Любящий Вас Сергей Есенин - Юлия Андреева

Впрочем, внезапная болезнь вынуждает поэта отложить блицкриг покорения Софьи Толстой.

– Еду домой. Буду дней чрез десять, – пишет Есенин Бениславской 5 мая 1925 года из Баку. – Найдите лучшего врача по чахотке – Есенин.

Лежу в больнице. Верней, отдыхаю. Не так страшен черт, как его малютки. Только катар правого легкого. Через 5 дней выйду здоровым. Это результат батумской простуды, а потом я по дурости искупался в средине апреля в море при сильном ветре. Вот и получилось. Доктора пели на разный лад. Вплоть до скоротечной чахотки. С чего Вы это, Галя, взяли, что я пьянствую? Я только кутнул раза три с досады за свое здоровье. Вот и все. Хорошее дело, чтоб у меня была чахотка. Кого хоть грусть возьмет.

Почему не пишу? Потому что некогда. Пишу большую вещь. С книгами делайте как угодно, чего из пустого в порожнее перегонять. Это уж меня начинает раздражать, что Вы спрашиваете![160]

Телеграммы Ваши я так же не понимаю, как и Вы мои. Вот одна из них:

«Аким языкоком».

Что это за фамилия?

Курьезов на телеграфе больше, чем курьеров у Хлестакова.

Ну так.

Книжку «Рябиновый костер» посвятите всю целиком Чагину.

Надпись: «С любовью и дружбою Петру Ивановичу Чагину».

Ежели Кольцов выпускает книгу то на обложку дайте портрет, который у Екатерины. Лицо склоненное. Только прежде затушуйте Изадорину руку на плече. Этот портрет мне нравится. Если эта дура потеряла его, то дайте ей в морду. Чтоб впредь не брала у меня последних вещей и единственных.

Да, может быть, я скоро приеду в Москву, чтоб съездить в Ленинград, а потом в деревню. Там на Оке мне лучше будет. Ладно.

Еще – книг не надо. Все есть у Чагина.

Читали ли Вы, что пишет обо мне Дункан за границей. Что я, чтоб изучить быт бандитов, стал во главе шайки и орудую на Кавказе, а еще то, что будто бы я ей пишу в письме, что: «Все пока идет хорошо».

Ха-ха-ха!.. Вам письмо!..

А Вы говорите – купаться?

«Товарищи! Перед моей глазой стоит как живой Шаумян. Он четыр тыщ людям говорил: “Плюю на Вам”». (Это из речи одного наркома-тюрка).

Ну вот пока и все. Остальное расскажет Муран. Угостите его, он парень очень хороший. Привет сестрам, Яне, Соне и Наседкину.

Любящий С. Есенин.

P. S. Чтоб не было глупостей, передайте Собрание Богомильскому (Издательство «Круг»), Это мое решение. Я вижу, Вы ничего не сделаете, а Ионову на зуб я не хочу попадать. С Богомильским лучше. Пусть я буду получать не сразу, но Вы с ним сговоритесь. Сдавайте немедленно. Ионов спятил с ума насчет 2000 р. Во-первых, в «Звезде» – «Песнь», я продал избранное маленькое. Ну да ладно, это мое дело. Все равно с ним каши не сваришь. Катитесь к Богомильскому.

2 новых персидских стихотворения поместите перед теми 2 последними, что сдал Вам дома. Перед «Пери» и «Голубая родина Фирдуси».

Вместо:

«Я с тобой несчастий не боюсь» нужно

«Я твоих–». Была описка.

11 мая 1925 года.

Письмо написал я Вам вчера, когда не было еще консилиума. Мне запрещено пить. С легкими действительно что-то неладно. Предписано ехать в Абас-Туман.

Соберите немного денег и пришлите. Я должен скоро туда уехать. После выправки жизнь меняю.

С. Е.

Галя! Дайте Мурану ночлег у Богомильских, у Аксельрода или у Вс. Иванова (он его знает). Муран – мой бакинский друг.

