Несовместимость - Илана Л

совести совсем нет. Я не спорю, что их отношения изначально были грязными и какими-то неправильными, жалкими. И остаться разведенной с ребенком на руках – не самая завидная участь. Но, извини меня, жить с мужчиной только потому что ей видите ли райская жизнь обеспечена – это узаконенная проституция. Мне лично брезгливо.

– Но она ждёт ребенка.

Этот малыш не виноват, что так сложилось у его родителей. Изнутри сердце прыгало как умалишенное от мысли, что Рома дважды станет папой. Родятся два детских сердечка не чужие друг другу. Брат и сестра.

– И что? Рома никогда от ребёнка не отказывался. И никогда ни в чем её не ущемит. Только её жадность не имеет границ.

Я часто прокручивала в мыслях диалог, когда Аня пришла к нам домой и оставила свои снимки УЗИ. Мне, женщине, мечтающей о своём ребёнке, этот ход послужил толчком. Не могла Аня об этом не знать. И весь её вид показывал, как она упивается своей силой. И про то, что не отдаст Ромины деньги, я сообразила гораздо позже.

Просто...малыш...её и Ромы...

И Рома ушёл к ней. Он с ней.

Душа снова противно заныла, но я заставила её замолчать. Не сейчас.

– Даш, как ты себя чувствуешь? – Таня вывела меня из размышлений.

– Боюсь сглазить.

Подруга сплюнула через левое плечо три раза.

– Страшно от того, что слишком хорошо себя чувствую. Ни что не выдает моего состояния – только растущий живот, – рассмеялась я и погладила по животу, – Тань, необыкновенные ощущения, когда малышка толкается.

Подруга улыбнулась, подскочила, бросилась мне на шею.

– Дашка, как же я вас люблю. Очень рада за вас, – спустя несколько секунд отстранилась, нахмурилась. – Даш, а если тебе станет плохо? Кто о тебе позаботится в этом долбанном Киеве?

– Знаю, знаю, это беспечно. Но Лёша рядом со мной, он часто приезжает...

Таня цокнула языком, усмехнулась.

– Замечательно. Просто замечательно, Даша, – она на мгновение замолчала. Оглянулась, вернулась обратно за столик. – Я понять не могу, ты вернулась к нему?

– Мы друзья, – нахмурилась я.

– Роме это не понравится.

– Что значит не понравится? Он вернулся к своей жене сразу же как я ушла, - Таня одарила меня тяжёлым взглядом, – а ты не знала?

– Начнем с того, что ушёл он к ней, потому что ты в очередной раз его предала. Ты, а не он! – подруга опять встала на защиту Ромы, –  все эти месяцы он только и делал, что пытался с тобой поговорить. Семейная жизнь, Даша, состоит не только из радостей. Каждый день надо работать над собой и вашими отношениями. Я согласна, что ситуация у вас непростая. И да, нужно наступить на горло собственной совести. И Рома, в отличии от тебя, был готов пойти на жертву, – тяжесть от правды царапала лезвием. И можно миллионы доводов приводить почему нет. У меня же был только один – как будет жить ребёнок без отца?

– Даша, я не знаю в каком ты мире живешь, но еще нет ни одной счастливой семьи, где родители живут вместе ради детей, – будто подслушав мои мысли, продолжила подруга, – нет, смириться можно. Но зачем? Рома будет хорошим отцом и так. Нужно искать компромиссы, – с каким-то отчаянием посмотрела мне в глаза.

– Тань, это такой грех на душу брать. Рома узнает о ребёнке. Обещаю. Но наши отношения – табу. – Чётко произнесла я. Но внутри голос предательски дрожал. Я боялась нашей встречи.

***

Рома

От накопившейся физической и эмоциональной усталости, откинувшись в кресле, я прикрыл глаза. Было желание поспать хотя бы минут тридцать, и обо всем забыть. Прийти в себя после тоскливого дня. Снова выбрать фазу "внешнего безразличия". Грохочущие мысли, как назойливые мухи, возвращались. Жужжали. Не отпускали. Давили. Вдобавок Аня энергично раздавала последние распоряжения домработнице. Холодным, хозяйским тоном указывала на сервировку стола и в какой поочередности подавать те или иные блюда.

Мне хотелось лечь на кровать, окунуться в объятия Морфея, но простыни полностью пропитались слишком сладким ароматом Аниных духов. Ароматом, который в душе вызывал сначала чувство негодования, а затем омерзения.

Я отбросил эту несуразную мысль. Растер ладонями лицо. Вышел на балкон. Прохладный вечерний воздух и сигарета немного уняли напряжение.

День начался как обычно. По большому счету, разницы между ними я не замечал. Вторник, среда или суббота – безразлично. Только не дома, чем-то отвлечься, и желательно до глубоко вечера. Так, чтобы прийти и сразу завалиться спать.

Но в девять утра раздался звонок от мамы. Как я мог забыть, что сегодня у отца день рождения? Мать, сестра и я поехали на кладбище. Аня отказалась, сославшись на плохое самочувствие. Впрочем, это правильно, беременным нечего делать в таком месте. Я сразу заметил, что жена чувствует себя хорошо, давно научился различать её искусные игры. Потому её отказ приехать позже на обед к матери, воспринял как продолжения спектакля. Даже обрадовался. Анино присутствие тяготило, сжимало мышцы, заставляла ныть совесть и напоминало, что между мной и любимой женщиной выстроилась огромная пропасть. Я, как маньяк, выслеживал Дашу каждый день, просил, нет, умолял, не рушить и на зыбкой почве построить то немалое, что мы можем. Пока однажды не узнал, –  Даша в Киеве. Уехала.

Гнев и злость заполнили внутренности. Не наступило такого долгожданного смирения. А смиряться было не с чем. Знать, что рано или поздно у неё появится другой мужчина, которому она, возможно, подарит ребенка, свою плоть и кровь...Всё банально и стандартно. Ужасающе больно. Безвыходно.

Искал повсюду её зелёно-голубые глаза. Но их цвет растворился в тот роковой день, когда я, с тяжёлым сердце навсегда похоронил наши отношения, сообщив Даше фатальное известие. Известие, от которого у меня должно было сносить крышу от радости, желание бросить весь мир к ногам женщины, носящей моего ребёнка. Ведь я стану отцом! Черт побери, я стану отцом, и я так этого хотел! Но крышу не сносило и мир к её ногам был брошен весьма специфический. В мыслях было только одно: справиться со всем этим грузом и не позволять Даше чувствовать себя ущербной. Хотя, последнее, было практически нереально. Её потерянная надежда ожила в другом человеке. В Анне. В той, которой, по сути, ребёнок не был нужен.

– Рома, Аня приедет? – задала вопрос мама, как только мы вышли за ворота кладбища.

– Нет. У