Брат мой Авель - Татьяна Олеговна Беспалова

нос сделался похож на шило, а тощая фигура ещё более истончилась. Длинное, бесформенное одеяние, костяные чётки, ермолка на лысой макушке. Что за маскарад? Чем занимается этот шнырь на блокпосту вблизи бывшей промзоны Эраз? Растолковывает боевикам фетвы суннитских мулл?

– Как хорошо! – проговорил Сенька. – Вот так встреча! Человек из самой богатой страны на свете! Нет-нет, не скромничай! В недрах нашей с тобой общей родины чего только нет. Букет редкоземельных элементов: литий, бериллий, молибден. В числе прочих и наш товарищ Кобальт.

После того как заветное слово было произнесено, Иннок показал Сеньке фотографии и рисунки.

– Всех знаю, – проговорил Сенька. Он ткнул таким же острым, как его нос, пальцем в копию рисунка, сделанного Иеронимом на пляже в Ашдоде. – Тимка… Тишка… или как его там… Русский мальчик, его мама, младенец – его сестра. Все милостью Всевышнего живы.

Иннок обернулся к Хоббиту.

– Эй, художник! Карту! Шимон! Покажи на карте, где он находится?

Художник извлёк из-под сидения небольшую брошюрку атласа автомобильных дорог. Сенька долго водил своим острыми пальцем между дорогой Салах-ад Дин и дорогой Аль-Рашид. Боевики в чёрных балаклавах придвинулись к нему, уставились в карту. Наконец его кривой ноготь замер в районе мухафазы Дейр эль-Балах.

– Отсюда примерно двадцать три километра, – резюмировал Иннок.

– Там сплошные поля руин… – задумчиво произнёс Хоббит. – Там и до войны было… словом, не сравнить с вашей Бухарой. Метин Хузурсузлук, возможно, сейчас там.

Второй раз услышав заветное имя, мальцы все, как один, попятились, а Сенька-Шимон пояснил им коротко и ёмко:

– Это мой друг из СССР, – театрально выверенным жестом он указал на Иннока. – Он приехал в Газу с гуманитарной миссией. – И добавил, адресуясь к Инноку: – Да, Строптивый сейчас там. Он охраняет своё сокровище, как какой-нибудь Минотавр. Ха-ха-ха! Но ты справишься. Метин… как это? – Шимон прищёлкнул пальцами. – А! Вот! Метин договороспособен.

Мальцы мало-помалу смирялись с тем, что на этот раз рвать в клочья никого не надо. Перебрасываясь короткими рублеными фразами, они теперь посматривали на Иннока с некоторой даже опаской. А заметив на заднем сидении автомобиля подростка, принялись кланяться, молитвенно складывая руки. Размышлять надо всеми этими странностями не было времени, и когда боевики сиганули один за другим в какую-то земляную дыру, Хоббит выжал сцепление. Автомобиль рванулся, набирая скорость. Оборачиваться и глазеть на Сеньку, пряча скупую мужскую слезу, слишком пошло. Зато можно смотреть в правое зеркало. Если повернуть лицо вправо, то Хоббиту точно не будет видно его выражение. А в зеркале очень даже хорошо видно, как тощая фигура старого товарища растворяется в облаке светлой пыли. Антураж меняется. Пыль Палестины отличается от пыли дружественной Кении, где земля имеет оттенок редкого оранжевого сапфира. Пыль Сирии тоже отличается от палестинской, иной она консистенции. Только Сенька всё тот же – человек редкоземельной надёжности, как и сам товарищ Кобальт.

* * *

Палестинский подросток сбежал примерно на пятнадцатом километре от блокпоста, когда они катились по шоссе Салах-ад Дин, тщательно объезжая выбоины и неглубокие воронки. Некоторые из них с чисто еврейской аккуратностью были присыпаны щебнем и выровнены заподлицо с дорожным полотном. На горизонте вырастала зубчатая стена серых руин.

Тут-то всё и случилось. Щелчок замка, прыжок с ловкостью серны, быстрота гиены, скрытность и внезапность ночного летучего хищника.

