Неизменная - Кэрригер Гейл

Что же они тут сотворили, удивилась Алексия, чем заслужили подобное отвращение и пренебрежение? Или это он сам совершил нечто ужасное?

Леди Кингэйр заметила его колебания.

— Никак не выбрать? До чего же это на тебя похоже! Ты вполне можешь сесть на место альфы, дедушка, больше-то некому.

Услышав это, бета стаи Кингэйр прервал разговор с Фелисити («ага, Шотландия ужас какой зеленый край») и поднял взгляд на Шиаг:

— Он тут не альфа! Ты в своем уме?

Шиаг встала.

— Закрой свою хлеборезку, Дув. Кто-то должен принять бой, а ты подставишь брюхо первому, кто способен принять форму Анубиса.

— Я не трус!

— Расскажи об этом Ниллу.

— Я прикрывал его спину. Он же будто лишился слуха и нюха! А должен был догадаться о засаде.

Разговоры за столом смолкли. Даже мадам Лефу и мистер Бровки Домиком прекратили попытки перещеголять друг друга на научном поприще, такое воцарилось напряжение. Мисс Лунтвилл прекратила заигрывать с мистером Танстеллом. Мистер Танстелл прекратил с надеждой взирать в направлении мисс Хисселпенни.

В отчаянной попытке вернуть ситуацию в приличное русло и восстановить цивилизованную беседу мисс Хисселпенни довольно громко и отчетливо произнесла:

— Вижу, нам подали рыбное блюдо. Какой приятный сюрприз! Я люблю рыбу. Вы согласны со мной, мистер… э-э… Дув? Она такая… э-э… солененькая.

Пораженный бета откинулся на стуле. Алексия посочувствовала ему. Ну что можно сказать на подобное заявление? Будучи джентльменом, несмотря на горячий нрав и волчьи наклонности, бета ответил Айви, как того требовали приличия:

— Я тоже… э-э… большой охотник до рыбы, мисс Хисселпенни.

Некоторые из наиболее дерзновенных философов заявляли, что современный этикет существует отчасти для того, чтобы оборотни, находясь в обществе, держали себя в руках. По сути, теория эта утверждала, что хорошие манеры в какой-то степени придавали высшему свету черты стаи. Алексия никогда не была особой приверженкой этой доктрины, но сейчас, видя, как Айви одним лишь дурацким рыбным замечанием усмирила разъяренного бету, решила, что это довольно примечательно. Возможно, в подобных гипотезах все же что-то есть.

— А какую рыбу вы любите больше всего? — упорствовала мисс Хисселпенни. — Красную, белую или что-то из такой, сероватой, которая чаще всего попадается?

Леди Маккон переглянулась с мужем, очень стараясь не рассмеяться, а потом уселась по левую сторону от него, после чего пресловутая рыба была подана, и ужин продолжился.

— Я люблю рыбу, — чирикнул Танстелл.

Фелисити немедленно переключила его внимание на себя:

— Неужели, мистер Танстелл? И какая же нравится вам особенно?

— Ну, знаете, — заколебался Танстелл, — та, которая, вы понимаете, — он сделал стремительное движение обеими руками, — э-э… плавает.

— Жена, — прошептал граф, — чего добивается твоя сестрица?

— Ей просто понадобился Танстелл. А все потому, что им интересуется Айви.

— С чего бы мисс Хисселпенни хоть как-то интересоваться моим камердинером, по совместительству актером?

— Вот именно! — с энтузиазмом ответила великолепному оборотню его жена. — Рада, что по этому поводу мы пришли к согласию: это совершенно неподходящая партия.

— Женщины, — только и сказал все еще озадаченный граф, накладывая себе в тарелку ставшей предметом обсуждения рыбы — белой рыбы.

Но и после этого разговор так и не вернулся в нормальное русло. Для того чтобы поучаствовать в интеллектуальной беседе, Алексия к ее искреннему сожалению сидела слишком далеко от мадам Лефу и ее научно-ориентированного собеседника. Не то чтобы она могла внести существенный вклад: разговор свернул на магнетические видоизменения в эфире, и ее собственных поверхностных знаний просто не хватило бы. Просто разговор там шел куда живее, чем на ее конце стола. Лорд Маккон наворачивал так, словно не ел несколько дней (возможно, так оно и было). Леди Кингэйр казалась неспособной к длинным фразам, если только они не были выдержаны в резком или повелительном тоне, а Айви придерживалась рыбной тематики с упорством, которого Алексия ни за что бы не одобрила, будь она собеседницей подруги. Проблема, конечно, заключалась в том, что мисс Хисселпенни ничего не знала о рыбе — и этот решающий фактор совершенно ускользнул от ее внимания.

