Королева Кристина - Борис Григорьев

Пиментелли дель Прадо тесно сошёлся с Бурдело, который охотно поддерживал циркулировавшие в столице слухи о том, что его испанский друг состоит с Кристиной в особых отношениях. Не исключено, что Бурдело помогал Пиментелли создавать легенду, дымовую завесу, объяснявшую истинную цель его миссии в Швецию. Именно Бурдело уговорил королеву поселить испанского посла в королевском дворце. Объективно получалось, что француз Бурдело действовал во вред Франции, хотя, согласно С. И. Улофссону, было бы напрасно приписывать ему роль политического кукловода при шведском дворе, потому что политикой лекарь интересовался мало.

Слухи о любовной связи королевы с испанским послом показались всем вполне правдоподобными. Они получили косвенное подтверждение и в существовании с конца 1651 года так называемого ордена Амаранта — секретного общества, в котором Пиментелли дель Прадо сразу стал играть ведущую роль. И слухи эти оказались для Кристины хорошим прикрытием. Многие полагали, что эмблема ордена, представлявшая собой две скрещённые буквы «А», означала начальные буквы слов «Антонио» и «Амаранта»[71]. В орден, по некоторым сведениям, кроме Кристины, входили всего 30 человек: 15 мужчин и столько же женщин. Такие шведские аристократы, как Делагарди и Тотт, ужасно переживали из-за того, что их в орден Амаранта не допустили. Бурдело искусно раздувал их обиду на королеву, одновременно поощряя её к контактам с Пиментелли дель Прадо и с хорошим пловцом, но «выскочкой» Стейнбергом.

Главным источником слухов о романе Кристины с Пиментелли, которые, по мнению Д. Мэссон, не имели под собой никаких оснований хотя бы из-за влюблённости испанца в собственную супругу, стал датский посол Педер Юэль. Он регулярно докладывал в Копенгаген[72] о своих наблюдениях, в том числе и о «развратной обстановке» в стенах королевского дворца. Посол Кромвеля Б. Уайтлок, со своей стороны, полагал, что поведение Кристины было безупречным, а в её развлечениях ничего из ряда вон выходящего не наблюдалось.

Клеветническая кампания послужила для Кристины поводом для удаления от двора не только шведских фаворитов, но и самого Бурдело. Однако это случится к лету 1653 года, когда гнев и возмущение шведов французским безбожником достигнут таких размеров, что Кристине не останется ничего иного, как удалить его из страны. Дело дойдёт до того, что церковники станут проклинать его с амвона.

За Бурдело последовала толпа его соотечественников, осознавших, что и им при шведском дворе тоже делать нечего. Королева была близка к осуществлению решительного шага — отречься от престола, и все увеселения и развлечения стали отходить для неё на задний план.

К сентябрю миссия Пиментелли дель Прадо формально была завершена. Однако когда Мадрид захотел отозвать его из Стокгольма, Пиментелли запаниковал: настоящее дело для испанской дипломатии лишь начиналось. Он понял, что появились все шансы для заключения союза Испании со Швецией, и попросил разрешения продлить срок своего пребывания в стране на неопределённое время. Кристина предложила остаться ему до декабря, когда в Регенсбурге (Германия) должны были пройти выборы римского короля, сына императора Священной Римской империи Фердинанда III. Швеция, по словам королевы, намеревалась поддержать его кандидатуру[73], если император Фердинанд прекратит проводить антишведскую политику. Пиментелли дель Прадо, убедившись в том, что может посодействовать благу обоих габсбургских государств[74], согласился задержаться в Швеции. Но выборы в Регенсбурге состоялись лишь в мае, так что Пиментелли пришлось ждать их завершения.

В дипломатическом корпусе Стокгольма задержка с отъездом Пиментелли дель Прадо вызвала беспокойство. Было очевидно, что он совершенно неспроста остался в Швеции и всё время вращается в обществе королевы. Особенно всполошились послы Голландии, Дании и Франции и приняли все меры к тому, чтобы напомнить королеве об обязательствах Швеции по отношению к своим союзникам.

С приездом в Стокгольм в конце 1653 года посла Англии Балстроуда Уайтлока тайные переговоры с участием Кристины и Пиментелли дель Прадо о шведско-испано-английском союзе сильно продвинулись, но до подписания трактата дело так и не дошло. Посол Кромвеля у Кристины тоже стал персоной «гратиссима». Он быстро нашёл общий язык с Кристиной (французский), и в своих беседах они достигли высокого уровня откровенности. Кристина соблазняла его возможностью заключения шведско-испано-английского альянса, Уайтлок был осторожен, потому что это выходило далеко за рамки полученных в Лондоне инструкций.

Англичанин сильно нервничал, ожидая реакции королевы на известие о том, что Кромвель стал лордом-протектором Англии, то есть практически королём. К его приятному удивлению, Кристина восприняла эту новость с большим энтузиазмом. Она даже выразила надежду на то, что Оливер Кромвель позже станет настоящим монархом, сравнила его положение с положением, в котором когда-то находился её предок Густав Васа, и добавила, что в период её несовершеннолетия канцлер Оксеншерна тоже питал надежду украсить свою голову королевской короной.

Инициировав личную дипломатию, Кристина, однако, скоро поняла, что в своих происпанских увлечениях зашла слишком далеко[75], и поспешила отступить, заверив голландского посла и французского резидента в своей неизменной дружбе. Тогда, в свою очередь, стал беспокоиться Пиментелли дель Прадо. Обнаружив заигрывания королевы с голландским и французским представителями, он стал подозревать Кристину в неискренности и двойной игре. Он знал, что нарушение мира с Гаагой означало бы для Испании, уставшей от войны с Францией, подлинную катастрофу.

В конечном счёте между ним и королевой, по всей видимости, произошло объяснение, в результате которого Пиментелли дель Прадо узнал о далекоидущих личных планах королевы. Кризис был преодолён, а к февралю 1653 года доверие было восстановлено. Патер Малинес, генерал Пиментелли и его священник Шарль Александр Мандершейдт приступили к согласованию с королевой последних деталей её перехода в католическую веру. Достоверно известно, что Пиментелли дель Прадо в такой роковой для королевы час на свой страх и риск предложил ей долгожданные гарантии короля Испании. Было также решено, что засидевшийся в Швеции Малинес должен был вернуться в Рим, но по пути заехать в Мадрид и детально проинформировать обо всём Филиппа IV. В мае 1653 года он отправился в путь.

Сам Пиментелли дель Прадо, рискуя навлечь на себя немилость Филиппа IV, не посвятил в суть дела испанскую администрацию и дипломатию ни в Антверпене, ни в Брюсселе и стал готовиться к отъезду. Нужно было торопиться, чтобы обо всём самому проинформировать Мадрид. Его путь лежал через моря, но ни денег, ни судна в его распоряжении не было. Выручила Кристина. Она приказала снарядить для него фрегат «Геркулес» с семьюдесятью орудиями на борту и, несмотря на пустую казну, не обращая внимания на вопли шведов о «засилье иностранных проходимцев», выдала ему на дорожные расходы 20 тысяч крон. Она устроила генералу по-истине королевские проводы. При убытии из Стокгольма генерал Пиментелли дель Прадо произнёс многозначительную фразу, укрепляющую версию тех, кто предполагал в нём любовника Кристины: «Расставание с королевой смерти моей подобно!» Но может быть, он имел в виду возможное недовольство Филиппа IV его самовольным отъездом из Швеции?