Трое в Песках - Юрий Никитин

Мрак соскочил, стал ждать с секирой в обеих руках. Лук и стрелы остались на седле, а коня привязал рядом. Таргитай с неохотой спрятал дудочку, нащупал быстро теплеющую рукоять Меча. Иногда словно бы слышал далекий кровожадный зов, сердце колотилось чаще, кровь бросалась в голову. Хотелось выхватить молодецки Меч, в сладком упоении кинуться на врага, рубить, рассекать до пояса, сносить головы, слышать крики ужаса и предсмертные хрипы…

Он отдернул руку, пугливо огляделся. Мрак в раздражении отвернулся. Повезло дураку, да пользоваться не научили. С таким Мечом весь белый свет завоевать можно не глядючи!

Чужие кони шли по двое в ряд легким размашистым шагом. Воины в кожаных панцирях, в войлочных остроконечных шапках, лишь у переднего — бронзовая. Помимо пики и аркана у каждого были мечи и колчан со стрелами, еще по два лука — такого вооружения невры не видывали.

Впереди ехал высокий поджарый воин. Панцирь так плотно обшит бронзовыми бляшками, что налезали одна на другую как рыбья чешуя. С металлической шапки на спину и плечи падала кольчужная сетка. Забрало закрывало всю верхнюю часть лица, сквозь узкие щели в блестящей бронзе мрачно сверкали глаза.

Олег ахнул тихонько, а Мрак поспешно зажал Таргитаю рот: если каркнет, то уж на весь лес. Певец, натура такая. Глаза Таргитая полезли из орбит. Он знаками показал Мраку, что нос забит соплями, задохнется. Мрак отпустил ладонь, взамен дал обнюхать кулак.

Всадники проехали так близко, что донесся запах немытых тел. На открытом подбородке переднего воина багровели свежие шрамы. Кое-где темная корка крови. Рядом высился на тяжелом коне крупный воин, в плечах широк, шея — как ствол столетнего дуба. Гулким, как из-под коня, голосом пробасил:

— Не проще объявить награду? А сами пировали бы в местной корчме. Мы — ветераны битв, а не презренные людоловы!

Передний всадник ответил свирепым голосом, от которого у Таргитая побежали мурашки по спине:

— Мардух послал нас не зря.

— Послал бы воинов попроще. Стыдно, сотня — за тремя!

Проехали, Мрак напрягал слух, но Таргитай яростно завозился, начал драть ляжку ногтями: куснул муравей. Мрак едва различил искаженные от сдавленной ярости слова:

— Я сам… засаду… как только…

Мрак с наслаждением дал Таргитаю по шее. Тот ткнулся в грязную землю. Олег дышал тяжело, глаза блуждали. Мрак проговорил тихим голосом:

— Либо я ослеп, либо рехнулся. Это Агимас?

— Он, — подтвердил Олег мертвым голосом. — Надо было зарезать. Даже связанного! Он бы зарезал. Не просто бы зарезал, а…

Он оглянулся на рыжеволосую, умолк. Лиска отвязывала коней, но уши ее шевелились, спина была напряжена. Мрак в задумчивости почесал непривычно голую грудь, ну почти голую, волосы отрастают все-таки медленно.

— Здорово допекли… Все забыл, даже свое имя и Род, оставил только ненависть в душе и черном сердце.

Олег сказал, повторяя Гольша:

— Друзья могут быть фальшивыми, а враги всегда настоящие.

В тягостном молчании вывели коней. Подул холодный северный ветер. Невры даже не заметили, что воительница, и без того крохотная, сжималась в комок, пытаясь удержать остатки тепла. Мрак все замечал, но лишь хмуро скалил зубы. Олег, погруженный в думы, обратил внимание не раньше, чем сердобольный Таргитай расковырял мешки, укрыл рыжую покрывалом из старой шкуры. Она только смотрела благодарными глазами, но вышептать ничего не могла: губы посинели и распухли.

Заночевали в лесочке, не успев добраться до села или деревни. Лиска едва не влезла в середину костра, пропахла огнем и гарью. Едва перестала стучать зубами, прилипла к Таргитаю:

— Где перехлестнулись с Агимасом?

— На великом празднике певцов, — ответил Таргитай самодовольно. Он бросил на Олега победный взгляд. — Еще в киммерийском царстве.

Лиска ахнула:

— Агимас пел?.. А что у него с лицом? Шрамы совсем свежие.

— Олег разукрасил.

Лиска с недоверием оглянулась на волхва. Олег с отстраненным видом чертил прутиком по земле. На просветленном лице были отрешенность от мирских дел, мудрое раздумье.

— Как он… мог?

— Ему лучше под горячую руку не попадаться. Зашибет.

Лиска снова покосилась на задумчивого волхва, спросила шепотом:

— Наверное, Агимас плохо пел?

— Нет, это Олегу медведь на ухо наступил.

Утром Мрак поднялся, как всегда первым, он так считал, но на этот раз Олег уже сидел возле прогорающего костра. Багровые угли потрескивали, рассыпались — волхв задумчиво тыкал в них прутиком.

— Не ложился?

— Волхвы спят мало. Волхв — не певец.

— Не защищай байбака. Ты раньше тоже спал без задних ног. Меняешься, Олег, меняешься!

— Тарх тоже изменился. Не так заметно, но… песни стали иными. Мрак, я чую, что нас опасаются всерьез.

Мрак пренебрежительно хмыкнул:

— Чуешь! Без чуянья видно. Почуй, как добежать к Мировому Дереву. Или доползти, обдирая локти. Если надо, то — обламывая ногти и царапая пузо.

— Я в самом деле чую. Смутно, как сквозь густой туман, когда звуки идут с разных сторон… Сейчас мы слепые котята, но когда добудем… ежели добудем, то даже сильным магам тягаться с нами будет непросто.

Лиска проснулась, потянулась сладко. Заметив Олега, насторожилась. Маленькие ушки заметно шевельнулись. Мрак понизил голос:

— Торопятся прихлопнуть нас раньше?

— Да. А мы должны успеть ухватить Жезл.

Мрак двинул глыбами плеч:

— Ну, я не прочь уцелеть и потом.

После короткого завтрака снова оседлали коней. Потянулась холмистая равнина, трава торчала странно жухлая, словно ее только что опалило. Олег тревожно ерзал, поглядывал на Мрака. Оборотень тоже хмурился, привставал. Перехватив взгляд волхва, процедил:

— Ни зверя, ни птицы. Даже в чертовых Песках живность шурует вовсю. А здесь даже муравьев нет!

Таргитай услышал, возразил убежденно:

— Муравьи живут везде! Даже в вирые.

Лиска тихонько вздохнула. Что у этих странных людей за вирый, где корчмы, муравьи…

Мрак подумал, сказал нерешительно:

— Думаю, боги муравьев тоже делят. Кусачих — в подземный мир к Ящеру, мирных земледельцев — в вирый.

Олег заметил хитрый блеск в глазах оборотня, вспыхнул:

— Больше богам делать нечего, как муравьев делить! Мураши не виноваты, что одни родились кочевыми скотоводами… тлеводами, другие — жнецами. Мрак, я побаиваюсь, что вот-вот вляпаемся во что-то похуже, чем засада Агимаса. Хотя, честно говоря, не представляю, что может быть хуже. Но здесь может обитать такое, от чего бегут даже муравьи!

— Но бурьян остался?

— Бурьян бегать еще не наловчился. Да и кому он нужен?