Элементарная социология. Введение в историю дисциплины - Александр Фридрихович Филиппов

могут быть разрешены на пути того позитивного знания, которому он посвятил свою жизнь. Он не утверждал и не отрицал существования бога религий, он говорил, что не знает ответа на этот вопрос. Но у него была полная уверенность в боге как обществе, и он не решался лишь ответить на следующий вопрос: есть ли еще некая трансценденция, бог, помимо того, в которого мы верим, находясь в обществе и под его давлением.

Тем не менее, уйти от этих вопросов он не мог, потому что ему нужно было выяснить, как устроен фундамент совместной человеческой жизни. Есть ли что-то более глубокое, чем право? Есть ли нечто более фундаментальное, чем нравы, которые передаются системой воспитания? Почему надо идти все глубже и глубже? Потому что этого требует его философская культура. Он знает, как образованный философ своего времени, что человек не произволен в выборе тех категорий, через которые он воспринимает мир. Есть некоторые линзы или окна, через которые мир становится нам доступным, мы видим его таким, каким он открывается нам в чем-то. Не только в категориях и понятиях повседневного языка, но и в трансцендентальных формах восприятия, как говорит Кант. Кант, так сказать, прочитывается во многих рассуждениях Дюркгейма, но в «Элементарных формах» он обращается к нему прямо, внятно обозначая кантовский смысл поставленных вопросов. Дюркгейм связывает в одно кантовскую теорию познания и этику. Но делает он это социологическим, социологистическим способом. Дюркгейм в одном месте говорит, что согласиться с тем, что нечто дано нам априори, означает смерть анализа. Это очень характерное для той эпохи обращение с Кантом. Кант говорит о том, что формы восприятия не подвластны воле человека, он не может воспринимать вещи иначе, кроме как пространственно-временные, а вот каковы вещи сами по себе, он знать не может, это за пределами чувственности и организующих ее схем. Но то, что, казалось бы, полностью ему подвластно, то, что определяет его поведение, в некотором смысле тоже находится за пределами возможного познания, потому что практический разум автономен, он пренебрегает всеми резонами, относящимися к пространственно-временному миру, его причинности, а значит, и следствиям поступков. Как моральное существо человек руководствуется соображениями долга. Таким образом, он может бояться и желать чего-то одного, но долг ему велит действовать иначе, помимо склонностей обычных резонов. Дюркгейм отсюда делает вывод, что категории познания и моральные категории долженствования одинаково принудительны, человек не может ими пренебречь; подчиниться чему-то другому или пойти своим путем он не может ни в познании, ни в морали. Мы уже знаем, что универсальным объяснительным принципом для него является общество. Общество определяет не только то, как правильно себя вести, но и как правильно мыслить, мало того, фундамент восприятия, на котором строится размышление, также социально обусловлен. Проблема ставится как современная, но она рассматривается на элементарном уровне. Есть то, что наиболее просто, лежит глубже всего, не исчезает и везде встречается. В этом смысле элементарна религиозная жизнь, к которой он обращается.

Те, кто принимается изучать «Элементарные формы религиозной жизни», нередко много времени посвящают, на мой взгляд, достаточно простым вопросам. Что это за вопросы? Например, в каком смысле Дюркгейм говорит об элементарном? Или: как Дюркгейм определяет религию или сакральное? Не то чтобы эти вопросы были малозначительны. Сам классик уделяет им много внимания, и кажется, что здесь мы получаем подлинное знание. Вы это в принципе должны знать. Знать, что понятие «элементарный» может пониматься в двух смыслах: как изначальный и как самый простой. Знать, что религия, по Дюркгейму, не обязательно предполагает веру в личного Бога, но предполагает различие мира профанного и мира сакрального; что это различение работает не только в религии, но и в магии, а магия отличается от религии, поскольку магия может практиковаться в одиночку, а религия предполагает, что есть множество людей, и соединяет это множество. Религия имеет отношение к солидарности, а магия – нет. Все это надо знать, и, между прочим, знать также, что эти вопросы, хоть и школьные, но такие же спорные, как и многие другие, то есть и по ним можно найти разные мнения исследователей. Тем не менее, я бы не хотел на них задерживаться.

Мы будем разбирать, как и разбирали до сих пор, вещи более сложные. Дюркгейм говорит, что сначала нужно разобраться с элементарным, – это очень серьезное решение. Если мы дальше обратимся к истории социологии, мы увидим, как много уже здесь заложено различий. Дюркгеймовские экспликации не полностью покрывают всю ту сферу интересов, которые могут быть у нас как у социологов, занимающихся религией. Как ни круги, развитые религии, предполагающие личного Бога и проблематику спасения, разветвленную догматику, – это не то же самое, что ритуалы австралийских аборигенов. Они совершенно иначе устроены. Когда мы обращаемся к Веберу, мы видим, что его рассуждения о первобытных религиях более скупы, а главный его интерес – мировые религии спасения. С другой стороны, то, о чем пишет Дюркгейм, – это все-таки элементарное. Пусть самое простое, но зато такое, что есть везде. Какая бы скудная ни была религиозность, если в каком-то месте есть религиозность, значит, там будет и то, что он исследует. Мы предполагаем возможность расчленения социальной жизни на более простые формы, говорим, что можно вычленить некий элементный состав. Мы говорим, что есть некие далее неразложимые элементы религиозности везде, где есть религиозность. Но этого тоже пока недостаточно.

Я уже сказал, что элементарные формы религиозной жизни предполагают разделение двух миров – разделение священного и светского (сакрального и профанного), которое на самом элементарном уровне демонстрирует нам, что социальный мир устроен некоторым необычным образом. Он в себе раздвоен, он устроен так, что отношения между людьми не равны себе самим. Они всегда указывают на нечто иное. Отчасти это можно видеть даже там, где речь не идет о религии. Когда Дюркгейм рассказывает нам о солидарности, он подчеркивает: есть договор, но есть недоговорное условие значимости договора, каким является общество. В «Элементарных формах религиозной жизни» посюсторонний мир, в котором все происходит очевидным образом, все видимо, некое действие не равно себе самому (праздник или оплакивание) – оно указывает еще на что-то. Предмет, чуринга, не равен самому себе: материальная вещь обладает необычными свойствами. Что такое тотемизм? Это система различений, которая предполагает некое странное отождествление человека с тем, кем он не является, с тотемным предком. Кто это тот, кто сейчас с нами разговаривает? Мы узнаем, что он не просто некий мужчина из некоего племени, но одновременно должен