Ноль эмоций (СИ) - Осянина Екатерина

Вот только мне казались подозрительными все молодые и подтянутые мужчины, которые, как бы ни одевались, разительно отличались от того возрастного и пузатого «контингента» с пропитыми мордами, который представляла собой «сильная» половина пассажиров моего поезда.

Состав подали, и я, подождав, когда рассосется и схлынет толкотня возле дверей тамбура, не спеша вошла в дверь последнего вагона, отметив краем глаза, что мой «камуфляжный» сопровождающий залез в тот же вагон с другого конца, а «колхозник», не спеша докурив свою сигаретку, и вовсе не торопился садиться в поезд, видимо, дожидаясь отправления, чтобы не упустить момент, если я вдруг передумаю и выскочу в последний момент.

Я хмыкнула. Интересная мысль!

Поезд дал гудок, и перед тем, как двери автоматически захлопнулись и вагоны дернулись, я увидела в окошко, как «колхозник» запрыгнул в вагон где-то в середине состава, самым последним покинув перрон, на котором не осталось даже провожающих.

Я прошла в вагон, тщательно избегая встретиться взглядом с «камуфляжным» красавчиком, и, скинув рюкзак, поставив его на пол перед собой и зажав коленями, примостилась на краешке свободной скамейки рядом с проходом.

Мы ехали уже пару часов, за окошком мелькали однообразные лесные пейзажи и как две капли похожие друг на друга, остановочные платформы. Я обратила внимание, что «рыболов-охотник» тоже занял такую позицию, чтобы держать меня в поле зрения, и время от времени ловила на себе его быстрый внимательный взгляд.

Когда я, изучив висящую на стенке вагона схему движения поезда, убедилась, что до «моей» станции, до которой я оплатила проезд, еще далеко, я встала, закинула свой рюкзачище одной лямкой себе на плечо, прошла к выходу из вагона мимо слегка обеспокоенного моими неожиданными передвижениями «охотника».

Я прошла площадку между вагонами и остановилась в тамбуре предпоследнего вагона, юркнула за дверь, которая должна была открыться сразу вслед за мной, и скинула на пол рюкзак. Дверь распахнулась без промедления. И чуть не зашибла меня, когда в тамбур вылетел «камуфляжный» парень, который обеспокоенно всматривался через стеклянную дверь вглубь вагона, и не сразу меня заметил прямо рядом с собой.

Я вполне натурально ойкнула, и парень с разгона остановился и чуть смущенно прикрыл за собой дверь. Я молчала и вызывающе уставилась ему в глаза, ожидая его дальнейших действий. Мне было ясно, что сделать со мной сейчас он ничего не сможет, и это чуть придало мне уверенности.

— На охоту или на рыбалку? — кокетливо спросила я, улыбнувшись, как можно дружелюбнее.

— А… э… за грибами.

— Здорово. А за какими?

Я перевела взгляд на его губы и медленно двинулась к нему, сантиметр за сантиметром сдвигая вниз молнию на своей камуфляжной куртке. Парень оцепенел, потом попятился, пока не уперся спиной в запертую дверь вагона.

— Белых, говорят, много, — просипел он.

— Обожаю белые! А опята есть?

— Н-не знаю.

Я продолжала неумолимо надвигаться, замок на куртке был расстегнут уже почти наполовину, и в чуть распахнувшемся воротнике уже хорошенько так виднелось декольте моей камуфляжной майки, к которому сразу же прикипела взглядом моя жертва.

— А можно мне с вами?

Парень выглядел изрядно растерянным, когда я приблизилась к нему вплотную, распахивая свою куртку. Я встала на цыпочки и дотянулась своими губами до его приоткрывшегося рта, вдохнула запах его лосьона после бритья. Моя левая рука скользнула ему на шею, пальцы погрузились в густые волосы у него на затылке, слегка сжали их в горсти. Его дыхание участилось, мужчина прикрыл глаза и ответил на мой поцелуй. Руки легли мне на плечи, одно движение — и моя куртка с легким шорохом слетела на грязный пол.