Угостите его на славу. Вплоть до гармонистов. Позовите Толстую. Он через 7 дней едет обратно. Пишите и шлите все, что есть нового.

Если нет комнаты у тех – попросите Яну.

Я еду в Абас-Туман.

Целую.

С. Есенин.

12/V.25. Баку.

Снова Есенин упоминает в письме Толстую, с какой целью зовет ее в гости к своим московским друзьям? Скорее всего, девушка либо так и не написала ему, либо гость является посланцем, которому велено передать избраннице письмо поэта или объясниться с ней на словах.

– Наблюдая в этот месяц[161] Есенина, – пишет И. В. Евдокимов, – а приходил он неизменно трезвый, живой, в белом костюме (был он в нем обаятелен), приходил с невестой и три раза знакомил с ней, – я сохранил воспоминание о начале, казалось, глубокого и серьезного перелома в душе поэта. Мне думалось, что женится он по-настоящему, перебесился – дальше может начаться крепкая и яркая жизнь. Скептики посмеивались:

– Очередная женитьба! Да здравствует следующая!

А он сам как-то говорил:

– С Соней у меня давно, давно… давнишний роман. Теперь только женимся.

Скептики оказались правы: в середине месяца он приходил два раза пьяный, растерзанный. Досужие языки шептали:

– Вчера сбежал от невесты! Свадьбы не будет!

И уже приходили колебания – делаемый им шаг становился случайным.

Незадолго перед этими днями Литературно-художественный отдел выпустил его книжку «Березовый ситец». Двенадцатого июня он пришел в отдел за авторскими экземплярами в сопровождении А. А. Берзинь, пошатываясь, ухмыляясь, тускло глядя. Меня зачем-то вызвали в другой отдел. Когда через некоторое время я вернулся, Есенина уже не было, но мне кто-то передал от него книжку с надписью красными чернилами:

Сердце вином не вымочу,Милому Евдокимочу,Пока я тих,Эта книга и стих.

– Дорогая Екатерина! – пишет Есенин сестре 16 июня 1925 года. – Случилось очень многое, что переменило и больше всего переменяет мою жизнь. Я женюсь на Толстой[162] и уезжаю с ней в Крым[163].

Перед отъездом должен с тобой переговорить. Мне нужно собрать все свои вещи и оставить тебе на лето денег. Приезжай, не задерживаясь. Собрание я продал. Продал еще 2 книги. Ботинки твои со злобы я испортил. Приедешь – куплю новые. Привет Шуре, отцу, матери и деду. Твой Сергей.

Для Гали такое откровение, как новая женитьба кумира, гром среди ясного неба, вселенская катастрофа местного масштаба. Но горше всего ей не факт очередного предательства любимого человека, а то, что она сама помогла ему сойтись с разлучницей Толстой.

Видно, так заведено навеки —К тридцати годам перебесясь,Все сильней, прожженные калеки,С жизнью мы удерживаем связь.

Милая, мне скоро стукнет тридцать,И земля милей мне с каждым днем.Оттого и сердцу стало сниться,Что горю я розовым огнем.

Коль гореть, так уж гореть сгорая,И недаром в липовую цветьВынул я кольцо у попугая —Знак того, что вместе нам сгореть.

То кольцо надела мне цыганка.Сняв с руки, я дал его тебе,И теперь, когда грустит шарманка,Не могу не думать, не робеть.

В голове болотный бродит омут,И на сердце изморозь и мгла:Может быть, кому-нибудь другомуТы его со смехом отдала?

Может быть, целуясь до рассвета,Он тебя расспрашивает сам,Как смешного, глупого поэтаПривела ты к чувственным стихам.

Ну и что ж! Пройдет и эта рана.Только горько видеть жизни край.В первый раз такого хулиганаОбманул проклятый попугай.

Провожая Сергея и Соню в Баку, Анна Абрамовна «шутя подарила им маленькую куколку и ванночку, чтобы ее купать». Должно быть, намекала на интересное положение невесты.