– Он вернётся, – проговорил Хоббит, не сбрасывая скорости. – Он сбежал, чтобы предупредить Метина Хузурсузлука.

– Кто такой этот сильный и строптивый?[23] – не без ехидства поинтересовался Иннок. – Турок?

Хоббит кивнул.

– Он слуга тех, кому выгодно всё это… Хороший слуга. Нам бы такого.

Некоторое время Иннок молча наблюдал окружающий их лунный пейзаж. Впрочем, не такой уж лунный. Тут и там на поверхности чёрствой как прошлогодний хлеб земли виднелись полуразрушенные строения. Стены некоторых из них отчасти устояли. Иные же представляли собой серые груды щебня. Посеревшая от пыли редкая растительность ютилась по каменистым расселинам. По обеим зеленели оливковые рощи. На опаленной войной земле всё же цвела жизнь.

– Евреи бьются с палестинцами едва ли не каждый год. «Первый дождь» в сентябре 2005 года, «Летние дожди» в июне – ноябре 2006 года, «Жаркая зима» в феврале – марте 2008 года, «Двойной вызов» в ноябре 2008 года, «Литой свинец» в декабре 2008 – январе 2009 года, «Облачный столп» в ноябре 2012 года, «Несокрушимая скала» в июле – августе 2014 года, «Черный пояс» в ноябре 2019 года и «Страж стен» в мае 2021 года, – раздумчиво проговорил Хоббит. – Каковы названьица, а? Евреи – романтики войн. Только еврей может назвать военную операцию, фактически мини-войну «Облачный столп». Пожалуй, большими романтиками во всей истории ойкумены были лишь их гонители и убийцы фашисты.

Пикап катил по шоссе. Иннок молчал. Он переживал обычное радостное умиротворение перед схваткой. Снятое с предохранителя оружие действовало на него, как на неврастеника действует таблетка фенозепама. Схватка с противником, игра в смертельный риск – для Иннока это способ обретения душевного равновесия. Больше войны он, пожалуй, любил только деньги и воспоминания о юности в благодатной Бухаре.

Время от времени навстречу им попадались люди на велосипедах и пешие, ослики тянули гружённые ветхим хламом повозки, составлявшие всё состояние смуглых, темноглазых возниц. Женщины в хиджабах тянули за руки оборванных и чумазых детей. На всех лицах печать равнодушной безысходности. Хоббит останавливал автомобиль рядом с одной из групп, движущихся по дороге в попутном направлении, – женщины, дети-подростки 12–14 лет. Иннок с автоматом наперевес перебрался в кузов, распахнул дверцы. К нему потянулись руки. Смуглые кисти, но на ладонях кожа более светлая, почти как у европейцев. Иннок вкладывал в раскрытые ладони пачки галет и бутылки с питьевой водой. Женщины, словно стыдясь, закрывали нижнюю часть лица краями платков. «Спасибо» и «Аллах с тобой» – говорили они. Дети гомонили.

– Будь осторожен! Палестинцы коварны! – проговорил Хоббит по-русски.

– Есть ли у вас лекарства? – спросила одна из женщин. – Аспирин? Хоть что-нибудь! Мой ребёнок болен!

Иннок полез в аптечку. Аспирин у него, конечно, нашёлся. Перебирая упаковки с препаратами, он чувствовал, как за ним следят внимательные глаза. Женщина, стоявшая рядом с той, что получила от него аспирин, прятала под одеждой автомат, но не прятала лица. У неё были такие же глубокие, как у товарок, чёрные глаза, но в остальном она отличалась и продолговатостью красивого лица, и его выражением без признаков безысходной тоски или смертельной усталости. Наоборот, лицо девушки светилось тем же счастливым азартом, который ощущал и он сам. Девушка казалась европейкой, для маскировки переодевшейся в восточные одежды, героиней американского боевика, девушкой Джеймса Бонда, прибывшей на Ближний Восток для восстановления попранной кем-то справедливости, а значит, она