В конце концов Алексия в отчаянии взяла бразды разговора в свои руки и как бы невзначай полюбопытствовала, как понравилась стае возможность отдохнуть от проклятия оборотней. Лорд Маккон воздел очи к небесам. Едва ли он мог представить, что даже такая неукротимая дама, как его жена, решится требовать объяснений вот так, напрямую, у всей стаи скопом, да еще и за ужином. Он думал, что она хотя бы сочтет нужным поговорить с каждым из оборотней наедине. Впрочем, тонкость никогда не была в ее стиле.

Замечание леди Маккон прервало даже рыбную беседу мисс Хисселпенни.

— О небо, вы тоже пострадали от этого? — спросила эта юная леди, с сочувствием окидывая взглядом шестерых сидящих за столом оборотней. — Я слышала, что сверхъестественные на прошлой неделе были… э-э… нездоровы. А моя тетушка сказала, что все вампиры забились в дома своих роев, призвав к себе большинство трутней. Она собиралась на концерт, но его отменили из-за отсутствия пианиста, который был из Вестминстерского роя. Весь Лондон негодовал. Право же, там не то чтобы очень уж много… — она помолчала, саму себя загнав в угол, — ну, вы понимаете, сверхъестественных, но когда они не могут покинуть свои дома, натурально, начинается суета. Конечно, мы знали, что оборотней это тоже должно было затронуть, но Алексия ни разу ни о чем таком не говорила, правда же, дорогая? Мы же виделись прямо на следующий день, и ты ни словечка мне не сказала. Стая Вулси ведь не пострадала?

Леди Маккон не потрудилась ответить. Вместо этого она перевела острый взгляд карих глаз на сидевшую за столом стаю Кингэйр. На шестерых крупных шотландцев, вид у которых был виноватый и которым, вероятно, нечего было сказать.

Члены стаи обменялись взглядами. Конечно, они предположили, что это лорд Маккон сообщил жене об их неспособности менять ипостась, но, вероятно, сочли несколько неуместным, чтобы не сказать чересчур прямолинейным, поднять эту тему прилюдно за ужином.

Наконец гамма неуверенно проговорил:

— Это были интересные несколько месяцев. Мы-то с Дувом уже давно стали оборотнями, и нам дневной свет нипочем, нас не особо тревожат и… гм… сопутствующие осложнения, хоть бы даже и во время новолуния. Но и остальные наши тоже наслаждались такими каникулами.

— Я был оборотнем всего несколько десятилетий, но все это время не понимал, как по солнышку соскучился, — сообщил один из более молодых членов стаи, впервые за все время заговорив.

— Лахлан снова запел — на это трудно сердиться.

— Но теперь это начинает раздражать, — добавил третий. — Смертность, а не пение, — поспешно пояснил он.

Первый усмехнулся:

— Да, вообразите, раньше мы скучали по дневному свету, а теперь скучаем по проклятию. Когда привыкаешь часть жизни бегать волком, от этого трудно отказаться.

Бета предупреждающе посмотрел на них.

— Быть только человеком очень неудобно, — пожаловался третий, игнорируя этот взгляд.

— Сейчас даже малюсенькая ранка заживает целую вечность. И таким хилым делаешься без сверхъестественной силы. Я, бывало, карету поднимал за задок — и ничего, а сейчас шляпные коробки мисс Хисселпенни едва допер, и сердце колотилось страшно.

Алексия фыркнула:

— Это вы еще самих шляпок не видели.

— Я разучился бриться, — со смешком продолжил первый.

Фелисити ахнула, а Айви покраснела. Подумать только, как это неприлично — заводить за столом речь о джентльменском туалете!

— Эй, молодняк, — рявкнула леди Кингэйр, — хватит уже! И без того сказали больше чем достаточно.

— Да, миледи, — дружно кивнули трое джентльменов, каждый из которых был вдвое или втрое старше нее. Вероятно, она выросла у них на глазах.