Рождение героев - Андрей Прусаков

– Ты никогда не станешь равным эльду, – говорил Ольф, палкой поправляя стойку Шенна, замершего на одной ноге с вытянутым в сторону мечом. – Но кое-чему я тебя научу. В мире, где правит сила, нельзя пренебрегать искусством самозащиты…

Через четыре недели Шенн научился владеть клинком так, что ему казалось: пойди он сейчас на болота – он с легкостью перебьет всех гулхов! Когда он сказал об этом мастеру, Ольф лишь усмехнулся. Он научил юношу лишь сотой доле того, что знал сам, но не потому, что не хотел учить. Учить Шенна воинскому искусству эльдов нет времени, но и этих уроков парню должно хватить в будущем путешествии. Пара хороших приемов, если их отточить и довести до совершенства, могут стать надежной защитой на всю жизнь. Кроме этого, у Шенна есть природная ловкость и сила, смекалка и чутье дикаря. Он выживет в Кхиноре. В этом старый эльд почти не сомневался.

Предчувствия Шенна не подвели. Однажды вечером мастер подошел к нему, положил обе руки на плечи, вздохнул и сделал паузу перед громкой размеренной фразой:

– Шенн! – сказал Ольф, глядя ученику в глаза. – Я полюбил тебя, как сына. Пришло время, когда ты должен оставить меня. Ты должен уйти, уйти в Арнир!

– Мастер! – Шенн замер, не веря своим ушам. – Почему вы прогоняете меня?

– Я не гоню тебя, Шенн, но твое время пришло. Ты не можешь остаться в мертвом городе навсегда, это глупо и бессмысленно, ибо знания, данные тебе мной, пропадут напрасно.

– Но я еще не все… – хотел возразить Шенн, но наставник прервал его властным движением руки:

– Поверь мне, ты знаешь достаточно, чтобы изменить мир. Но мир силен, берегись, ибо и он может изменить тебя! Тогда все, чему я учил тебя, исчезнет.

– Этого никогда не случится, мастер! – горячо возразил Шенн. – Я никогда не забуду…

– Я не говорил, что ты забудешь, я говорил, что ты можешь измениться, и твои знания станут тебе не нужны. Потому помни: то, что досталось тебе даром, не твое! Знание должно быть как дерево, отпускающее семена свои по ветру. Не будет так – тогда зачем это дерево? Оно умрет и сгниет со своим семенем, не дав новых побегов. Знание нужно живым, мертвым оно ни к чему.

– Я не хочу идти в мир, где люди убивают друг друга из-за каких-то камешков! – сказал Шенн. – Я лучше останусь здесь, мастер Ольф, останусь с тобой!

– Тогда все, чему я тебя учил, останется в этих стенах и умрет здесь. – Старый мастер испытующе взглянул на ученика. – Тогда зачем я учил тебя, подумай? Я же говорил, что знание без дел подобно болоту с застоявшейся водой! Вода должна течь, принося жизнь и радость. Или ты думаешь, что я вечен? Твои знания нужны людям, и ты должен идти к ним.

– Тогда почему вы сами не отправитесь к людям?

Простой вопрос заставил наставника отвернуться. Его глаза подернулись тоскливой пеленой, и внезапно дрогнувшим голосом Ольф ответил:

– Они изгнали меня.

Шенн ошеломленно молчал, переваривая услышанное. Наставника изгнали! Но почему? Может, он совершил проступок, подобный проступку Шенна, когда его изгнали из рода и хотели убить? Словно читая мысли, Ольф ответил:

– Потому что люди не любят нового. Старое и привычное они считают благом, предпочитая жить, не задумываясь о будущем. Но придет и уже приходит время, когда мир окажется на лезвии ножа. Он может упасть в одну, а может и в другую сторону. А может случиться ветер, и мир упадет туда, куда он подует… Ты, Шенн, можешь стать этим ветром.

Юноша слушал, ощущая глубокую мысль и не менее глубокую недосказанность фразы. Наставник несомненно что-то знал, что-то очень важное, и Шенн с удивлением отметил прежде никогда не виданное им волнение учителя. Старый Ольф смотрел на него с такой верой и надеждой, с какой смотрят на руку, протянутую висящему над пропастью человеку.

– Как же я смогу сделать то, чего не смог ты, учитель? – недоверчиво спросил Шенн.

– Я стар, а ты молод и чист сердцем. И ты похож на арна. И еще… я думаю, что время изменило Арнир, поэтому есть надежда.

– Какая надежда?

– Ты узнаешь об этом в свое время, Шенн. Я расскажу тебе…

Шенн замолчал, раздумывая над словами наставника. Слова Ольфа не просто изумили, они хлестнули по душе так, что Шенн готов был плакать, как младенец, и умолять наставника оставить его у себя. Но слезы сдержала не гордость, а вера в учителя, который не раз доказывал ученику свою мудрость. Спорить с наставником глупо и недостойно, ведь он стал Шенну вторым отцом, спас от смерти и даровал великие знания.

– Я не прогоняю тебя, Шенн, – мягко проговорил Ольф. Его плечи ссутулились, старик сильнее оперся на посох, прогоняя предательскую дрожь в коленях. – Считай мою волю испытанием, проверкой твоих знаний. Попробуй сделать то, чего не смог я…

Следующим утром Шенн и наставник вышли за пределы Руаннора.

– Ночью я наблюдал за звездами. Сегодня благоприятный день, – сказал старый мастер. – Ты запомнил, где переправляться через реку?

– Запомнил, наставник.

– Хорошо. Иди. И помни: времени у тебя не так много.

Шенн не мог двинуться с места. Он смотрел на наставника, и в глазах юноши стояли слезы. Ночь прощания была невыносимо тяжела для обоих. Помимо жестокого, неожиданного расставания, Шенна шокировала тайна, открытая Ольфом, и своя миссия, цена которой была столь высока, что жизнь самого Шенна представлялась ничтожной платой за нее.

Ольф махнул рукой:

– Иди же. Время не ждет. Я надеюсь на тебя. Только ты можешь спасти Арнир, только ты, Шенн.

– Мастер, я сделаю все, как ты сказал, но я не останусь в Арнире, я вернусь к тебе!

– Я не ждал иных слов. Если найдешь в себе силы, возвращайся. Я буду ждать тебя, Шенн. Но возвращайся, когда исполнишь все, что я тебе сказал. Только тогда!

Шенн смотрел на человека, открывшего ему мир, и не мог повернуться и уйти. Разум знал ответ, но сердце не принимало его. Что бы ни было впереди, что бы ни случилось, часть души Шенна навсегда останется здесь.

В последний раз взглянув на наставника, Шенн повернулся и зашагал прочь. С этого момента он не раз вспоминал их прощание и до боли в сердце жалел, что не обнял старика. Он не знал, что помешало сделать это: неожиданно суровый взгляд Ольфа или ложная гордость, но корил себя еще очень долго.

Глава двенадцатая

Ринересс

Улица, начинавшаяся прямо за городскими воротами, была широка и многолюдна. Позабыв хваленую невозмутимость хартогов, Далмира крутилась на повозке, не успевая разглядывать проплывающие мимо двух– и даже трехэтажные дома с террасами, поддерживаемыми изящными колоннами, уютные дворики с облицованными полированным камнем колодцами и разделяющие здания аллеи. Эта улица была столь широка, что немалые повозки хартогов совершенно не стесняли ее многолюдного движения. За одними домами возвышались другие, и череда разноцветных крыш тянулась без конца, прерываемая уходящими в небо стройными башнями. Далмира слышала многоголосый гомон поистине величественного города, сквозь который прорывались знакомые восторженные крики: