Завершившие войну - Яна Каляева

не окончим войну сейчас — голод уничтожит всех. Тогда будет неважно, кто победит — праздновать победу станет некому.

Саша потерла виски. Спала она скверно. Всю ночь ей снились пылающая, как свеча, изба и волчий вой.

Последнюю неделю Саша непрерывно крутила в голове текст обращения. Его появление во всех газетах ознаменует начало политики народной беды. Запись ее голоса будет целыми днями звучать через радиорупоры — она пропустила это чудо прогресса, а они уже были установлены на площадях в большинстве крупных городов, из них звучали воззвания и газетные материалы. Вот такой он, двадцатый век: застрянешь на несколько месяцев в лесах и по выходе встретишь вещи, которых прежде даже не представлял себе.

Саша не могла подобрать слова и не испытывала уверенности в том, что подберет; но отступать было некуда. Она должна сказать то, что прекратит гражданскую войну. И другой работы хватало. Гостиная в доме Михайлова на Малой Бронной превратилась в штаб партии народной беды. Помимо Веры и самого Михайлова в разработке этой политики участвовала дюжина человек, чьи имена и должности Саша изо всех сил старалась не позабыть. Но все они должны были выполнять и прямые служебные обязанности, только Саша работала над проектом непрерывно, раз-другой в день отвлекаясь на еду и иногда — на сон. Ей выделили двух секретарей, доставлявших по ее требованию любые материалы.

Безо всякого удивления Саша встретила за завтраком Веру в алом шелковом халате, расшитом драконами. Это одеяние придавало ее утонченной красоте экзотический оттенок. Вера спросила Сашу, отчего та никуда не выходит; Москва, конечно, не Петроград, но и здесь есть театры, выставки, магазины. В тот же день ей передали конверт, подписанный «февраль», с сотней новых рублей внутри. На эти деньги можно было прожить месяц если не широко, то безбедно, но Саше некуда было тратить их — у Михайлова она жила на всем готовом. По счастью, еду в его доме подавали вполне человеческую, никакого сырого мяса и испорченного сыра.

Дом, где они теперь жили, был несколько раз разграблен в Смуту, после наскоро отремонтирован и обставлен дорогой, но собранной откуда попало мебелью. Стулья все обиты шелком, однако из разных гарнитуров. Возле неработающего камина пылилась ваза, и Саша все цеплялась за нее взглядом, пытаясь сообразить, что же не так; наконец поняла — по канонам классицизма такие вазы должны всегда стоять парой, в строгой симметрии, эта же была одинока.

Через пару дней, поняв, что уже часов двенадцать кряду сидит за бумагами, Саша вспомнила про предоставленную ей свободу и решила выйти из дома. Никто не чинил препятствий, но один из дежуривших в прихожей огэпэшников пошел за ней, держась в дюжине шагов позади. Саша прошлась по заснеженным улицам, полюбовалась разномастными фасадами. Отметила, что сегрегация здесь не такая строгая, как в Петрограде, городовых меньше, нравы публики свободнее. Бабы в платках гуляли по одним бульварам с барышнями в шляпках. Зашла в табачную лавку и купила привычных папирос второго сорта.

Больше делать на так называемой свободе оказалось нечего, и Саша вернулась к работе. Оторваться от слежки особого труда не составило бы, но зачем терять доверие? Если она должна получить власть, как хотели от нее хлысты, то вот, она получает власть. Хотя она уже не была уверена, что станет теперь плясать под дудку хлыстов… В любом случае связаться с нею они пока не пытались.

Утечка иприта в Ряжске, десятки погибших, сотни изувеченных, тысячи оставшихся без крова, мертвый город… Если обе стороны примут свою долю ответственности за эту катастрофу, мы сможем не допустить, чтобы она повторилась! Сможем перестать уничтожать родную землю…

Саша просматривала личные дела других врагов Нового порядка, которых надеялись склонить к участию в политике народной беды. С двумя даже беседовала. Их содержали так же, как ее саму в первые дни: взаперти, но в хороших условиях. Один из них, пожилой рабочий из Иваново-Вознесенска, слушал ее хмуро, а после молча плюнул ей под ноги. Другой, матрос из Кронштадта, стоявший у истоков мятежа, вроде бы на сотрудничество согласился; однако в голове у него была какая-то каша, он каждые пять минут противоречил сам себе и вообще изъяснялся сбивчиво и неестественно, его речь была сильно засорена скверно усвоенными политическими лозунгами. Теперь Саша понимала, что пока никого лучше нее у Нового порядка нет. Это хоть и придавало ей некоторый политический вес, но не радовало, напротив, тяготило. Была, впрочем, надежда, что многие устали от бесконечной войны и следующие союзники прибудут своей волей, не в наручниках. Когда политика народной беды развернется. Если она развернется. Так много еще было не готово.

Сегодня Саша весь день просматривала фотографии — Михайлов заблаговременно разослал в охваченные голодом районы фотографов, чтоб они сделали снимки для будущей газетной кампании. Сперва от этих картин она сама холодела, но теперь, отбирая из них наиболее душераздирающие, стала относиться к ним как к обычным рабочим материалам.

Сейчас Вера принесла ей наброски агитационных плакатов.

— Что думаете? Какие годятся?

— Все не годятся, — Саша отодвинула в сторону стопку просмотренных макетов. — Беда вашей белой агитации в том, что она многословна и не фокусирует внимание на главном. Дурно читаемый шрифт. Избыток деталей, рассеивающих внимание. Виньетки эти еще. Надо проще, ярче, предметнее. Призыв: «Помоги!» или «Помни о голодающих». Сильные, четкие образы по центру, а не множество размытых фигур. Вот с этой фотографии, например, можно срисовать тощего мужика с воздетыми руками, и ничего больше на плакате быть не должно. И нужны специализированные плакаты для тех, от кого требуется что-то конкретное. К зажиточному городскому населению — призыв сдавать деньги. К бастующим рабочим или железнодорожникам — вернуться к труду, ваш труд помогает голодающим выжить. В таком духе все.

До этого она дошла не своим умом. В восемнадцатом году, еще только мечтая стать комиссаром, она пыталась понять суть революционной агитации и посещала лекции художников в «Окнах РОСТА».

— Любопытно, — сказала Вера. — Я передам ваши соображения в департамент агитации. Сегодня же, я еще планирую заехать в центральное управление.

— Ты после вернешься? — спросил Михайлов.

— Нет, я ужинаю с братом.

Михайлов ничего не ответил, только посмотрел на нее грустным взглядом влюбленного сатира.

— Саша, не забудьте, первая версия вашего обращения должна быть готова послезавтра, — напомнила Вера, поднимаясь. — И вот что еще. За два дня до официального провозглашения новой политики вас необходимо вывести в свет. Пусть пойдут слухи, надо создать интригу, привлечь к вам внимание неофициально. Как раз будет большой