезапно зашелся в надрывном клокочущем кашле, как будто изо всех сил пытаясь избавиться от опостылевших легких. Потом вдруг выронил из рук железное кольцо сундука, плюхнулся коленями на песок и, сложившись пополам, захрипел. Ивар видел, как изо рта его вылетел крупный сгусток темной крови, упал на грязный песок и как будто даже пошевелился. Присмотревшись, Ивар невольно вздрогнул: это был не просто сгусток крови, это был кусок легкого размером с крупную сливу. Упавший носильщик попытался выкрикнуть что-то, но безуспешно: поперхнувшись собственной кровью, он лишь бессильно корчился на песке, яростно пытаясь сорвать с шеи старый замызганный платок.

Через мгновение Ивар увидел то, что пытался скрыть под платком худосочный носильщик: на изможденной шее несчастного, чуть ниже уха, вздувался, бешено пульсируя, темно-лиловый бубон величиной с грецкий орех.

Звенящая тишина повисла вокруг. Ивар почувствовал, как люди за его спиной начали торопливо расходиться в разные стороны. «Что за неведомая напасть поразила этого бедолагу?» спрашивал себя Ивар, не в силах отвести взгляд от синюшного бубона. Только сейчас он вспомнил, где мог видеть лицо несчастного носильщика, сразу показавшееся ему знакомым. Это был тот самый слабосильный матрос, которого шпынял за нерасторопность шкипер Барбавера во время их путешествия из Саутгемптона в Бордо.