Ночной молочник - Андрей Курков

Он так напряженно пережевывал в голове мысли о бегстве, что не заметил, как Мурик-Мурло подполз и потерся о его ноги. Дима уронил взгляд на кота. Увидел, что тот едва стоит на своих лапах. Аккуратно перенес его обратно на тряпичную подстилку.

– Есть вещи поопаснее бультерьеров, – сказал он, глядя в глаза коту.

Ему показалось, что в ответ на его слова кот кивнул.

Дима достал с полки с инструментами свою стопку и бутылку самогонки на крапиве. Налил себе. Снова посмотрел на кота. Тот не сводил взгляда с рук хозяина.

– Да, – выдохнул Дима. – Пить в одиночку – плохая привычка!

И он достал ампулу, сбил щелбаном ее кончик и вытрусил жидкость на тарелку.

– Будьмо! – сказал он коту, приподнимая свою стопку.

Выпив, поискал глазами закуску. Хоть и знал, что ничего у него тут поесть нет.

– Страшно, – прошептал он, глядя на Мурика. – Мне страшно.

Взгляд его опустился на пустую ампулу. Дима хмыкнул, взял ее в руку и поднес к лицу. Понюхал. Сладковатый валериановый запах ударил в ноздри.

Дима бросил взгляд на полку с инструментами. Вытащил из-за ящика с набором гаечных ключей еще одну ампулу. Сбил ей ударом ногтя стеклянную верхушку. Вытрусил содержимое в свою стопку. Потом, словно пил водку, выдохнул воздух и опрокинул стопку в рот.

59

Киев. Мариинский парк

– Пятый! Проверь смотровую площадку! – протрещал в наушнике Егора знакомый голос. – Беременная опять туда пошла!

– Понял, – ответил Егор.

Оглянулся по сторонам. Время к одиннадцати. Солнце едва светит. Под ногами хлюпает растаявший снег или размокшая наледь. В голове гул. То ли простудился вчера, лежа на снегу с карабином, то ли головная боль из-за бессонной ночи.

Прошел мимо памятника, напряженно всматриваясь вдоль аллеи, ведущей к смотровой площадке. Навстречу ему – пожилая пара с мопсом на поводке. На мопсе – ярко-красный стеганый комбинезончик. Чтобы издалека видно было и чтоб не замерз.

Пара шла широко, занимая почти всю аллею. И при виде спешащего в их сторону мужчины в длинном кожаном пальто пенсионеры едва ли сдвинулись в сторону, чтобы его пропустить.

Дальше аллея была пустынной. Егор почти выбежал на смотровую площадку, но никого там не увидел. На всякий случай перегнулся через бортик и заглянул вниз.

– Четвертый! – проговорил Егор. – На площадке никого.

– Понял. Но ты поглядывай! – ответил Сергей.

Егор сделал шагов десять в сторону Парламента и увидел ту, о которой сообщил ему напарник. Беременная молодая женщина в темном пальто и с кольцами кучерявых волос, выбивавшихся из-под меховой шапки мужского покроя. Сейчас она подходила к скамейке на ближней к дороге аллее.

«Сейчас усядется, – подумал Егор. – Снимет рукавички и будет ногти обкусывать».

Она действительно присела на скамейке, но рукавичек не сняла. Оглянулась по сторонам и остановила взгляд на здании Парламента.

«С головой у нее что-то не так», – подумал Егор. И тут же понял, что и у него сегодня что-то не так с головой. Не просто болит, а уже раскалывается! может, таблетку у кого-нибудь по рации спросить?! Нет, это не по-мужски! Потерпит!

Взгляд Егора отпустил беременную женщину и переплыл плавно на антинатовский пикет. И тут краем глаза он заметил, как быстро поднялась со скамейки беременная. Поднялась и в сторону пикета поспешила. С интересом возвратил Егор свой взгляд на пикет и тут же понял, что НАТО для беременной – пустой звук. Она спешила к плотному мужчине, только что вышедшему из центрального входа Парламента. А он остановился и с кем-то по мобильнику говорил. Прямо на площадке между входом и пикетом старичков-коммунистов. Он и не заметил сначала, что к нему женщина спешит, – лицом к дороге стоял. Но когда заметил, сразу шаг назад сделал. По сторонам оглянулся, словно спасения искал.

Разговор, возникший между ними, Егор услышать не мог. Но мимика и жесты были красноречивее любых слов. Не было между ними ни любви, ни дружбы. После того как на лице мужчины злая улыбка засветилась, женщина что-то крикнула ему и, отвернувшись и закрыв лицо руками, прочь пошла. Мимо пикета, на аллею.

Егор провожал ее взглядом минуты две, пока не скрылась она в другом конце парка. Мужчина к этому времени исчез. И мысли Егора возвратились к вчерашнему вечеру, к его выстрелу.

«Что с ними? – подумал он нервно. – Живы?»

