Между никогда и навечно (ЛП) - Бенсон Брит

— Если хочешь, могу взять тебя на экскурсию после дневных съемок, — предлагает Дакота, маневрируя между трейлерами, как опытный профессионал. — И, конечно же, я буду сопровождать тебя в любое место в течение дня.

— Спасибо, Дакота, — благодарю я, затем провожу руками по бедрам, чтобы скрыть легкую дрожь.

Боже, я чертовски нервничаю.

Сегодня мы снимаем сцены в декорациях, и я заставляла Рыжего читать со мной сценарий, пока моя речь не стала невнятной от усталости. Я, вероятно, могла бы процитировать диалог во сне, но это не значит, что перед камерой я буду хороша. Я даже не проходила пробы на эту роль. Ко мне обратились уже с окончательным решением. Что, если я ужасная актриса? Что, если я закончу как непутевая рок-звезда с неудачной кинокарьерой?

Меня сейчас стошнить.

— У тебя все отлично получится, — заверяет Дакота, и я смотрю на нее, приподняв бровь.

— Думаешь?

— Да. — Она подъезжает к другому трейлеру и паркуется, затем поворачивается ко мне. — Я работаю в этой отрасли с восемнадцати лет. Каких только горе-актеришек я не перевидала, но претендентов на «Оскар» могу предсказать по кастингу. И ты? Ты одна из них.

Я поджимаю губы, затем медленно улыбаюсь.

— Мы подружимся, — говорю я ей, и она улыбается в ответ.

— Знаю.

Я выпрыгиваю из гольф-кара, и Зигги тут же оказывается у моих ног. Я чешу ее по голове и жду Рыжего.

— Вернусь за тобой, когда закончишь, чтобы отвезти в костюмерную, — сообщает Дакота и уезжает.

Я делаю глубокий вдох, бросаю последний взгляд на Рыжего, когда тот занимает свой пост рядом с дверью, как какой-то охранник секретной службы, затем поднимаюсь по трем металлическим ступенькам и открываю дверь трейлера. Моя невоспитанная собака врывается вперед меня, и изнутри доносятся удивленные возгласы.

— Черт, простите, — говорю я, заходя в трейлер и переключая внимание на собаку. — Зигги, нет. Вернись на улицу к Рыжему.

— Ох, пусть остается, милая. — Мужчина приседает перед Зиггс, ерошит ей шерсть и воркует с ней: — Как тебя зовут, золотце?

— Ее зовут Зигги, — неловко отвечаю я, переводя взгляд с мужчины, гладящего мою собаку, на женщину, сидящую за туалетным столиком позади него. — Но она также откликается на Зиггз, Зиггару, Зиггаликус, ЗиЗи и Дворняга.

Мужчина с женщиной смеются, затем мужчина поднимается и ухмыляется мне.

— Зигги — это в честь Марли? — спрашивает он, и я качаю головой (прим.: Зигги Марли — музыкант, старший сын Боба Марли).

— В честь Стардаст, — объясняю я, и он кивает (прим.: Зигги Стардаст — вымышленный персонаж, созданный Дэвидом Боуи, являющийся центральной фигурой его концептуального глэм-рок-альбома The Rise and Fall of Ziggy Stardust and the Spiders From Mars, и образ которого развивается в альбоме Aladdin Sane).

— Это было бы моим следующим предположением. — Он протягивает руку, и я пожимаю ее. Ладонь у него мягкая и теплая. — Я — Пакс, а это — Татум. Мы будем работать с тобой каждый день. Шанель придет примерно через час, но мы должны начать раньше, так как нам нужно прикрепить парик и нанести татуировки.

— Конечно, — говорю я на выдохе, затем оглядываюсь по сторонам.

Перед тремя большими туалетными столиками с огромными зеркалами с подсветкой стоят салонные кресла, в потолке есть люк, через который проникают первые лучи восходящего солнца. Кулер с водой, мини-холодильник и кофеварка стоят в углу, а у задней стены — встроенные шкафы и полки, набитые всякой всячиной.

— Куда мне сесть? — спрашиваю я, и Татум встает и машет в сторону салонного кресла, на котором она только что сидела.

Подойдя к креслу, я плюхаюсь в него, и Зигги забирается под столик и сворачивается калачиком у моих ног. Бедняжка, она такая сонная. Я сбрасываю ботинок и пальцами ног поглаживаю ее шерстку.