Я успела даже слегка возбудиться, пока мы с ним целовались. Парнишка был хорош, кровь с молоком, сквозь ресницы я видела разлившийся во всю щеку румянец. Свою правую руку я тем временем завела себе за спину, вытащила из-за пояса пистолет и хорошенько, со всей дури, шарахнула «грибника» по голове. Хорошо, что дури у меня было больше, чем сил, поэтому черепушку я ему не раскроила. Однако нужного эффекта я достигла: парень обмяк и повалился на меня. Обняв его поперек груди, я помогла ему мягко осесть прямо на пол, постаравшись, чтобы он привалился не к дверям, которые могли разъехаться в любой момент, а к стенке тамбура. Потом я запихала пистолет обратно за пояс штанов, надела свою куртку, застегнула молнию.

Упершись ногой в стенку, я просунула пальцы в щель между двумя резиновыми прокладками закрытых раздвижных вагонных дверей вцепилась в одну из створок и изо всех сил потянула ее на себя. К моему удивлению, дверца поддалась, в лицо мне ударил ветер, и я, скрипнув зубами от натуги, открыла ее почти во всю ширину. Выглянула наружу и оценила скорость мчащегося мимо меня ландшафта. Ждать, когда поезд хотя бы чуточку замедлится, у меня не было времени. Мой несостоявшийся любовник может очнуться в любой момент, или совершенно некстати кому-нибудь из пассажиров вздумается выйти в тамбур. Или «колхозник» решит подстраховать коллегу.

Придерживая дверь рукой, я выпихнула из поезда рюкзак, проводила взглядом его недолгий полет и кувырки по насыпи. Потом решилась, спустилась на нижнюю ступеньку, подпирая дверь, которая норовила вернуться на место и защемить меня между резиновыми прокладками.

Надеясь, что мне попадутся какие-нибудь кусты, которые смягчат мое падение, я, не желая далеко уезжать от своего рюкзака, к которому придется возвращаться, прыгнула со ступеньки, ощущая, как в лицо ударил тугой вонючий ветер, пахнущий шпалами, железом и машинным маслом, а потом навстречу бросилась жесткая каменистая земля. Меня завертело и закружило, ударяя об нее, казалось, сразу со всех сторон. Я попыталась сгруппироваться на лету, защищая руками лицо, и удары пришлись на руки, ноги, спину и затылок.

Когда кувырки, наконец, прекратились, и я застыла, скрючившись, на земле, слыша, как удаляется поезд, в голове кручение и верчение продолжалось еще какое-то время, и я, ощущая боль во всем теле, долго не решалась пошевелиться, чтобы хотя бы понять, насколько я жива и что именно у меня цело или сломано.

Потом, когда шум поезда давно стих, и в голове слегка прояснилось, я открыла глаза и приподняла голову. Надо мной было пасмурное небо, и редкие капли дождя начали изредка падать мне на лицо. Я пошевелила руками, ногами. Все двигалось, несмотря на боль от многочисленных ушибов. Я перекатилась на живот, подтянула под себя руки и колени и, постанывая, благо никто не мог меня услышать, встала сначала на четвереньки, а потом, пошатываясь, поднялась во весь рост. Ощупывать себя было бесполезно, потому что болело все, к чему ни притронься. К моему удивлению, ни штаны, ни куртка нигде даже не порвались. Даже пистолет оказался на месте и не вывалился, и в какой-то степени, наверное, защитил мою поясницу от повреждений. Я, кряхтя и время от времени выдавая мученические стоны, взобралась на насыпь, чтобы легче было идти, и пошла по шпалам в обратную сторону искать свой брошенный скарб.

Рюкзак, целый и невредимый, с большим трудом (из-за своей камуфляжной расцветки) нашелся примерно через пару-тройку километров от того места, где я приземлилась. Я добрела до него и устроила себе небольшой привал, решив, что после моих приключений могу себе позволить полплитки шоколадки и немного воды. И отдыха! Я посидела, привалившись спиной к рюкзаку, ощупывая свои части тела и шипя сквозь зубы, натыкаясь на очередной ушиб, пока не почувствовала, что, кажется, могу двигаться дальше.

Дальше мой путь лежал по шпалам до того места, куда мы с Костей вышли после моего голодного обморока.

Я немного не рассчитала свой прыжок из поезда, поэтому идти до той станции мне пришлось чуть ли не весь остаток дня, тем более что я тащилась нога за ногу, чувствуя, как все тело ноет, словно по мне проехался танк. Или как будто меня выбросили из поезда на полном ходу.