Непокорные - Александр Богданов

К вечеру небо затянуло тучами и похолодало; посыпался мелкий редкий снег, задул северный ветер. Маша изо всех сил торопилась домой. Рабочий день закончился; подружки до утра разбежались по своим углам, чтобы страдать в одиночестве; хлеба в ларьке ей не отпустили, хотя продавщица отоваривала карточки местным без проволочек, керосина тоже не было, но коробок спичек и пакетик соли ей продали. Несмотря на усталость, голод и мелкие придирки она была вне себя от счастья. Что — то большое, светлое и невыразимо прекрасное вошло в ее жизнь, ее одинокое и израненное сердце запело от счастья. Вчерашний постоялец не выходил из ее головы — она грезила о нем и томилась желаньем снова увидеть его. Он был непохож на чекистов, принуждавших ее и заставлявших делать противное ее воле; нет, он был как герой ее давнишнего девичьего романа, единственного и неповторимого, который был у нее в Ленинграде еще до ареста. Как и тогда чувство захватило ее полностью и она утонула в нем. Вчерашний гость был тихим и немногословным, но деликатным и мужественным. Она вдруг поверила в невозможное, что такой как он исполнит все ее желания и возьмет на край света, где нет суеты и суматохи, где плещется теплый океан, растут бананы и апельсины, и люди отзывчивы, добры и великодушны. Легкой походкой спешила она к своему пристанищу, стоящему на отшибе, поблизости от поселковой свалки, там где овраг и всегда хозяйничают собаки. На влажной глинистой дорожке ведушей к ее домику она различила глубокие отпечатки сапог. Впохыхах она не заметила, что вместо одной цепочки следов, к домику ведут две и обе в одном направлении. «Значит он уже вернулся,» с торжествоми подумала Маша и побежала быстрее. Ничто не затрудняло ее движений, одежда, хотя и неказистая, была практична и удобна: ватные брюки и телогрейка, плотный коричневый платок на голове, а ноги, обмотанные в куски одеяла, были обуты в резиновые галоши. За солдатским ремнем, опоясывающим ее гибкую, сильную талию, был заткнут плотницкий инструмент: топор, молоток и стамеска, еще висела на нем торба с щепоткой мелких гвоздей и случайных опилок. Любой прохожий, встретив эту воодушевленную девушку, мгновенно признал бы в ней типичную героиню труда великих строек коммунизма.

Не скрипнув дверью, Маша бесшумно вошла. С порога она услышала негромкий разговор. Суть его она понять не смогла, разговор был на иностранном языке. Их было двое — один, огромный и тяжелый, как гранитная плита, стоял спиною к ней в зеленой форме пограничника, другой, полностью обнаженный висел с вывороченными руками, пристегнутый к потолочной балке. До нее доходили только интонации. Ее сердце заколотилось и в глазах заплавали круги. Она была готова упасть в обморок. Похоже, что гигант впереди ее, угрожал и требовал, а висящий на балке отрицал и отнекивался. Не сразу Маша разглядела, что на балке висит ее постоялец. Его глаза были закачены, пена и слюна лезли изо рта, а из носа вытекала струйка крови. Когда гигант ударил постояльца по щеке и прижег сигарету к его лбу, все всколыхнулось и вскипело в Маше. Опять чекисты мучают людей! Сколько раз она видела это в тюрьмах! Светоч ее жизни и владыка ее дум во власти негодяев! C утробным Ых Маша размахнулась и нанесла тяжелый удар топором в основание шеи обидчика, сверху вниз и наискось. Острое лезвие проникло до позвоночного столба и там застряло. Горячий фонтан брызнул под потолок, залив все кругом. Враг лежал у ее ног, пульсирующая кровь продолжала вытекать из его разрубленного напополам торса; открытые глаза устремлены на свою недавнюю жертву. Кровь не образовывала лужу, а стекала вниз между щелями досок. Рукавом Маша отерла свое лицо, вымазав ватник красным. Она была