— Ты уже видела эту красоту? — спрашивает Татум, и я смотрю в зеркало.

Она открывает один из шкафов, где стоят головы манекенов с париками всевозможных цветов. Затем осторожно снимает с одной из голов темный парик и поворачивается ко мне.

— Отлично получилось.

— Я еще ничего не видела. — Мои глаза скользят по парику в благоговении. — Ух, ты. Выглядит как настоящие волосы.

— Они настоящие, детка, — усмехается Татум. — Подожди, пока мы его не наденем на тебя. Будет невероятно.

Парик очень красивый. Длинные, темные, шелковистые пряди, ниспадающие мягкими волнами. У него естественный, здоровый блеск, которого больше нет у моих волос без тонны кондиционеров, так как я нещадно их осветляю, чтобы они оставались серебристыми.

После того, как я согласилась на роль в этом фильме, я посетила гримеров для измерения и снятия формы моей головы для создания индивидуального парика. Процесс проходил очень необычно и включал в себя обертывание головы целлофаном и лентой, а затем обведение линии роста волос черным маркером. Очень странно, но поскольку я отказалась перекрашиваться обратно в свой натуральный каштановый цвет, это был лучший вариант, и меня заверили, что парик будет выглядеть лучше, чем те, что продаются в магазине с товарами для Хэллоуина.

— Готова начать? — спрашивает Пакс, и я киваю.

— Готова как никогда.

Весь процесс занимает около четырех часов, большая часть которых посвящена нанесению фальшивых татуировок. Примерно через час появляется Шанель и начинает работать над моим лицом, во время чего Татум заканчивает последние штрихи с париком.

Тревожно, насколько реально это выглядит.

Прошли годы с тех пор, как я видела себя брюнеткой, и хотя мой макияж ярче, чем я носила тогда, я по-прежнему вижу в зеркале более молодую версию себя. Это так ошеломляет, что мне почти хочется плакать.

Что бы я сказала этой девушке, если бы могла? От чего бы предостерегла? К чему бы поощрила?

Улыбнувшись своему отражению, я вынуждаю себя сдерживать всхлип. Сходство нервирует. Если не знать, можно почти принять меня за ту девушку, которой я когда-то была. Но я-то знаю.

— Ох, милая, не плачь, — предупреждает Пакс, и Шанель проводит ватным тампоном по моему лицу.

— Ты не должна плакать до нужной сцены, — ворчит Шанель, промокая тампоном мне под глазами.

Шанель намеренно использовала неводостойкую подводку для глаз, потому что финальная сцена, которую мы сегодня снимаем, требует рыданий, а сценарий предполагает, что я буду выглядеть как сексуальный беспорядок: вся в потеках макияжа и соплях. Как ни странно, меня больше пугают сцены плача, чем постельные сцены. Сцена плача, слава богу, только одна, но постельных сцен — три.

Рада, что с рыданиями будет покончено в первый же день. Тогда я смогу сосредоточиться на том дерьме, с которым мне комфортно: на сексе и предательстве.

— Хорошо, милая, — щебечет Пакс, отступая и хлопая в ладоши. — Теперь в костюмерную. Постарайся не трогать лицо или волосы, ладно? Но если что-то нужно будет подправить, мы — рядом.

Я отталкиваюсь от кресла, и Зигги поднимается вместе со мной, чуть не сбивает всех с ног и останавливается у двери трейлера.

— Извините, — говорю я, хмуро глядя на Зиггс, и направляюсь к двери. — Она грубиянка.

Я тянусь к ручке, но дверь уже распахивается, и проем заслоняет широкая грудь моего коллеги по фильму, Пола Нортвуда, стоящего во всем своем великолепии на пороге трейлера. Пол — опытный профессионал, дважды номинант на «Оскар», а также обладатель премии «Эмми» за несколько лет съемок в одном из старейших сериалов Америки. Несколько месяцев назад мы встретились мельком по видео связи для читки сценария, но с тех пор я с ним не разговаривала.

— Сав, — говорит он с улыбкой, отступая со ступенек и протягивая мне руку, чтобы я спустилась.

Я принимаю помощь, даже если она мне не нужна.

— Я надеялся встретиться с тобой этим утром. Давно ты здесь?

— Примерно с 4:30, — честно отвечаю я и смеюсь над его гримасой. Я указываю на свои татуировки и волосы, и он понимающе кивает.

— Тебя почти не узнать. Быть брюнеткой тебе идет.