Линейцы. Дилогия - Андрей Олегович Белянин

взгляд, развернутся плечи, в бровях лихой изгиб сообразуется, и ведь не узнать — прям Аника-воин! Хоть сейчас с эскадроном трубачей на турецкий фронт! Мужчины, они существа с сюрпризом…

Остаток вечера оба студента провели за тренировками рукопашного боя и основ владения холодным оружием. Для Заура было новостью узнать, что кинжал надо держать тремя пальцами, мизинец лишь контролирует рукоять, а большой палец направляет удар. Резать предпочтительнее, чем колоть, а уж если взялся за кинжал, то непременно бей! Пугать глупо и смешно, пока ты «грозишь», тебя десять раз по-настоящему зарежут без всякого предупреждения.

Подпоручик в свою очередь уяснил, что рубить саблей надо под математически выверенным углом в сорок пять градусов, рубящий удар предпочтительнее колющего. Долгие фехтования в горах не в чести, здесь ценится скорость и точность удара. У кавказской шашки иной отвес и балансировка клинка, что тоже требует специальных знаний. В конном бою проще уклониться, чем парировать, но если двое джигитов несутся в сшибку, то управление лошадью решает больше задач, чем длина или острота клинка. Ну и определённое равнодушие к смерти тоже играет свою роль.

Многому нужно было научиться здесь и сейчас, теперь и сразу, потому что даже если ты очень хочешь вернуться в своё время домой, то хотя бы сумей выжить до этого момента…

— Всем спать, — хлопнул в ладоши старый казак. Зевнул, перекрестился и взял ружьё. — До полночи постою, потом внучка моя, за ней ужо татарин рассвет встретит.

— А я? — приподнялся Вася.

— А ты отдыхай, твоё благородие! Про тебя службишка завтра будет.

— Опять чёрных абреков выманивать?

— Догада-а…

Подпоручик расплылся в самодовольной улыбке: приятно ведь, когда уважаемый человек хвалит тебя, называя умным и догадливым.

Спать укладывались в одежде, не снимая сапог, положив оружие рядышком — мало ли что? Во время кавказских кампаний военные вскакивали по первой же тревоге, а казаку в секрете необходимо быть вдвое более бдительным. Горы редко дают второй шанс, воронёный кинжал не склонен к жалости, а безымянные ущелья и быстрые реки всегда голодны…

Когда студенты уснули, Татьяна вышла из пещеры.

— Дедуль, иди-ка и ты приляг. Я одна отдежурю.

— Выспалась, чё ли?

— Ну, деда-а…

— Шуткую, — беззлобно и даже с какой-то лёгкой печалью хмыкнул казак. — А что ж, когда линейцев нашихто целовала, какой те больше глянулся?

— Да какие они линейцы…

— Ох, Танька, мутишь ты воду, да и головы-то парням крутишь зазря. Нешто сама не видишь, как они при тебе гоголем вышагивают, друг дружку задирают, внимание-от на себя обратить просят, одного взгляда твоего заради!

— Дед… — Красавица мягко обняла старика. — От не дура, всё вижу. А тока никуда я от тебя не уйду, некуда идти-то. Не наши они оба, вон, спят да и видят, как бы к себе возвернуться. В будущее ихнее.

— Ну, дак и ты бы с ними.

— Кому я там нужна? Ни образованности, ни манер, ни кровей благородных, ни приданого, чего ж мне в царстве их расчудесном, во граде золотом, на холме белом делать-то?

Дед Ерошка только вздохнул в ответ, незаметно смахивая случайную слезу. Он тоже прекрасно понимал, что в будущее возьмут не всех, но внучку свою любил больше жизни, а потому всё равно в глубине души хоть капельку, да надеялся. Хотя вот спроси его, на что именно, ведь не ответил бы, отшутился или отмахнулся. Кто их, стариков, поймёт…

— А и впрямь, пойти ли вздремнуть? Татарина я те сам на смену подниму.

— Он черкес, — с лёгкой досадой в голосе поправила Татьяна. И покраснела…

* * *

— Верховный гне-ва-е-тся-я!

— И что? — Управляющий техническим отделом был слишком флегматичен даже для каменных идолов сатурнианцев, прославленных среди галактик своей невозмутимостью.

— Бвана убьёт меня-а-а, если, ядерный дроссель вам под хвостовой отсек, ему сию же минуту не доложат о полной боевой готовности Нергаха-а! — орал на него младший стюард помощника второго офицера.

— Готовности к чему?

— К войне-е!

— С кем?

— С двумя туземцами-и-и!

— Межпланетный космический крейсер расчехляет все световые и звуковые пушки ради войны с двумя местными аборигенами? — неторопливо уточнял техник, не прерывая копания в микросхемах чёрного абрека. — Я правильно понял?

— Да-а!

— С двумя? Не с двумя тысячами, не с двумя миллионами, не…

— Заткнись! — сорвался стюард, лихорадочно вылизывая собственное лицо длинным раздвоенным языком. — Твоя мама должна была придушить тебя, пока ты был в яйце! Просто исполняй приказ самого Эну!

— А я что делаю?

— Делай это быстрее!

— Ага.

— Ещё быстрее!

— Бегу и волосы назад.

— Ты лысый! Мы все лысые!

— Только заметил?

— Это саботаж! Я сию же минуту доложу о твоей медлительности верховному! Он убьёт тебя своими же руками-и!

— Единственного профессионального техника-механика на корабле? Ну-ну, удачи. Ты иди, докладывай, стюардов у нас ещё много…

* * *

Ночь шла ровно. Под буркой было тепло, и сны снились хорошие. Про Владикавказ, про маму, про милый дом. Поэтому и нежный шёпот над ухом казался совершенно естественным продолжением сладких грёз Морфея…

— Заур, Заурчик, пора, вставай уже, скотиняка ты эдакая!

— А-а?!

— Не ори, — шикнула строгая казачка. — Давай вон на пост. Поди, твоя очередь дозор держать?

— Какой дозор? Тот, где «идёт борьба бобра с ослом»? — не сразу проснулся владикавказец, поскольку умнее шутки не придумал, а её Татьяна никак оценить не могла.

Какой бобёр, чей осёл, с какого перепугу, в честь чего и каким образом они там борются, Аллах им судья! Но служба есть служба, а рука у молодой красавицы твёрдая, и пришлось, зевая, встать, принять ружьё, поправить кинжал на поясе и плестись на пост. Холодный ночной воздух быстро проветрил голову, выдув остатки сна, и молодой человек был полон решимости честно исполнить свой воинский долг перед товарищами.

И поначалу, то есть первые полчаса, ему это дело вполне себе удавалось. Положив тонкую кавказскую винтовку на плечо, он вышагивал на манер оловянного солдатика прусской армии, разминая мышцы. Потом утомился и присел на камушек.

Природа благоухала ароматами, где-то неподалёку журчал горный ручей, небо над головой было чистым до изумрудного ультрамарина и так причудливо разукрашено звёздами, что оторвать взгляда не представлялось никакой возможности. Душа студента-первокурсника пела, но тем не менее это не помешало ему вовремя услышать крадущиеся шаги…

— Стой, кто идёт?

— Ах, это я пришла с утра, твоя красотка Гульнара! — На тропинке в десяти шагах от бдительного часового нарисовалась стройная девичья фигурка в красном платье, полупрозрачной чадре на голове и почему-то жутко кривыми ногами.

— Вот только можно не врать? — честно попросил Заур.

— Ну, э-э… может, и не красавица, и не так чтоб