ошеломлена. Что будет с нею? Она убила чекиста! Постоялец продолжал висеть как мешок, глухой и немой, безучастный ко всему и по-видимости без сознания. Маша бросилась к столу, взобралась на него и сняла подвешенного с крючка. Он рухнул на пол, рядом с убитым, завалившись на бок вдоль печной стены, его босые ступни уперлись в грудь поверженного лиходея. Стесняясь и стараясь не смотреть куда не надо, Маша накрыла мужчину одеялом и вылила ему на голову ковш воды. Сергей открыл глаза. Плечевые суставы саднили от боли, ожог на лбу горел и щипал, помутневшее сознание толчками возвращалось в реальность. Не скорo пришел он в себя и осмотрелся. Большое тело Дидриха, нелепо вывернутое, занимало половину помещения, топор по прежнему торчал в позвоночнике и из широкой раны капала кровь. Маша, осунувшаяся и чумазая, замывала стены. Ее короткие волосы были растрепаны, глаза округлились, губы дрожали и ноги едва повиновались. Она заметила его пробуждение. «Что будет со мной?» ее окровавленные руки были прижаты к груди. «Ничего,» Сергей еле ворочал языком. «Он не чекист. Он агент абвера, выполнявший задание поймать меня и отправить в Германию на мучительную смерть. Ты спасла мою жизнь.» «Как же так? Ведь я человека убила.» «Какой он человек… Он демон в человеческом облике. Ты отправила его обратно в ад, откуда он пришел. Не волнуйся, Машенька. Никто, кроме нас об этом не знает. Ночью мы спустим его в реку или выбросим на свалку и дело с концом.» Помассировав свои запястья, он стал одеваться. «Посмотри, если не веришь,» он протянул ей удостоверение офицера Ваффен — СС, которое извлек из кармана убитого. «Ты хорошо поступила, что устранила его, но где-то должен прятаться второй.» Сергей задумался. «Почему Дидрих пришел ко мне один? Это нарушение инструкции. Может что-то случилось с его напарником? В любом случае мы должны быть начеку.» С заметным усилием он вытащил топор из спины мертвеца и взглянул в темное окно. «Самое время за водой на реку сходить и дорогу прознать,» он схватил ведро и вышел из дома. Вернулся он нескоро, в ведре воды было половина. «Расплескал немного, пока шел,» oбъяснил он Маше. «Тьма кромешная, все ноги оббил о сучки да коряги. Бери Дидриха. Не вечно ему здесь лежать. Пусть поплавает.» Взяв тело за ноги — за руки, заговорщики понесли его вниз. Ночь была глухая и безлунная, чуть потеплело, брехали собаки, ни огонька в окнах изб, но над высокой крышей управления сиял электрический фонарь. Он пугал Машу, заставлял ее нервничать и напоминал о карающей длани закона. Сергей поскользнулся пару раз, ушибив колено и бедро, путь казался бесконечным, но, наконец, они донесли свою ношу до кромки воды. Даже в темноте они чувствовали присутствие могучей стихии. С речного простора тянул ветерок и слышался плеск волн. «Здесь слишком мелко,» сказал Сергей. «Днем я видел обрыв.» «Это к центру села.» «Ничего, все спят.» Они отправились на поиски лучшего места. Поднимаясь в гору, они отдыхали, положив костенеющее тело на мох, потом найдя подходящую возвышенность, сильно раскачали Дидриха и бросили в воду. «Жаль, что темно. Я приду сюда утром. Может он зацепился и лежит на пляже?» «Здесь нет пляжа,» сурово промолвила Маша. «Течение здесь сильное и к тому же глубоко.» Они повернули назад. Холодный воздух бодрил и отгонял сон. Они брели по старой, исхоженной тропинке, идя след в след. «Кто ты такой?» Маша перешла на ты, почувствовав уязвимость Сергея. «Почему ты скрываешься и за тобoй гоняется абвер?» «Я расскажу, когда мы вернемся в твою хижину; прямо в твое ухо. Ты не испугаешься?» «Нет.» Они молчали весь оставшийся путь. Сторожка выделялась черным силуэтом на фоне ночного неба. Внутри было все так же пусто и безмолвно и ничто не напоминало о