Заложница Ада - Лали Та

не пыталась переубедить его. Он просто сошел с ума, когда понял, что Аиши больше нет в Остроге. Я никогда не видела человека в таком отчаянии. А потом… Он попросил Мулцибера создать для него особый звездолет, чтобы он мог… Уйти.

— Уйти?

— На совсем, — кивает Энже. — Жить в этом корабле и бороздить космос, пока не найдет Аишу.

— Но ты ведь сказала, что ее выкрал отец? — не понимаю я.

— Мы так думаем, но уверенности в этом нет. Сархад так никогда и не признал свою вину. Строго говоря, он даже не выходил на связь. А на свою планету алияды не пускают. Это под запретом, там никогда не бывало чужаков. Они считают, что на Архаире живут божества, — она презрительно усмехается, — которых может смутить присутствие иномирян.

— Боже мой, — шепчу я, прикладывая руку ко рту. — Но Эмир…

— Обыскивает каждый уголок космоса вот уже пять лет. И на невольничьи рынки он летает, чтобы проверить рабынь, подходящих под ее описание.

Но столько лет прошло… Где гарантии, что Аиша не изменилась до неузнаваемости за это время? Она пропала почти ребенком, а сейчас должно быть, уже взрослая девушка.

Хотя я понимаю их. Если бы пропала Тесс, я бы тоже никогда не сдалась.

— Энже, — кладу руку ей на плечо и заглядываю во влажные от слез глаза. — Я очень надеюсь, что когда-нибудь твоя дочь постучит в эту дверь и обнимет тебя.

Энже всхлипывает, бросаясь мне на шею, и мы порывисто обнимаемся.

— Если кто-то и сможет найти ее, то это Эмир, — шепчет она. — Пока он не сдался, и у меня есть надежда. Они как магниты притянутся друг к другу, рано или поздно. Я чувствую, что она жива, понимаешь? Это иррационально и нельзя объяснить, но я просто знаю.

Глава 23

Всю ночь я ворочалась, пытаясь уснуть, но в голову так и лезли мысли об Аише. Бедная. Она, должно быть, просто в ужасе. И если о моем местонахождении Тесс хотя бы знала, то близкие Аиши пребывали в неведении уже десять лет.

Помучив себя тревожным сном какое-то время, я все же сдалась и пошла в ванную, чтобы окончательно снять с себя остатки дурмана.

Я выхожу из душа, обмотанная полотенцем и перебирая блажные волосы и застываю в движении.

Мулцибер здесь. Прямо посреди моей комнаты. В брюках и свитере тонкой вязки, таких же черных, как и его волосы.

Он чуть склоняет голову к плечу, жадно хватая взглядом участки моей влажной кожи, и я чувствую, как перестаю дышать. Пульс подскакивает на невозможную частоту, и я просто стою как вкопанная, пригвожденная к полу его взглядом.

Он делает ко мне пару пьяных шагов, протягивая руку, и проводя пальцами по каплям на ключице.

Внизу живота тут же нарастает пламя, охватывающее все мое тело.

— Что… Что ты здесь делаешь?.. — срывающимся голосом, чувствуя на коже его обжигающее дыхание.

— Пришел к тебе… — тихо шепотом, склоняясь и чуть касаясь губами моего плеча.

Глаза закатываются от его горячих губ на коже, а руки, удерживающие полотенце, так и норовят его отпустить.

— Мы ведь… Вчера это выяснили…

Это дыхание угомонится вообще?!

— Выяснили, — он овивает рукой мою талию, притягивая к себе. Погружает пальцы во влажные волосы, и медленно целует в скулу. Так нежно, что у меня слезы на глаза наворачиваются, а пальцы слабеют.

Он ведь так не умеет! Не способен на нежность, и просто затеял очередную игру! Трахал Лив всю ночь, и потому так рано исчез с проклятого приема! А она не явилась, потому что он приказал ей голой его в постели ждать?

О, боже! Эти мысли приводят меня в чувство за секунду.

В груди поднимается жгучий протест, и я делаю шаг назад. Мулцибер хмурится, но не удерживает меня. Я так и стою перед ним — почти голая, с влагой на теле, но смотря упрямо, на равных.

— Послушай, — делаю над собой, чтобы голос не дрожал. — Это не может так продолжаться…

— Не может, — отзывается он в тон, продолжая изучать меня как-то по-новому.

— Тогда я…

— Поехали.

— Ч-что? — я на столько сбита с толку, что не могу ничего произнести.

— Поехали. — Жестко повторяет он. — У тебя десять минут на сборы. Машина ждет нас возле входа.

— Но… — я на столько обескуражена, что не могу нормально сформулировать вопрос. — Что мы будем делать?

— Для начала, — усмехается он, сверкая глазами, — я дам тебе ответы. А там посмотрим.

Почему мне во всем видится похотливый подтекст?! Может потому, что этот демон усмехается уголком губ, и вновь жадно оглядывает мое тело, прежде чем развернуться и выйти прочь?

***

— Так не может продолжаться вечно, — Малик хмурится, забирая у него шприц крови.

Мулцибер чувствует только щекотку в том месте, где толстая игла протыкает вену.

— Ты сам знаешь, что вечность уже перестала быть метафорой, — усмехается, а сам внимательно следит за переменами в лице Малика.

Когда-то он стал одним из первых соратников Мулцибера. Упал на колени, поняв, какое чудо обнаружил, и чуть ли не ноги ему целовать начал.

Мулцибер скривился, вспоминая каждого из Знающих. Все они считали себя избранными, приближенными к богу. А для него они были просто гребаными сектантами, на сознании которых он умело спекулировал.

Вечная жизнь. Вот что он обещал всем им. Вот за что любой готов был отдать все свои кровавые деньги. Лишь бы спасти собственную шкуру и обмануть старуху-смерть.

Мулцибер владел той валютой, которую не могли обменять не одни деньги мира. Он продавал время. А потому все бабки, все ресурсы, изобретения, души, шлюхи… Все это было его.

Он владел людскими жизнями, и они заглядывали в его глаза, словно смотря в лицо богу.

Кретины… Всему виной наука. Она и только помогла ему создать Адские Земли. Место, где время останавливается. Место, где люди живут, пока весь остальной мир стоит на паузе.

— Сколько уже ты прожил? Десять людских жизней? Двенадцать? — хмурится Малик.

А его сегодня пробило на откровения. Что, интересно, всему причиной? Его неутолённая страсть к Энже, которая вот уже тысячелетие ищет способ вернуть свою дочь? И срать она хотела на темнокожего воина, таскающегося за ней по пятам. Энже была точно такой же, как и сам Мулцибер — одержимой идеей. Только это и помогло ей обнаружить в его крови особое соединение, образовавшееся, как ни полагали, из-за особого поля Острога, где он родился. Один из троих. Другие женщины не могли тут даже зачать. А беременные теряли детей, едва оказывались