Мертвое царство - Анастасия Александровна Андрианова

всадник вселял не меньше ужаса: это был совсем молодой мужчина, длинноногий, стройный, с длинными чёрными волосами и… зелёной кожей, почти как нечистецы на картинах из лавки Штиля. Доспехов на нём не было – роскошный кафтан и тяжёлый отороченный мехом плащ, спадающий на медвежью спину. В ушах юноши блестели золотые серьги, а глаза под хмуро сдвинутыми бровями сверкали янтарём. Я даже позабыла о своей боли, о своём страхе и горе, настолько меня заворожил его взгляд и выражение странного, не то человеческого, не то нечистецкого лица…

Он тоже заметил меня. Я не сразу поняла, что медвежий всадник смотрит именно на меня, а не на мертвецов. Он остановил своего зверя, а потом направил прямо ко мне. Меня словно окатили холодной водой. Я перевернулась на бок и замерла, слишком уставшая и напуганная, чтобы пытаться бежать.

Медведь остановился напротив меня, втягивая воздух влажным носом. Зверь чуял кровь, но был слишком хорошо воспитан, чтобы броситься на падаль. Я подумала, что от меня самой крепко несёт кровью и страхом – не лучший запах для встречи с диким животным.

– Неужели женщина? – насмешливо спросил юноша. Его голос одновременно был и надменным, и мягким, с заметным иноземным выговором. – Ты сражалась за Царство?

– Я не воин, – шикнула я. – Не билась, но едва не попала под ваши стрелы.

Не знаю, как я могла говорить с ним, зеленокожим, янтарноглазым, ловя на себе дыхание ездового медведя. Воины приблизились к своему предводителю и встали полукругом, глядя на меня так же равнодушно, как на тех, кому уже не суждено было встать.

– Золотой Отец пощадил тебя. Я бы сказал иначе: приберёг для нас. – Юноша небрежно махнул рукой, указывая на меня. – Возьмите её, подарим князю.

Двое дружинников шагнули ко мне, один из них занёс руку в перчатке и наотмашь ударил меня по лицу. Меня вновь поглотила тьма, плотная и милосердная.

* * *

Князю меня не подарили. Я очнулась в каком-то подземелье: сырая почва вместо пола, промозглый, суровый холод и тусклый свет из крошечного окошка где-то под потолком. Мне было плохо. Знобило, всё тело болело, в голове гудело. Я ощупала затылок: волосы слиплись от крови, прикосновения отзывались ноющей болью. То, что я оказалась жива, виделось мне слабым утешением.

Глаза с трудом привыкали ко тьме, нестерпимо хотелось пить. Я слышала, что где-то капает вода, и ощупью двинулась на звук. Когда рука наткнулась на стену, я вздрогнула от отвращения – каменную кладку покрывал скользкий налёт, но жажда пересилила. Я отыскала место, где текла тонкая струйка и, срываясь с выпуклого камня, падала на пол.

Пила я долго, ловила каждую каплю, не брезговала слизывать влагу прямо со стены, но никак не могла напиться. Вода пахла илом и чем-то затхлым, но, впрочем, в моей темнице вообще не благоухало розами. Ноги коснулось что-то мягкое – наверное, крыса. В гудящую голову лезли безрадостные мысли, но на удивление они меня не трогали. Напившись, я облизнула губы и села на землю, подтянув колени к подбородку. Пальцы сами собой потянулись к сбившейся колтунами косе и стали разбирать пряди.

Что было у меня на тот момент? Что я точно знала? Я – фальшивая лекарша армии Царства, чудом уцелевшая во время атаки. Если б я не высовывалась, зеленокожий воевода не увидел бы меня. Теперь я, видимо, в плену у князя-чудовища… Что ему от меня нужно? Сведения о планах Царства? А может, он просто бросил меня в темницу и забыл, решил заморить голодом?

Умирать не хотелось. Я решила, что подожду ещё немного и начну шуметь. Добьюсь разговора хоть с кем-то. Меня могли бы начать пытать, и думать об этом было неприятно.

Вспомнился взгляд жёлтых глаз – недоверчивый, звериный. Мне казалось, что я сойду с ума, если крепче задумаюсь об этом человеке. Кто он? Отчего предпочитает медведя коню? Быть может, он и есть князь-чудовище?

Мои мысли прервал отдалённый скрип и звук приближающихся шагов. Я отпрыгнула от воды и инстинктивно сжалась в углу: что-то подсказывало мне, что пока лучше не привлекать лишнего внимания и вести себя потише.

– Пляши, прислали за тобой, – злорадно рявкнул кто-то, скрытый темнотой. – Подойди.

Поколебавшись, я шагнула на голос. Бессмысленно было делать вид, что меня нет или что я не слышу. Раз прислали, значит, помнят обо мне и никто не хочет, чтобы я умерла в темноте от голода. Если светит разговор, его всегда можно попытаться повернуть себе на пользу.

Громыхнула цепь, и дверь подземелья приоткрылась. Я увидела свет, на самом деле неяркий, но после темноты больно резанувший по глазам, а потом рассмотрела и своего тюремщика. Им был невысокий мужчина с густой каштановой бородой и шрамом через весь лоб. Несмотря на кинжал на поясе мужчина не выглядел так, словно собирался убить меня на месте, и это немного меня приободрило.

– Шевелись.

Едва я шагнула к двери, как кто-то – наверное, помощник тюремщика, набросил мне на голову мешок и грубо рванул за плечо. Дверь захлопнулась за моей спиной, но я ничего не видела: ни где я оказалась, ни своих сопровождающих. Только слышала их дыхание, шаги и чувствовала резкие запахи пота, крови и немытого тела. Впрочем, скоро я поняла, что кровью и немытым телом разит не от мужчин, а от меня самой.

Меня куда-то повели, и от ходьбы закружилась голова, но тот, кто шёл сзади, постоянно подталкивал в спину, не давая сбавить шаг. За пределами темницы было холоднее, откуда-то тянуло сквозняком и доносились чьи-то голоса: наверное, других пленников.

– Куда мы идём? – попыталась спросить я.

– Сама увидишь, – буркнул тот, что вёл меня за локоть.

По его интонации я не смогла узнать для себя ничего нового и даже не поняла, ведут меня на переговоры, на свободу или на казнь.

Чтобы не потерять сознание от слабости, я попыталась сосредоточиться на других ощущениях: на том, как ноги ступают по земляному полу, на том, как ветер холодит кожу, как мой локоть крепко сжимают чужие пальцы и как озлобленно тычут чем-то в спину. С горечью мне подумалось, что вряд ли так стали бы обращаться с ценной пленницей. Скорее всего, меня отведут на допрос, а потом либо вернут в темницу, либо отправят на лобное место.

Мы шли довольно долго, и я устала так, словно оббежала половину города. По звукам и запахам я поняла, что мы вышли наружу. Грубая ткань мешка натирала кожу на лице, неприятно тёрлась о синяки и ссадины. Мы где-то остановились, и я успела понадеяться, что не придётся идти дальше, превозмогая головокружение и тошноту, но оказалось, что тюремщики просто передали меня дружине.

– Это точно она? – с сомнением спросил незнакомый голос.

– Да она, она, – заверил