драме, случившейся здесь недавно. Тепло очага, уединение тихой обители, горячий ужин и пережитые опасности сблизили наших друзей; их было двое против враждебного мира; оба осиротели; оба нуждались в понимании и поддержке. Вытянувшись на лежанке, они обнимались все крепче и теснее, и страстно любили друг друга; но, утомленные, не могли уснуть. Сергей начал свой рассказ. «Власти думают, что я капитан Хлопков. Под этим именем меня знают в исправительно-трудовом лагере?620. Лагерь этот всегда работал на германский рейх, но советские об этом не знают. Нацисты пронюхали, что я могу на них донести, и послали погоню. Ты видела это…» «Почему ты сражаешься с немцами в одиночку? НКВД должно быть на твоей стороне и дать тебе орден за твое геройство.» «Не получилось,» Сергей саркастически засмеялся. «Три месяца назад я послал к ним гонца с подтверждающими документами; они расстреляли его.» «Попробуй еще раз.» «Я уже погубил замечательного человека и не хочу пробовать опять. У меня только одна голова и я вне закона.» Щекоча своим дыханием, он шептал ей на ухо неслыханное и неповторимое, отчего она млела и замирала, и ее бросало в жар. Раньше она думала, что прекрасное случается только в романах и фильмах, а теперь она сама героиня спектакля, правда, с возможным смертельным исходом. «Меня зовут Сергей Павлович Кравцов. Я, как и ты, из Петрограда. Моя мама успела увезти меня до того, как захлопнулась мышеловка; в конце 1917 года. Я был совсем маленьким и рос вначале в Финляндии, потом в Германии. В 1939 году меня призвали в вермахт и послали служить на русский север. Вот так вкратце, я встретил тебя. Ты мне нужна. Я без ума от тебя. Ты мне говорила, что у тебя никого нет на свете; твоя мама умерла. Я возьму тебя с собой. Ты хочешь уехать отсюда?» «Да,» oна стала ласкать его. «Куда ты, туда и я. С тобой хоть на смерть.» «Хорошо. Завтра я пойду к твоему комендатскому офицеру, для них я по прежнему опер, и добьюсь твоего освобождения. Ты же говорила, что твоя ссылка закончилась?» «Да, в начале июня.» «Я знаю эту алчную, мерзкую породу и подкуплю его. Он не имеет права держать тебя. Eсли он упрется, у него будут неприятности.» «Ты такой могущественный? Многим ссыльным вместо освобождения наматывают новые сроки и отправляют в лагеря. Там повторяется все сначала и так до нашей смерти.» Слезы появились в ее глазах. «Я попробую тебя спасти, не волнуйся. Мы оба уедем отсюда на последнем пароходе. Лена того гляди замерзнет, но мы успеем. Мы будем жить в городе, ты будешь учиться, а я преподавать немецкий. Мы поженимся.» Маша затрепетала от счастья и крепко поцеловала своего жениха. Она всегда будет с ним и в горе и в радости! «Я буду Сереже лучшей женой!» пообещала она себе. На утро следующего дня местное начальство было подмазано и документы получены. Маша рассчиталась в конторе и паковала свои узлы. Ей запрещалось жить в тридцати девяти крупных городах страны, она была для властей, как называется «существом второго сорта», но радость ее не убывала. Билеты были куплены порознь; бывшая ссыльная могла ехать только третьим классом, но они могли видеться в столовой, на палубах и в коридорах. Когда пароход отвалил от причала, Маша, вцепившись в поручень, усердно махала своим подругам. На минуту оторвались они от свoей работы на объекте и, повернув головы, наблюдали с высоты крыши за уходящим на юг судном, извергающим шлейф черного дыма. Каждая из них отчаянно завидовала Маше и мечтала о таком же принце, который однажды увезет ее в теплые края. Сама же Маша была обеспокоена. Из ее головы не выходил вчерашний разговор с Сергеем. «Я против Гитлера и против Сталина. Я за русский народ,» говорил он. «В городе мы организуем ячейки сопротивления режиму. Давно пора начинать.»