Боевая машина любви - Александр Зорич

– Считайте, что во всем виноват гнорр, – язвительно сказал Шоша, переходя на язык гэвенгов. – А чтобы ваша рука не дрогнула во время Большой Работы, замечу, что гнорр – явно маг Южного Начертания. И напомню, что именно Южные Начертатели искоренили ваш род.

– Почти искоренили, – спокойно поправила Зверда. – А вы наблюдательны. Я думала, вы заметите в Лагхе только Начертание Дионагганов и скудную местную традицию, так называемое Учение Двух Лагинов.

– Вовсе не обязательно совокупляться с человеком, чтобы раскрыть искусства человека. Кстати, вы решили, что делать с книгой?

– Ничего не делать. Своенравная пакость не открывается даже мне, внучке Санкута.

– Я знаю, с чем это связано. Не хотел вам говорить, но сейчас, кажется, самое подходящее время.

– Ну-ну.

– Обещайте, что не попытаетесь перегрызть мне шею, баронесса.

– Обещаю. Все равно вы втянете ее под панцирь быстрее, чем я успею что-либо предпринять в этой перекошенной форме.

– Хорошо. Вы помните, что рассказал вам отец о гибели деда?

– Конечно.

– На самом деле Санкут не был убит какими-то неведомыми боевыми магами Свода во время штурма Ордоса.

– Мне тоже казалось это странным, – очень медленно сказала Зверда, не сводя глаз с Шоши. – Я недавно думала над тем, что это подозрительно: была у варанцев Полная Работа против гэвенгов, а потом потерялась.

– Вот именно. Не было у них во время Тридцатидневной войны никакой Полной Работы. Иначе, может, Ордос и по сей день стоял бы целехонек. Санкута приговорили гэвенги. Три моих двоюродных прадеда, круг родичей Аллерта и отец Вэль-Виры.

«Вантэн? Вантэн-гайам?» – отчетливо услышал Лараф. Это были единственные слова, которые он смог вычленить из общего нечленораздельного «йэйэйэй», которым представлялась для него беседа баронов Маш-Магарт.

«Оум», – ответил Шоша и воцарилось молчание.

– Это еще удивительно, как за отцом и за мной сохранилось Северное Начертание, – с трудом выговорила оглушенная известием Зверда велиа Маш-Магарт.

ГЛАВА 16. КОМПАС

«Нелеот – город пошляков.»

– Ну, что там в подземелье, гиазир Эгин? – донесся из угла комнаты любопытный шепот Есмара. – Призраки?

В комнате серело. Эгину вдруг стало окончательно ясно, что он провел в обществе развоплощенного гнорра всего лишь ночь. А не трое суток, как ему начало казаться.

– Это еще что такое? Ты почему не спишь? – неласково поинтересовался Эгин.

– Я уже выспался. Мне больше не хочется, – соврал Есмар.

– А мне хочется, – укоризненно сказал Эгин.

– Ну тогда извиняйте.

– Но только мне нельзя.

– Уезжаем?

– Ничего подобного. Мне нужно в город.

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас. Вот только прихвачу денег.

– Я с вами.

– А вот об этом не может быть и речи, – твердо сказал Эгин.

– Но когда я попросился с вами в Нелеот, вы тоже говорили, что об этом не может быть и речи! – глаза Есмара гневно блеснули в утренних сумерках.

– В тот раз я еще не подозревал, во что мы с тобой влипли.

– А теперь? Теперь вы подозреваете, во что?

– Теперь – да. Мы влипли в дерьмо. По самые кончики ушей. И разгребать это дерьмо руками нам придется еще не одну неделю.

– Мы должны его разгребать, чтобы помочь тому господину? Господину Лагхе?

Эгин, хоть и был уставшим и опустошенным, не смог удержаться от улыбки. В сущности, он очень точно обрисовал ситуацию. В ближайший день ему предстоит разгрести кучу дерьма величиной с город Нелеот. И все для того, чтобы достать из нее три пустячных ингредиента.

Эфемерную горстку волосиков младенца, родившегося в Нелеоте в день памятного варанского землетрясения.

Перо птицы Юп, про каковую птицу Эгин доподлинно знал только одно – последним ее видел, кажется, Эррихпа Древний.

И кусок голубой глины. Из которой потом предстоит ни много ни мало – самолично скамстролить чашу для ворожбы.

И все это нужно сделать до захода солнца. Поскольку между заходом солнца и восходом луны нужно будет заниматься гончарным делом, прочтением соответствующих Слов, ориентировкой на местности (а именно – в подвале, где проявлялся Лагха), а также возней с измененной водой из колодца.

И только когда все это будет исполнено – если все это когда-нибудь вообще будет исполнено! – можно будет надеяться на то, что удастся определить направление, в котором ветры Силы понесут семя души Лагхи Коалары.

