Игрушка императора - Елена Звездная

— Нежная моя, — тонкие пальцы кесаря зафиксировали мой подбородок, заставив взглянуть в мерцающие глаза, — я принял решение. Ты подчинишься.

Кто бы сомневался!

— Считай это моим… свадебным подарком.

Даже так?

— Ты можешь говорить.

— Спасибо… что-то не хочется.

В дверь постучали. Вошла служанка с завтраком только для меня — на одну персону. Кесарь отошел к окну со словами:

— Поторопись, язвительная моя.

Торопливо давлюсь завтраком. Супруг продолжает смотреть в окно, но такое ощущение, что не отрывает взгляда от меня. И от этого даже дышать тяжело, не то что завтракать.

Усмехнулся, вышел из моей спальни… Только после этого я ощутила вкус того, что уже почти доела. Перетертые лесные ягоды и лесные же орешки — вкусно.

Дальше все как в нелепом сне. Появились служанки, вслед за ними придворные дамы, причем из доверенных семей. Принесли груды ткани. На попытку возразить ответили: «Приказ кесаря». И пришлось подчиниться. А наряд был… странным. Нижнее белье, затем платье из тонкой, приятной телу ткани, следом почти пыточное орудие — тяжелое платье из очень плотной ткани. Ткань, из невиданных мною ранее, стягивала и удерживала, как корсет. И уже совершенно не радовал перламутровый блеск этого самого платья, стянувшего меня от шеи и до пят. У меня начался истерический смех — кажется, кесарь рехнулся! Да такое никто не носит! Даже патриархальный Шодар оставляет больше свободы женскому телу.

— Дамы, — обратилась я к тем, кто осторожно надевал на меня призрачное третье платье, — никого фасон не смущает?

Присутствующие заулыбались. Сочувственно так. Оценила их сочувствие, едва принесли следующий покров.

— Это уже издевательство! — не сдержалась я.

— Приказ кесаря, — напомнили мне.

Прямоугольный отрез ткани предназначался для головы. Он набрасывался таким образом, что оставлял открытым лицо и струился вниз по спине и плечам и так до колена. Единственное, что соответствовало моде в данном одеянии, это золотистые туфельки… впрочем, их вряд ли кто-то увидит, ибо ноги скрывались полностью. И никакой косметики. Ни румян, ни пудры, ничего.

Когда меня развернули к зеркалу, от ругательств удержалась с трудом… Вся я была скрыта, даже руки прикрывались рукавами верхнего одеяния, которые имитировали чуть ли не крылья бабочки, стоило развести руки в стороны. Открытым оставалось только лицо. Правда, уже под подбородком начинался ворот, а до середины лба доходил покров, но так и побледневшее лицо мое наличествовало в пределах видимости. Что ж, если это тот подарок, который кесарь преподнес мне на свадьбу, то должна признать: его дары до начала нашей семейной жизни мне как-то больше импонировали.

— Ваше величество, — Свейтис и Райхо вошли в гардеробную, а я даже не заметила их, занятая собственными мыслями.

— Как вам? — скорбные лица были прекрасным ответом. — Какие еще сюрпризы меня ожидают?

Секретари начали «радовать»:

— За время вашей болезни была отстроена новая площадь, — сказал Райхо.

Я пошатнулась.

— Кесарь впервые за более чем сто лет вернулся к законотворчеству, — сообщил Свейтис, — основная масса указов будет зачитана сегодня… после вашей коронации.

— Что?! — от таких новостей я чуть не упала.

Придворные дамы удержали. А я все думала, зачем матушке столько фрейлин? Вот, оказывается, какая у них основная функция — подпорки из них отличные получаются.

— Мне нужно сесть, — решительно сказала я и направилась к стулу… в смысле, засеменила.

И вот семеню, потому как даже половину нормального шага в этом кошмаре сделать не получается, только четверть, а все уважительно молчат. Осознала, что путь к посадочному месту займет слишком много времени, развернулась и встретила неприятности, гордо выпятив грудь, что было непросто в данном-то платье.

— Сколько указов?

— Более двадцати, — Свейтис чуть нахмурился, — я видел лишь часть, переданную непосредственно в вашу канцелярию.

— А есть другая канцелярия? — переспросила я.

— Теперь есть, — подтвердил Райхо.

— Дохлый вонючий гоблин! — служанки поняли, что пора уматывать, придворные дамы частью хлопнулись в обморок, зато оба моих секретаря вдруг радостно заулыбались.

А я была в ярости. Почти три месяца напряженнейшей работы, судя по всему, пошли прахом! И самое паршивое — кесарь предупреждал…

— На данный момент были обнародованы лишь некоторые из указов, относящиеся к подвластным территориям, — попытался приободрить Свейтис.

Нет, ну вот пусть хоть кто-то объяснит мне мужскую логику — триста лет ему до собственного государства и дела не было, и вдруг образумился. Женился — и остепенился! Потрясающе!

— Ваше высочество… — Райхо меня такой взбешенной видел не в первый раз.

— Вернемся к коронации, — я вскинула голову, — дамы, свободны!

Дамы, частью лежащие на полу, торопливо поднялись и, бесконечно кланяясь, исчезли. Нет, фрейлины мне не нужны — и подпорки из них некачественные, и… бесят.

Едва мы с секретарями остались втроем, я перешла к важным вопросам:

— Коронация.

Райхо тут же достал лист и отчитался:

— Вероятно, вам будут предоставлены новые полномочия.

— Это радует, — и, если честно, даже гора с плеч.

— Наши наблюдатели среди приближенных к императору сообщают о решимости кесаря передать вам управление, и, более того, вам будет предоставлен новый титул.

— Информация проверенная? — задумчиво спросила я.

— Человек проверенный, — сообщил Райхо.

Ага, значит, айсир Хайто не пожелал влачить жалкое существование и вновь мечтает получать денежные подарки из Оитлона. Прекрасно, просто прекрасно.

Ловлю удивленный взгляд Свейтиса — ну да, он о моей шпионской сети не осведомлен, это Райхо со мной уже пять лет.

— Дальше, — нетерпеливо требую.

На сей раз отвечал Свейтис:

— По обвинению в покушении на супругу и возлюбленную императора Араэдена айсир Илери и тридцать четыре его сообщника приговорены к казни…

— О-о-о… — только и сказала я.

— Айсира Катриона, вы обратили внимание на формулировку? — неожиданно напряженно спросил Райхо.

Да при чем тут формулировка! Кесарь обвинил в собственном деянии Илери и казнил его! Умнейший ход для политика, непревзойденный просто. Илери в народе не любили, да и среди правителей подвластных государств также. Скользкий лориец был слишком заносчив, слишком усерден, и, если соглашался «закрыть глаза» на что-либо, стоимость такого одолжения была запредельной.

— Айсира Катриона…