Расследования Корсакова. Комплект из 3 книг - Игорь Евдокимов

пойму, что дежурный офицер, каптенармус или учащиеся знают об истинной цели моего присутствия здесь, мне будет очевидно, кто им об этом сообщил.

– Это что, угроза? – вновь был готов закипеть Панин.

– Николай, пожалуйста… – начал было успокаивать его Красовский, но Владимир прервал его:

– Нет, господин полковник. Просто напоминание, что чем проще мне будет работать, тем быстрее я вас покину. Меж тем я был направлен сюда как преподаватель истории для юнкеров, поэтому примите мои заверения, что и к этой части своих обязанностей буду относиться со всем вниманием.

– Премного благодарен, – преувеличенно вежливо ответил Панин. – Я поручил каптенармусу доставить ваши вещи в учебный корпус – преподаватели проживают там. В комнате вы найдете записки вашего предшественника по темам, которые необходимо будет рассмотреть. Дежурный офицер проводит юнкеров в исторический кабинет к восьми утра ровно. Опаздывать у нас не принято. Ни воспитанникам, ни наставникам. Надеюсь, это ясно?

– Кристально. Также еще попрошу не чинить мне препятствий при перемещении по училищу. Увы, я не могу заранее знать, какие помещения мне придется посетить.

– Насколько это возможно по уставу. Но учтите, что вы не имеете права находиться в эскадронных помещениях, где проживают учащиеся, без сопровождения дежурного офицера. То же самое касается личных комнат преподавателей – они будут закрыты. Впрочем, большинство помещений училища заперто на время каникул.

– Позволите позаимствовать ключи?

– Нет, – отрезал полковник. – Если в ходе своих… изысканий вам потребуется открыть какую-либо дверь, извольте обратиться ко мне. Я приму решение и отправлю с вами дежурного. – Он увидел, что Корсаков уже собирается открыть рот, поэтому сразу же добавил: – Внутренний распорядок училища не обсуждается.

– Ваша взяла, Николай Сергеевич, – не стал спорить Корсаков. – Тогда последний вопрос: вы не замечали в последнее время ничего… странного?

– Вам придется яснее выражать свои мысли, – не преминул съехидничать полковник.

– Необычное поведение генерала, или кого-то из офицеров, или, быть может, воспитанников? Шумы по ночам? Двери, которые вы обнаруживаете открытыми, хотя могли бы поклясться, что запирали их?

– А какое это отношение имеет к кончине Ивана Павловича?

– Ваня… – подал голос доктор Красовский. – Иван Павлович в последнее время жаловался на бессонницу. Кошмарные сны. Я прописал ему успокоительное, но состояние генерала не улучшалось. Он начал слышать…

– Состояние начальника училища не имеет ровным счетом никакого отношения к его гибели! – рявкнул полковник. – У вас есть еще вопросы?

– Нет. Благодарю за помощь, мы с Павлом Афанасьевичем вас покинем.

– Свободны, – по привычке отозвался полковник. – Да, и, Владимир Николаевич, если не затруднит – пользуйтесь, пожалуйста, правой лестницей, если понадобится подняться на верхние этажи.

По скрытой усмешке Панина Владимир понял, что его друг был прав и правая сторона лестницы была припасена для «зверей» и «сугубых». Корсаков и Постольский откланялись и вышли обратно в холл. Чуткий слух Владимира, прежде чем дверь закрылась, уловил торопливую речь доктора Красовского:

– Только не говори, что тебе последние дни не снился…

– Тихо! – оборвал его полковник.

Дверь закрылась, и Корсаков вынужден был с сожалением последовать за Павлом. Дежурного офицера на посту не оказалось, поэтому молодые люди сочли возможным вполголоса обсудить увиденное и услышанное.

– Ты спросил полковника о том, кто присутствовал в училище в ночь убийства, – начал Павел. – Думаешь, кто-то из офицеров может быть причастен?

– То есть воспитанников ты исключаешь? – усмехнулся Владимир. – Не совсем, дружище. Тем более что установить убийцу – это работа московской полиции, конечно же, и твоя заодно. Я здесь для того, чтобы понять, является ли смерть Сердецкого делом рук особо сильного и жестокого безумца или способ умерщвления проходит по моей епархии. Выясню это – смогу сказать вам, на что обратить внимание при поиске подозреваемых. А уж с причинами, доказательствами и арестом разбирайтесь сами. Я намерен в этот момент быть уже на поезде обратно в Петербург.

– И как ты установишь причины произошедшего?

– У меня есть свои способы, – уклончиво ответил Корсаков, машинально сжав и разжав правую руку. – Что будешь делать ты?

– Поеду в Лефортовскую часть, выясню, как идет дознание, а потом наведаюсь к коллегам в жандармское на Малой Никитской.

– Хорошо. По правде сказать, не знаю, как тут добираться до города, поэтому, если не составит большого труда, пришли кого-нибудь за мной ближе к двум пополудни или заезжай сам. Кстати, не в курсе, здесь вообще как-то кормят?

VII

21 декабря 1880 года, вечер, Дмитриевское военное училище, Москва

Кормили в юнкерской столовой, которая занимала длинное помещение в полуподвале, разделенное на две равных части арками и колоннами. Едой на время каникул заведовал на все руки мастер, каптенармус Белов, оказавшийся улыбчивым дюжим малым на вид тридцати с небольшим лет. Возможно, его старили абсолютно роскошные моржовые усы, плавно переходящие в бакенбарды. Вручив Корсакову тарелку щей, пироги и чай, он беззаботно рассказал, как из простого уланского рядового дослужился до вахмистра в гвардии и даже надеялся получить офицерское звание, но был списан по ранению после Русско-турецкой войны. Бравого гвардейца взяли каптенармусом в Дмитриевское училище, где он дружелюбно присматривал за «молодыми барчуками», по выражению самого Белова. Он же, как выяснилось, без особых усилий перетаскал багаж Корсакова в его комнату, куда и проводил нового преподавателя.

Следуя за Беловым, Владимир впервые за день попал во внутренний двор училища. За главным зданием было еще два корпуса, расположившихся амфитеатром вокруг площади с засыпанным снегом фонтаном посередине. В левом размещались учебные классы на первом этаже и преподавательские квартиры – на втором. В правом жили каптенармус и главный врач, располагались лазарет, библиотека и разные подсобные помещения. С главным зданием корпуса соединялись крытыми, но не застекленными галереями, так что укрытия от зимнего ветра они не давали. На полпути обе галереи образовывали небольшие беседки, в каждой из которых находилась пушка – учебное орудие с горкой ядер. На них кавалеристы должны были получать минимальные знания об артиллерийском деле.

Зайдя в преподавательский корпус, Корсаков не ощутил особой разницы с температурой на улице.

– Извиняйте, Владимир Николаевич, на каникулах не топим, надобности нет, все выстыло, – смущенно пояснил Белов. – Но у вас голландка есть, и дровишек я оставил. Комната быстро согреется.

Комната действительно должна была прогреться быстро – настолько маленькой она была. Корсаковский багаж занял значительную ее часть. Перед окном, заледеневшим настолько, что разглядеть что-то через него было невозможно, стоял письменный стол. В углу – узкая односпальная кровать. Помимо дров для печки, Белов оставил Владимиру еще полностью заправленную лампу-керосинку. Вторая такая же болталась под потолком. На счастье Корсакова, за первые холодные месяцы, проведенные в петербургской квартире без постоянных слуг, он