Черный спектр - Сергей Анатольевич Панченко

прав, ветер проносил снег по просеке, почти не задерживаясь. Старый слой, превратившийся в наст от перепадов температур, держал вес людей и саней.

Скорость передвижения возросла. Сани свистели полозьями по жесткой корке снега почти без сопротивления.

— Где мы будем жить теперь? — Спросила Лера у Максима.

— Придумаем что-нибудь. — Ответил он неопределенно.

Глаза заливало потом и забивало крупными хлопьями снега. Максим непрестанно тер лицо рукавицей, превратившейся в ледышку из-за влаги. Скулы уже натерлись грубой тканью так, что их жгло от всего подряд, от прикосновений, от мороза, от снега, от пота.

— Ребята, я что-то слышу! — Выкрикнула Ольга. — Сзади нас.

— Что? — Переспросил Илья. — Стоп-машина! — Приказал он.

Состав замер. «Буксиры» тяжело дышали, выдувая облака пара как загнанные лошади. В относительной тишине явственно послышался далекий шум двигателя. В этих местах его могло быть слышно только на просеке. Никто бы не стал, даже на танке носиться по лесу из-за оврагов и разных ложбин, в которые могла провалиться даже такая проходимая машина.

— В лес! Живо! — Скомандовал Илья и первым впрягся в повозку.

Через минуту она была уже в ста метрах от просеки. Это была стометровка, которая далась только благодаря выбросу адреналина. Даже Усейн Болт вряд ли бы смог повторить этот рекорд. Уставший народ попадал в снег. Через несколько минут на просеке просвечивая сквозь деревья и снег, показались огни. Тяжелая гусеничная техника перла по ней, подымая снежную пыль. Только сейчас до Максима и остальных дошло, что просека является намного более пригодным ориентиром для передвижения, даже в дневное время, чем те же дороги, которых просто не видно на открытом пространстве.

Техника, судя по лязгу гусениц это были БМП, в количестве четырех штук, проскочила мимо них, не останавливаясь. Вскоре звуки моторов затихли.

— Куда теперь? — Поинтересовался Макар, понимая, что планы за эту ночь в который раз поменялись.

— Останемся здесь до рассвета, а потом пойдем в лагерь на разведку. — Предложил Максим.

— Хорошая мысль. — Согласился Илья Витальевич.

Для защиты от ветра, развесили брезентовые полога между деревьями. Вырыли на защищенной территории яму в снегу и развели в ней костер. От физических усилий во время движения одежда на всех промокла, а на стоянке начала стыть на ветру и на морозе. Макар набил в чайник снега и подвесил его на веревке над костром. Дым от костра лез в лицо ко всем по очереди.

— Это кому же надо было нашу деревню поджечь? — спросила Ольга.

— А может и не всю деревню сожгли? — Илья Витальевич хотел надеяться на лучшее. — Что если в ней спрятались какие-нибудь преступники, а военные нашли их и выкурили, или выжгли. Там же еще столько скотины, столько припасов осталось, разве они не понимали этого.

— А если они нас специально лишали припасов? — Предположил Максим.

— Зачем? — Поинтересовалась Маша.

— Ну, чтобы стать монополистами. — Ответил Максим неуверенно, считая свою версию одной из множества. — Нам придется искать еду, и они нам ее предложат, или заставят отрабатывать.

— Это феодализм какой-то, если не рабовладение. — Илья цыкнул. — Хотя… в этом что-то есть. В любом случае, все наши предположения будут пустыми теориями, пока мы своими глазами не увидим, что случилось в деревне.

У костра просидели до рассвета. Постепенно метель угомонилась. Сменился ветер, подуло морозцем. Максим и Рустам взяли Дружка и отправились в лагерь на разведку. Из оружия выбрали автоматы «Вал», посчитав, что это как раз тот самый случай, когда их применение может быть оправдано. Идти было тяжело, ноги болели после ночной «пробежки», но все равно это было легче, чем с санями.

Метров за пятьсот от лагеря залегли. Дружок не проявлял никакого беспокойства. Все звуки, которые издавал лес, казались ему привычными и неопасными. Прошли еще метров триста и снова залегли. Обрадованный возвращением пес, ныряя в сугробы, понесся к лагерю. Он добежал до него и там залаял, но не зло, как на врагов, а беспечно, будто говорил людям, что нет никакой опасности.

Максим и Рустам сохраняя бдительность, подошли к лагерю. За время их недолгого отсутствия снег припорошил его так сильно, что с десяти метров землянка казалась естественным холмиком не вызывающим подозрений.

— Рустам, иди за людьми, а я пойду в деревню. Хочется быть уверенным, что сюда не нагрянут. — Предложил Максим.

— Может, потом вместе сходим? — Рустаму показалось, что героизм сейчас неуместен, и не хотелось отпускать друга.

— Я что, не знаю, как подобраться незамеченным? Если в деревне кто-то есть, я увижу издалека, посмотрю, что за люди, сколько, на какой технике и назад. Вдруг они там уже строятся рядами прочесывать лес?

— Ладно, не нагоняй. Будь осторожен. Я Дружка возьму с собой, чтобы он не выдал тебя своим радостным лаем. — Рустам потрепал псину за ушами. — Одень белую накидку.

Накидки они сделали из простыней на всякий случай и вот этот случай подвернулся. Максим сгреб с дверей землянки снег и прошел внутрь. В ней было еще тепло, уютно пахло домашним бытом и печкой. Максим снял с вешалки накидку и вышел наружу, тщательно прикрыв все двери.

— Прежде, чем расходится, послушаем эфир. — Предложил он, надел накидку и полез на дерево.

Рустам с собакой остались внизу в нетерпении ожидая новостей по поводу произошедшего ночью. Максим в неловкой зимней одежде с трудом поднялся на самый верх дерева. Выгреб снег из «ступы» и забрался внутрь. На волне водохранилища не было никаких переговоров связанных с событиями ночи. Максим покрутил тюнер и наткнулся на интересные переговоры. Его сразу заинтересовала манера общения, похожая на армейскую, между подчиненным и старшим по званию. Звания и прочее там не упоминались, но все равно было несложно понять, что общаются военные.

— Командир, тут пенсионер живет, глухой. Агрессивный падла, ружьишком в нас тычет, орет. У него хозяйство есть, корова, коза и куры. Жалко сжигать, он все равно не разживется с этого.

— Саня, блин, жалко не жалко, но у нас приказ. Потом всплывет, что смалодушничали, придется отвечать. Ты готов?

— Да хрен его знает к чему я готов. Сегодня я живой, а завтра меня черная чума заберет. Оставлю деда, рука не поднимается. Остальные дома сожжем.

— Смотри, Саня, если что, я тебе этого не позволял.

— Не ссы, командир, я тебя не сдам.

Разговор прервался. Он многое прояснил и подтвердил некоторые подозрения. Кто-то взялся лишать спасшихся людей источников пропитания. Это звучало кощунственно и дико, абсолютно не по-человечески. Там могли поступить только люди, у которых жажда власти затмевала здравый смысл, милосердие и прочие благодетели. Так могли поступить только со скотом, мнение которого никого не волновало.