Кольцо Изокарона - Юрий Кургузов

Внезапно Лилит прекратила свои прыжки и метания. Я понял, что Горный Учитель перестал истязать бедную тварь, — вернее, не саму ее, но ее душу (или астральное тело — как хотите), — в мозгу моем опять воцарилась загробная тишина. Призрак же Лилит теперь только жалобно фыркал да бросал на нас ненавидящие кровавые взгляды, подобно измученной и избитой дрессировщиком в вольере пантере…

А Горный Учитель, протянув к привидению руку, стал бормотать незнакомые, непонятные слова, гортанные и зловещие. Слова эти складывались в не менее непонятные фразы — и вот уже Лилит начала оседать, съеживаться и будто таять в своем мерцающем узилище. И все явственнее и четче сквозь покровы животной личины стали проступать черты человеческие. И когда уже казалось, что дева-зверь вот-вот исчезнет в сверкающей алмазной пыли, ее фиолетовые губы издали утробный и замогильный вопль.

И тогда колдун изящным жестом факира точно выбросил из сухой ладони тонкую как игла нить холодного зеленого огня. И нить эта прошила, пронзила насквозь и чудный цилиндр, и саму Лилит, принявшую уже почти человеческий облик, — и вмиг перед глазами все замелькало, закружилось, зашипело и — испарилось. Исчезло как не было; только мрачные серые стены, мешки с песком и камин для зажаривания мамонтов за спиной.

А еще…

А еще я почувствовал, что не слишком гуманный способ, которым воспользовался Горный Учитель для вызова своего врага, похоже, возымел действие, — моей левой ладони опять стало жарко…

Глава XXIV

…Потом был гром. То есть, может быть, и не гром, а мне только так показалось, — но звук этот, грохочущий, грозный, заполонил на какие-то мгновенья все вокруг.

И — стих.

Чертыхаясь от боли, я сорвал кольцо — и вовремя: с пальца, на котором сидело до того почти свободно, это гадкое кольцо слезло уже еле-еле. Промедли еще немного — и оно бы намертво приросло к коже. Или… к душе?..

Я сорвал Кольцо Изокарона, сунул в карман — и как шелест потревоженных бурей ветвей и листьев вековой дубравы пронесся над нашими головами. И, будто злой ветер загудел-застонал в кронах невидимых высоких деревьев, леденящий слух в о й зародился где-то в глубине, в самой утробе Волчьего замка и — этот ужасный, парализующий волю и сердце вой приближался, и приближение его сопровождалось тяжелым топотом могучих лап и громким стуком и хлопаньем открываемых, а то и сносимых с петель дверей.

И вдруг я понял, что осталась одна, последняя дверь. А спустя миг эта последняя дверь — в зал, в котором находились мы с колдуном, рухнула на пол точно под напором стального тарана, и…

И на пороге возникло о н о…

Я задрожал и попятился.

Горный Учитель не попятился, но тоже задрожал.

Да… если и были на Земле твари страшнее и гаже, то я, во всяком случае, таких не встречал. Но впрочем, это создание ведь и не было порожденьем Земли — оно было порождением Ада.

Черный волк?

Ну, наверное, можно сказать и так, хотя в облике его было понамешано всякого: казалось, у разных, малоприятных для человека существ этот монстр позаимствовал многие и далеко не самые привлекательные черты.

На пороге стояло нечто, ростом в холке не ниже Примаса или Тора, однако гораздо шире в груди, плечах и кости, и от него веяло такой чудовищной, первобытной и первозданной силой, что у меня затряслись, сознаюсь честно, не только поджилки, но и жилы, сухожилия, мышцы и все прочее.

Зверь был покрыт черной, отливающей синевой, как вороново крыло, шерстью. Он стоял, широко расставив мощные, отнюдь не сухопарые, волчьи, а прямо-таки почти львиные лапы. Огромная голова, в которой скрестились черты известных и не известных мне хищников, с оскаленной пастью медленно поворачивалась из стороны в сторону, кроваво-лиловые выпученные глаза точно искали что-то, а полувывернутые, как у быка, черные ноздри вбирали в себя воздух. Да, зверь явно искал. Что? А может, — кого? Увы, этого "кого" я, бедный, знал.

Мы за своим бастионом боялись вздохнуть и пошевелиться, но он нас у в и д е л. И — заревел. И медленно, по-кошачьи, пригнув к полу голову и шею, увенчанную могучим мускулистым загривком, сопя и фыркая как средних размеров паровоз, двинулся к нам.

Онемелыми руками я принялся нащупывать револьвер, позабыв, в какой карман его сунул, но Горный Учитель зашипел:

— Не вздумайте! Пуля его не возьмет. Только рассвирепеет раньше времени!

— Что значит — "раньше времени"?.. — пробормотал я.

И тут…

Точно от удара пинком распахнулась одна из боковых дверей в правой стене зала, и я не успел ничего еще толком осознать, как Примас вихрем набросился на черное чудище и впился ему в горло.

Я радостно вскрикнул, но радость была преждевременной. Зверь еще ниже припал к земле, резко мотнул головой — и пес как тряпичная кукла отлетел обратно к стене. Правда, он тотчас снова вскочил и кинулся на врага, но и эта атака оказалась бесполезной: Черный Зверь стоял посреди зала как каменная скала, а бедный Примас вновь вынужден был отступить, с раной на плече.

Распахнулась вторая дверь — и вот уже рыжий дог мертвой хваткой вцепился в ухо страшилища, а Примас попытался оседлать его с другой стороны…

Не знаю, я, конечно, не знаток собачьих боев, хотя ради интереса и посещал их, будучи в Англии. Так вот, мне казалось, против этих двух собак, против дружного совместного натиска животных, каждое из которых весило под сотню килограммов, не устоит даже лев — тем более волк, пусть даже самый страшный, самый свирепый…

Черный Зверь — устоял!

А впрочем, разве он был волком? Нет, конечно же, нет! От ударов его лап псы летели на пол, но снова вставали. Его клыки рвали их плоть, и через несколько минут, которые мне показались часами, и Примас и Тор были все в крови, с располосованными спинами и боками, и только чудом никто из них не получил еще более тяжелых ран.

Под каменными сводами зала стоял невообразимый хрипяще-надсадный рык, и я, невольно увлеченный этим кошмарным сражением, даже позабыл на время все свои страхи и вскочил, перегнувшись через мешки с песком, дабы не упустить ни единой мельчайшей детали этого жуткого боя.

На счастье для наших собак, Зверь не отличался подвижностью и стремительностью: естественно, сравнение условно, но он своими чуть замедленными движениями чем-то напоминал слона. И он почему-то больше оборонялся, нежели атаковал, имея, впрочем, в своих перемещениях вполне явную цель — он хотел пересечь зал и добраться до нас с колдуном.

А может, только до меня?

А может, — только до кольца?..

Собаки же, невзирая на раны, постоянно преграждали ему дорогу: рвали, трепали, отвлекали и покуда удерживали на безопасном для нас расстоянии.