Тэянг - Екатерина Соболь

меня с недоумением: я не пел, не танцевал, да и вообще вид у меня, видимо, был тот еще. А я думал об одном: колокольчики, может, и неправда, но почему Лис боялся, что я увижу его тень? Значит, он действительно не может освободиться, если схватить тень за хвост?

К счастью, песня уже подходила к концу. Наверное, все решили, что мне стало плохо, – группа «Тэянг» в своем репертуаре. Когда стих последний аккорд, парни бросились ко мне. Я выдавил улыбку, показывая, что все в порядке.

Хотя я был совсем не в порядке. Нам предстоял последний номер: сложная хореография, каждое действие продумано, а я стоял посреди сцены, дрожал и думал, что поставил под угрозу десять тысяч душ. А хуже всего было то, что Лис победил. Если я сейчас в микрофон расскажу людям, что я – просто фальшивка, и буду умолять их не продавать душу оборотню ни за какие блага, это никак не поможет им избавиться от подсознательных воспоминаний о Лисе, наоборот: подтвердит, что Лис действительно существует.

Никогда не думал, что окажусь в такой роли: пособника злого демона-искусителя, который пришел за человеческими душами. Это было падение – самое глубокое, самое отчаянное падение в бездну, какое только могло со мной произойти. Больше всего на свете я хотел сказать всем этим людям правду. И худшим наказанием было то, что я не мог. Я медленно опустился на колени и уперся ладонью в пол. Губы тряслись.

Музыканты не понимали, что делать, зрители притихли. Нет тишины громче, чем тишина десятитысячной толпы. Я остановившимся взглядом смотрел в зал, в котором где-то была и моя мама, потому что я ее сюда пригласил.

А потом я покосился на растерянных Пака, Джо и Линхо – на группу «Тэянг» обрушилась очередная беда. Я зажмурился и с трудом поднялся на ноги, сжимая микрофон.

Я ничего не могу прямо сейчас исправить, но я должен закончить этот концерт на высокой ноте. Ради музыки, ради парней и ради зрителей – ради всего настоящего, что осталось на свете. Мне было больно от страха и шока, и я не мог вспомнить наш бодрый и блестящий, тщательно выстроенный финальный номер. Какие движения надо делать, с чего начинается текст, где я должен стоять?

Единственная песня, которая вспыхнула в моей голове ярко, как свет, была самой печальной из всех, что я знал. Любимая песня деда Кима, которую тот включал на своем кассетнике, когда грустил, – «Энджи» группы «Роллинг Стоунз». Английского я не понимал, но текст и перевод выучил давным-давно.

Из-за кулисы на сцену вышли два незнакомых человека в обычной одежде, и я понял – Ын Сок кого-то послал увести меня. На этом моя карьера точно закончится, и плевать бы на нее, но вместе с ней, возможно, закончится карьера сорвавшей концерт группы «Тэянг», а зрители уйдут домой грустными и разочарованными.

«Мне бы хотелось, чтобы на свете было побольше праведников, которые приходят на помощь тем, кому они нужны», – сказал Пак, и пусть я теперь никогда больше не смогу назвать себя хорошим человеком, я сделаю последнее, что могу: спою для всех. А дальше будь что будет.

Лоб был мокрый, и я вытер его рукавом пиджака. Стразы на ткани больно царапнули кожу. И когда двое в штатском почти дошли до меня, я пропел первую строчку. Голос у меня был волшебный, но боль – настоящая.

«Энджи, когда же исчезнут грозовые облака над нашей головой? И куда нам теперь идти?»

В глазах стояли слезы, но я не плакал. Настоящие певцы не плачут, они только делают вид, даже в грустных сценах мюзиклов, иначе дыхание собьется. Я знал, что волшебный голос все сделает и без моих усилий, но я его больше не слушал – только собственный, едва различимый за красотой иллюзии голос: несовершенный, глупый и печальный.

«У нас в душе нет любви, а в карманах – денег, мы не очень-то счастливы, но, Энджи, ты не можешь сказать, что мы не пытались».

Свет софитов кто-то где-то приглушил, и теперь я мог различить лица в первых рядах танцевального партера. Люди плакали. Наверное, они горевали о чем-то своем, обо всем, что когда-либо потеряли. Мой голос был их проводником к тем чувствам, которые обычно заперты на замок. В этом волшебство музыки. Я не мог исправить то, что сделал Лис, но я мог хотя бы это.

«Энджи, ты прекрасна, но, может быть, нам пора прощаться? Я все еще люблю тебя, вспомни, сколько всего мы оплакали вместе».

Не знаю, о ком думал дед, когда снова и снова слушал эту песню, о какой давней любимой, а я оплакивал сразу все свои разбитые мечты, и даже сам слышал – этот фантастический голос впервые поет с таким острым, рвущим душу чувством, моим собственным. Я не сразу понял, что где-то невидимый мне гитарист начал подбирать мелодию. Потом присоединился барабанщик, за ним бас-гитарист.

«Все наши мечты обратились в дым, и я прошепчу тебе на ухо: Энджи, куда же нам теперь идти?»

Не помню, когда я услышал, что пою не один. Пак вступил вторым голосом – мастерски, как умел он один. У него в руке не было телефона, он никуда не подсматривал, так откуда он знает текст? Я встретился с ним взглядом, и в его глазах было даже больше печали, чем обычно. Линхо слов не знал, но чувство музыки у него было фантастическое, и он мягко подпевал «у-у-у», «о-о-о», держа верхние ноты.

«Вытри слезы, Энджи, с тобой никто не сравнится, и вкус твоих поцелуев навсегда останется со мной».

Джо воспользовался паузой перед припевом и вклинился c рэпом – было кристально ясно, что он придумывает на ходу, и обаянию его неуклюжих страстных строк невозможно было сопротивляться. Рэп был создан для того, чтобы его читали вот так, кричали о своей любви и потере на заваленных мусором улицах. И когда он умолк, мы с Паком, не сговариваясь, вступили с припевом, но громче – получилось яростно, искренне, потрясающе, а Джо и Линхо подстроились с теми словами, которые успели запомнить. Музыка была везде, и я впервые кожей почувствовал, что такое группа: каждый творит свою особую магию, и вместе у нас получается настоящий взрыв. Мы все были собой, и поэтому мы были «Тэянг».

«Энджи, разве не здорово просто быть живым? Они не смогут сказать, что мы не пытались».

В этой песне была тоска и надежда, и когда иссякла последняя нота, тишина еще несколько секунд звенела, как струна. А потом