«Только человек, владеющий Раздавленным Временем, может справиться с таким множеством заданий в один день», – говорил по этому поводу сам Лагха Коалара, имея в виду Эгина.

Но слово «может» означает всего лишь гипотетическую возможность. В том, сможет ли он действительно найти все то, что нужно, Эгин был не уверен. Ведь, не исключено, в день землетрясения в Нелеоте не родилось вообще ни одного младенца.

Или, что еще хуже, при упоминании о птице Юп любой грамотей просто рассмеется тебе в лицо. А персона попроще – лавочник, например, может кликнуть городскую стражу, чтобы та отконвоировала Эгина в Чертог Одержимых Голодными Духами Глупости.

– Эй, милейший, где здесь городская управа? – куртуазно улыбаясь, поинтересовался Эгин близ городских ворот.

– У нас такой нету.

Эгина впервые взяли сомнения относительно качества своего харренского произношения. Может он как-то не так перевел или произнес?

– Ну хорошо, где у вас сидит главный сборщик налогов?

– В Суэддете он сидит, чтоб он… сто лет жил, – злобно процедил стражник.

– Ну хорошо, а где у вас сидит тот… ну, который переписывает всех, кто должен платить налоги?

– Ты напряги котелок. Я ж тебе сказал, харя твоя варанская, что в Суэддете. Там и переписывают, – страж явно начинал выходить из себя.

Пропустив мимо ушей «варанскую харю», Эгин решился задать еще один вопрос.

– Ну а где новорожденных у вас тут переписывают? Вот родился ребенок – и куда его несут?

– Никуда его не несут. На фиг тебе оно надо? Ты что, на сносях? – страж заржал, довольный своей шуткой.

Эгин отрицательно покачал головой.

Спорить было бесполезно. Надо сказать, что об устроении гражданской жизни в Харренском Союзе Эгин был куда как лучшего мнения. В его родном Варане даже в самом занюханном городишке был Учетный дом, изводивший по два пуда бумаги ежемесячно. Может быть стражник просто не в курсе дел?

Но когда этот же разговор с некоторыми расхождениями повторился еще дважды с двумя прохожими, Эгин понял, что его не разыгрывают. И решил, что нужно попробовать другую тактику.

– Послушай, мужик, дам тебе золотой если укажешь, в каком доме девять дней назад родился ребенок.

– А зачем тебе? Да ты колдун никак?

«У! Грамотные!» – мысленно возопил Эгин. Это был уже восьмой мужчина, задавший такой вопрос в ответ на его деловое предложение. Предыдущие семь ушли после того, как Эгин дал отрицательный ответ. С колдунами жители Нелеота, судя по всему, были на короткой ноге, с другими же и разговаривать не желали.

– Да, я колдун. Мне для лекарства. Хотел волосики попросить.

– Да кто тебе даст!

– Я заплачу родителям ребенка.

– А хорошо платишь?

– Укажешь ребенка – узнаешь сам.

Эгин придирчиво рассматривал своего собеседника. Мужичок как мужичок. Латанная овчинка, обувь из прессованного войлока, лицо в красных прожилках. От тулупа пахнет известкой и дубильным раствором. Кожевенник? По виду – кожевенник, но только засидевшийся в подмастерьях.

– А не обманешь? – спросил недоверчиво кожевенник.

– Боишься – так и скажи.

– Не боюсь. Деньга сама в руки бежит. Эх, пошли!

С полчаса они пробирались сквозь заледенелые нелеотские трущобы. Дважды его проводник поскальзывался о замерзшие на брусчатке помои и падал. Нарочито охая, он поднимался и вел Эгина дальше, переулок за переулком.

То и дело Эгин, на учете у которого была каждая секунда, переспрашивал долго ли еще идти. «Успеем», – равнодушно отвечал проводник.

Наконец, они оказались на месте. Холодные смрадные сени. Немилосердно раздавшаяся в ширину баба, за юбку которой цеплялись трое ребят мал мала меньше.

– А вот и наша малюточка! В аккурат девять дней назад моя кума принесла, – сказал кожевенник, указывая на карапуза, который лихо ползал по заплеванному глиняному полу в нестиранной рубашонке.

Воздух ломился от запахов, среди которых преобладали испарения мочи и кислые ароматы известки.

– Ути-люти-путичка, – старательно сюсюкая, кожевенник подхватил ребенка на руки и знаком приказал бабе убраться вон.

Та сделала вид, что убралась. Но ее страдальческие карие глаза тайком посматривали на Эгина из-за занавески.

– Ну, милостивый гиазир, так сколько мы платим за волосики?

Эгин поглядел на кожевенника так, что у того начала непроизвольно дергаться щека. Он был очень зол. Он потерял почти час. А в результате нашел ребенка, которому никак не меньше года. Он, конечно, специалистом по грудным младенцам себя не считал. Но был абсолютно уверен в том, что девятидневные младенцы ползать по полу не умеют.