Сталин жил в нашей квартире. Как травмы наших предков мешают нам жить и что с этим делать - Татьяна Литвинова

я обратила внимание на ее слова: «Ты мне рассказывала, что человек, который попал в лагерь…» – «Стой! – говорю я, поняв, о ком речь. – Это же наш прадед!»

Восприятие человеком той или иной части собственного опыта как чего-то чужого, постороннего называется диссоциацией. Это еще один защитный механизм. Совсем недавно я заметила диссоциацию у себя, когда, работая над этой книгой, описывала, как меня в детстве мама валила на кровать и молотила кулаками. Я вообще все, о чем говорю или пишу, представляю зрительно. И тут я поняла, что всегда представляла эту сцену так, как будто вижу ее со стороны! И снова «призраки» – эта сцена преследует меня с детства, и перед мысленным взором – оба персонажа.

Почему человека осаждают «привидения»? Ответ прост: потому что он не знает, а возможно, вообще не желает знать того, о чем они хотят сообщить. А память живет в душе и просит слова – как о происходившем в семье, так и о происходившем в стране. Глубоко в душе происходит то, что иногда можно наблюдать на собраниях: все игнорируют человека, который порывается выступить, потому что его выступление может вызвать неловкость или страх, потому что обсуждать его речь будет «неудобно» и т. д. Только человек откроет рот – спешит заговорить другой оратор; только он поднимет руку – дают слово кому-то еще. Таким образом присутствующие на собрании бессознательно защищают себя от трудной темы.

Задание для тех, кто хочет лучше понять полученный от предков опыт и правильно им распорядиться

Если вы уже пытались найти информацию о своих предках, то как вы это делали? Расспрашивали родственников, обращались в архивы? Подумайте: есть ли родственники, у которых можно получить важную информацию? Возможно, это кто-то из тех, с кем вы постоянно общаетесь, или тот, с кем давно нет или никогда не было контактов. Часто родственники откликаются доброжелательно, если сказать, что вы просто хотите лучше узнать свой род. Подумайте, что именно вам хочется узнать. Например, вы ничего не знаете об одном из дедушек. Прежде всего нужно узнать его фамилию-имя-отчество; затем – где и когда он родился; где жил, работал; имена-фамилии его родителей, братьев, сестер; воевал ли кто-то из них; был ли репрессирован; где и когда умер. И наконец: сохранились ли фотографии этого дедушки? Сейчас делиться фотографиями очень легко – их можно просто сфотографировать и переслать с помощью смартфона.

Нежелательная правда в изгнании

Правда просится домой

Конечно, я, как всякий советский человек, в школьные годы умела правильно рассуждать. В восьмом классе нам задали на дом сочинение о памятнике Ленину в нашем родном городе. Я села и начала писать: «В нашем городе к Ленину ведет много ступеней. Ленин стоит над городом и всегда нас всех видит». Мне понравилось, как хорошо я придумала, но этого было недостаточно. Тогда я продолжила: «Ленин дал детям счастливое детство. Моя бабушка закончила только четыре класса, потом ей пришлось работать. В 12 лет она уже была няней в чужом доме. Наши советские дети учатся в школе и не работают». При этом бабушка была 1914 года рождения. Понятно, при какой власти она училась в школе. Потом она перестала учиться, потому что семью раскулачили. И семья сбежала и пряталась. Как я уже говорила, бабушкиным братьям приходилось по ночам «воровать» продукты из собственного дома. Я ведь была неглупым ребенком, любила историю и обычно получала по ней пятерки. Я знала год рождения бабушки и умела считать. И при этом верила, что бабушка не получила ни образования, ни возможности нормально вырасти в семье… из-за царской власти. Искренне верила, что Ленин спас меня от участи бабушки, поэтому я расту себе беззаботно и учусь в советской школе.

Ребенок рано начинает автоматически избегать мыслей о чем-то, на первый взгляд, очевидном, о чем невозможно не задумываться, при этом он почти безошибочно угадывает вещи, о которых лучше не думать и не говорить. Дело в том, что каждому человеку важно быть принятым в его социальной среде, то есть считаться «своим» среди окружающих. Мы боимся быть отверженными, потому что это болезненно, а иногда и опасно. Поэтому нет ничего удивительного в том, что большинство граждан Советского Союза смотрели на вещи «правильно», то есть думали именно так, как от них ожидалось. Аналогичный механизм работает и в семьях. Никто не хочет быть изгоем в своей семье, а для детей принадлежность к семье – вопрос выживания. Поэтому дети лояльны, они не задаются вопросами, на которые наложен молчаливый запрет; это имеет непосредственное отношение к межпоколенческой передаче травмы.

Семья, в которой есть какая-либо тайна, может в следующем поколении повторить ситуации или события, оставшиеся неразгаданными. «Скелет в шкафу» не дает забыть эмоционально заряженную ситуацию, подталкивает к разгадке. Нередко люди избегают отгадки и попадают в череду повторений. Этот механизм хорошо иллюстрирует следующий пример.

В семье растет мальчик; у него есть мама и папа, которого он считает родным. Вот только отчество мальчика не соответствует имени папы! Однажды мальчик узнает, что такое отчество, и у него возникнет обоснованный вопрос: почему его отчество отличается от имени папы? Скажут ли ему правду? Узнав, что такое отчество, мальчик сделал еще одно открытие. Однажды он понял, что мамино отчество тоже не совпадает с именем дедушки! О себе мама думает, что она родная дочь своего отца. В детстве она услышала объяснение, почему ее записали под другим отчеством, и приняла его. Она знает, что обманывает сына («подожду, когда подрастет»), но как будто искренне верит: от нее самой ничего не скрывали. Итак, на сознательном уровне мама верит, а на бессознательном – повторяет собственную ситуацию в жизни сына. Таким образом, она получает возможность узнать правду, увидев ее в жизни другого человека!

Но, скорее всего, это повторение играет в ее жизни иную роль. Она видит в собственной детской ситуации другого ребенка («Это не у меня, а у него отец неродной»). Ведь она любит своего папу, и делать такое открытие ей самой не хотелось бы. Этот механизм, когда собственные качества, чувства, переживания приписывают другому человеку, называется, как мы уже знаем, проекцией. Когда другого человека ставят в ситуацию, подобную своей, – это проективная идентификация. Оба этих механизма работают в межпоколенческой передаче травмы.

То же самое происходит и в обществе. Многое могло бы заставить нас задуматься, предположить, что мы не знаем чего-то важного… И вокруг было много подсказок. Но мы не знали, что они означают…