Теперь его мучила совесть. Больше всего из-за той пожилой женщины в машине. Женщины – хрупкие. Они в таких ситуациях погибают первыми.

«А может, надо было по-другому поступить? Не так резко?»

Он перевел взгляд на двери парадного в «сталинском» доме через дорогу. Двери, через которые несколько раз каждый день проходила то на вход, то на выход Ирина. Двери, над которыми висит табличка с указателем номеров квартир, и больше ничего.

«Узнать бы как-то? – подумал он. – Газеты купить, что ли?»

Стал припоминать, где тут поблизости газетный киоск. Где-то же совсем рядом!

Вышел к дороге и увидел. Подошел к переходу. Дождался зеленого человечка.

«Факты» и «Киевские ведомости» развернул по очереди, уже вернувшись и усевшись на хорошо протертую скамейку возле антинатовского пикета. О ЧП на Житомирской трассе ни слова. Зато о других авариях – целая страница с фотографиями.

А голова по-прежнему болит. И состояние просто плачевное. Не то чтобы плакать хочется, но и в душе, и в теле полная взаимная дисгармония. А ему еще пять часов по парку гулять!

Вот если б сейчас Ирина тут появилась! Может, и лучше бы ему стало! Но ведь он сам все сделал, чтобы больше в парке с Ириной не встречаться. Он сам ее «уволил». Даже больше того! «Уволил» и тех, кто допекал ей своей навязчивостью. Надолго или навсегда «уволил» – это неизвестно.

Кое-как домучился Егор до конца смены. И пока вытаптывал служебное время по аллеям, захотелось ему выпить водки. Сто грамм, не больше. Этому желанию Егор удивился. Пил он редко и мало, и обязательно по какому-нибудь поводу. А чтобы так просто, в одиночку выпить сто грамм?!

Однако либо болевшая голова была основным адвокатом ста граммов водки, либо его нервная система, но решил Егор, что этим вечером позволит себе расслабиться. Чуть-чуть. В качестве эксперимента: чтобы проверить – уйдет головная боль или нет.

Закончив смену и сдав рацию, Егор зашел в гастроном напротив кованой арки бокового входа в парк. Купил сосисок, масла, гречки. Вспомнил, что мама жевать не может, и взял еще килограмм манки.

Выехав из переулка на Грушевского, бросил на ходу взгляд на серую «сталинскую» пятиэтажку, напротив Парламента. Глянул, и сразу ногу с педали газа убрал. Из парадного молочной кухни двое мужиков вынесли блестящий, хромированный бидон. Тут же рядом стоял джип «мерседес» с открытой задней дверью.

Сзади засигналили. Егор снова придавил педаль газа.

Ему хотелось как можно скорее выехать из города. Чтобы избежать стояния в пробках, поехал через Лукьяновку. Но именно там и застрял на полчаса. Хорошо, что удалось потом легко проскочить через мост возле метро «Святошино». Дальше можно было ехать ровно, заняв свое место в густом, но упорядоченном транспортном потоке. По обочине с правой стороны поток то и дело обгоняли машины «представительского класса», спеша довезти представителей власти и бизнеса до их загородных домов. Перед Мотыжиным обгоны прекратились. Представители власти и бизнеса жили в ближних к городу поселках. Дальше, от столбика сорокового километра трассы, начиналась территория селян и гастарбайтеров.

После того как Егор повернул с трассы на Макаров, снова вспомнилось желание выпить. Голова вроде уже не так беспокоила Егора. По мере приближения машины к Липовке его мысли все больше были заняты Ириной. И теперь он думал: заехать к ней сейчас или нет. Он бы точно заехал, и без долгих размышлений. Но в прошлую ночь маме было плохо. Пена изо рта шла. Хрипела. И они вдвоем с соседкой просидели около ее кровати до самого утра. Под утро ей стало лучше. Она и глаза открывала, и на него, своего сына, смотрела жалобно. Но кто знает, что с ней сейчас?

«Мазда» въехала в Липовку. Повернула на развилке на Кодру. И метров через двести остановилась. Егор вышел из машины. Посмотрел на горящую зеленым вывеску кафе. Перешел дорогу.

«Ладно, выпью сто граммов», – решил.

Открыл двери и заглянул внутрь. В этом кафе он еще ни разу не был. Сначала тут железный вагончик стоял, в котором пиво и водку наливали. Потом хозяева немного разбогатели и кирпичный домик построили с террасой. Терраса, правда, зимой пустовала. Иногда посетители на ней оставляли велосипеды.

Внутри за одним столиком сидел пьяный старик в ватнике. За другим – трое парней. По телевизору Руслана пела «Дикі танці».

Атмосфера заведения Егору не понравилась. Да и таранки, гирляндой свисавшие с потолка над прилавком – барной стойкой – заставили его брезгливо скривить губы. Он развернулся и вышел. Воздух снаружи показался удивительно чистым и свежим. Открывая дверцы машины, Егор заметил на дороге подкову. Поднял и положил на резиновый коврик под ноги.