Сказочник - Наталия Орбенина

– Соня! – едва выдавил из себя Нелидов. – Что случилось, Соня?

– Да вот чуть в полынье не утопла, голубка наша! – застонала Матрена. – Если бы не Филиппушка мой, утопла бы, утопла как есть, куколка моя!

– Нет! Нет! Не может быть! – застонал Нелидов.

– Да ты не вой волком-то, барин! – прикрикнула на него Матрена. – За доктором, за доктором беги скорее! Ведь простыла небось! Оледенела вся ведь!

Нелидов метнулся к Софье и хотел прижать ее к себе. Но она посмотрела на него как-то странно, отстраненно, непонимающе. Этот взгляд чужого человека испугал Нелидова еще больше.

– Сонечка, родная! – Он притянул ее к себе, желая согреть своим теплом, своим жарким поцелуем, но ее глаза закатились, и она повисла на его руках без чувств.

Вся прислуга бегала по дому как угорелая. Софью перенесли в спальню, нагрели воды, натопили печи, натерли ее уксусом. Она пришла в себя, и, по мере того как осознавала происшедшее с ней, пережитый страх стал распирать ее изнутри. Лицо покрылось испариной, зубы стучали, руки плясали на одеяле. Матрена без устали вытирала ее лоб и губы, подносила питье.

Заглянул Рандлевский. Он принес коньяку – добавить в горячий чай.

– Сожалею, что вы убедились в моей правоте таким ужасным образом, – тихо произнес он, наклонившись над больной.

Глубокой ночью Нелидов привез доктора. Тот осмотрел женщину и заявил, что все покажут ночь и следующий день. Надо бояться худшего – воспаления легких от переохлаждения. К тому же сильное психическое потрясение не пройдет даром. Но все же организм молодой, здоровый. Есть шанс на спасение.

Матрена не отходила от Софьи. Тут же, у дверей спальни, застыл в кресле и Феликс. На его лице ужас и отчаяние сменяли друг друга.

– Если она умрет, и я не буду жить, – заявил он Рандлевскому.

– Слишком великая плата за упрямство, – пожал плечами Леонтий, – ты знал, что так будет. И ты знал, что этого всего могло бы не случиться. Если бы ты не стал вновь связывать свою жизнь с очередной женщиной.

– Но я не мог оставаться один всю жизнь!

– Ты не один. У тебя есть я!

– Но я полюбил ее!

– Нет, ты погубил ее!

На другой день поутру доктор осматривал больную.

– Что ж, голубушка, дела не так плохи, как мне показалось поначалу. Конечно, бронхит, я уже его слышу, наличествует, кашлять будете долго. Но все же это, надеюсь, не смертельно. Хотя очень неприятно. Голова болит? – Он потрогал лоб. – Жар еще есть, но не сильный. – Доктор отложил трубочку, через которую прослушивал грудь. – А вы, любезная, – он обратился к Матрене, которая едва стояла на ногах от усталости, – поменяйте-ка ей сорочку, эта уж больно влажная.

Матрена поспешила выполнить указания. Когда дверь за нянькой закрылась, Софья взволнованно произнесла:

– Сударь! Вы как доктор, как благородный человек должны мне помочь! – она резко приподнялась на постели.

– Разумеется, милочка, разумеется, я помогу вам! Только не беспокойтесь, вам нельзя волноваться. Вы столько пережили!

– Вы не поняли меня! Я должна срочно покинуть этот дом!

– Это невозможно! В вашем состоянии вам нужен покой и постельный режим! Иначе процессы выздоровления пойдут вспять, еще все так зыбко!

– Если я останусь здесь, я умру! Вот увидите. Если вы не заберете меня отсюда завтра же, то вскоре услышите о моей смерти! Он убьет меня!

– Кто вас убьет? – испугался доктор.

– Тот, благодаря кому я оказалась в полынье. Ведь еще вчера там был совершенно крепкий, толстый лед!

– Вы очень испуганы, и поэтому вам мерещится черт-те что! Вам надо отдохнуть и поспать, я сделаю вам укол.

Доктор решительно направился к своему саквояжу.

– Прошу вас, не принимайте меня за душевнобольную. Я вполне отдаю себе отчет о своих словах и прошу вас помочь мне. Мне нужно уехать в Эн-ск, у меня там дом. Со мной будут Матрена и Филипп, я не пропаду. Буду лечиться там хоть всю оставшуюся жизнь. Но отсюда я должна уехать немедленно!

– Разумеется, вы, как взрослый человек, вольны поступать, как вам заблагорассудится. Но чем я-то могу вам помочь? – доктор продолжал рыться в саквояже. – Вероятно, я оставил их в гостиной, где делал успокоительный укол господину Нелидову. Он очень, очень о вас переживает!

– Вот ему-то и надо сказать, что мой отъезд абсолютно необходим и вы забираете меня в город! – твердо заявила Софья.

Доктор покачал головой и вышел. Софья с трудом поднялась и, держась за стену, тоже вы-шла, но в противоположную дверь, через которую она ходила в спальню и кабинет Нелидова.

Феликс был в кабинете, когда на пороге показалась бледная шатающаяся фигура в одной ночной сорочке с распущенными волосами.

– Сонюшка! Что ты? Зачем встала? – он кинулся к ней. Но она отстранила его и приблизилась к письменному столу. Опершись слабой рукой о край, она принялась шарить по нему, перекладывать листки рукописей.

– Что ты ищешь? – удивился Нелидов.

– Дай мне то, что ты писал в последние дни, – решительно потребовала Софья.

– Но это только наброски. Черновик. Я хотел тебе читать, когда будет готово, – проговорил он тихо и как-то неуверенно.

Она услышала сомнение в его голосе, проследила за его взглядом и быстрым движением вы-хватила рукопись. Прижав к груди толстую тетрадь, она замерла на месте. Несколько мгновений они смотрели друг на друга не отрываясь. Их мысли точно отражались у каждого в глазах.

– Нет, не думай так! Это не так! Не так! Я не мог. Я слишком, слишком люблю… Я не убивал… Я не мог хотеть убить тебя, ты для меня все в этой жизни!

Феликс прохрипел эти слова, а она рывком открыла рукопись. На первой странице крупными буквами было начертано название:

«Ледяная дева».

Софья прочитала и посмотрела на него за-стывшим взором потемневших от ужаса глаз.

– Вам будет очень сложно доказать свою невиновность и правдивость своих слов, господин Синяя Борода!

Глава тридцатая

Ангелина Петровна с тихим вздохом взяла в руки изящную шкатулку, повертела и поставила на место у зеркала. Шкатулка была пуста. Еще вчера тут хранились любимые драгоценности, некоторые достались ей по наследству от матери, некоторые – от свекрови Устиньи Власьевны. Но вчера Ангелина Петровна предложила все знакомому ювелиру и выручила за драгоценности изрядную сумму. Эти деньги она внесла как залог. Следователь Сердюков выпустил Толкушина под залог до суда под надзор полиции. Нынче днем она привезет Тимофея домой. Домой? А где теперь его дом? Тот, в котором они прожили столько лет, где и вырос их сын, или тот, где он предавался преступной похоти и убил свою полюбовницу? Виноват или не виноват Тимофей, она не могла понять. Если он предал их любовь, разрушил их семью, чего она раньше никогда не могла себе представить даже в страшном сне, то всего можно ожидать. Что ж, если виноват, пойдет на каторгу. Но она должна сделать все, чтобы облегчить его участь. В этом ее долг. Нет, она еще не простила его, быть может, простит потом. Ведь Господь завещал прощать и любить. Во всяком случае, теперь у нее уже есть силы помогать Тимофею.