Зерна отольются в пули - Павел Дмитриев

— Интересно, а мистер Джонсон в курсе этой инициативы? — сразу вычленил главное Косыгин. — Если это сделано с его санкции…

— Нам нужно срочно перевести войска на повышенную[322] боеготовность! — не стал дослушивать Устинов. Уже поднимаясь со стула, продолжил: — С вашего разрешения, я сделаю необходимые распоряжения.

— Совсем эти китайцы рехнулись! — вставил свое мнение Воронов. — Друг друга гробят почем зря, еще и нас в это втравить хотят!

— Да при чем тут они, все из-за штатовской военщины! — горячо возразил Кириленко. — Зачем только мы на самоограничение по боеголовкам пошли!

— Они здорово подняли ставки! — постарался сменить тему Щербицкий. — Там все хороши, как сговорились, рвутся устроить «маленькую победоносную войну».[323] Что у Мао, что у Джонсона — в стране бунты. А с Украины чуть не все боеспособное ПВО в Сирию перебросили.

Началась обычная неспешная перепалка, по большому счету никто не понимал, что можно сделать в текущей ситуации, кроме «твердой решимости защитить завоевания китайской революции, не останавливаясь перед любыми средствами». Мазуров писал черновик тезисов в поддержку Китая для газетных передовиц. Микоян сосредоточенно пил чай. Только Александр Николаевич кожей ощущал, что мимо неспешно проходит возможность перехватить инициативу. «А что, если…» — подумал он, тут же оформил свою мысль в записочку и толкнул ее по столу Косыгину. Тот сперва бросил до крайности возмущенный взгляд на партнера, но потом призадумался на несколько минут и написал ответ…

Обмен бумажками между Председателями Совмина и Президиума Верховного Совета затянулся, скоро соратники увлеклись, записки летали по сукну стола туда и обратно, почти как у школьников на уроке. Наконец Микоян не выдержал, отставил в сторону чашку и обратился к «Николаевичам»:

— Товарищи, вы так увлеклись перепиской, может быть, вопрос стоит обсудить всем вместе?

— Пожалуй, пора! — Алексей Николаевич Косыгин еще раз перечитал последний текст и наконец ободряюще кивнул Шелепину. — Саша, у меня еще много вопросов по твоей идее, но время не ждет.

— Не бросайте сразу обвинения в предательстве, — тяжело вздохнув, начал Александр Николаевич. — Поймите: вариант, который я сейчас буду защищать, нравится мне ничуть не больше, чем вам. Но рассмотреть его мы просто обязаны.

Зафиксировав на себе заинтересованные взгляды всех членов Президиума ЦК, он продолжил доклад:

— Леонид, насколько помню, ты недавно говорил, — Шелепин обернулся в сторону Брежнева, — дескать, Китай слишком велик, чтоб его можно было контролировать? Так ведь это истинная правда! Представьте, нет, товарищи, вы только на мгновение представьте, что в Европе у нас не десяток разных стран, а одна? Сколько времени пройдет, прежде чем эта единая страна найдет свой, отличный от нашего, путь в коммунизм? Год? Два? Пять? Или не совсем в коммунизм? Или совсем не в коммунизм? Что вы предпочтете: единую страну «социалистической ориентации» до Ла-Манша или то, что мы имеем сейчас? Только честно!

Александр Николаевич отпил большой глоток успевшего остыть чая и быстро, чтоб не перебили, продолжил:

— Помните, что Мао Цзэдун заявил три года назад на встрече с японской делегацией? Ну помимо стандартных обвинений в ревизионизме и прочих непотребств. — Шелепин не стал выдерживать паузу в ожидании ответов, все же члены Президиума не школьники. — Китайский вождь тогда спокойно констатировал, что СССР оккупировал ни много ни мало, но полтора миллиона квадратных километров![324] Даже я тогда в это верить отказывался! Или вы и сейчас думаете, что он оговорился? — Александр Николаевич обвел взглядом присутствующих. Затем вытащил из внутреннего кармана пиджака блокнотик и зачитал: — «Мы обязательно должны заполучить Юго-Восточную Азию, включая Южный Вьетнам, Таиланд, Бирму, Малайзию, Сингапур. В будущем это будет очень полезно для развития китайской промышленности. После того как мы заполучим Юго-Восточную Азию, мы будем иметь силы, противостоящие советско-восточноевропейскому блоку».[325]

— А про случай с Пальмиро Тольятти[326] вы в курсе? — вклинился в разговор Косыгин, пока члены Президиума «переваривали» сказанное. — Когда Мао говорил о пользе ядерной войны для дела социализма, он спросил: «А сколько в результате атомной войны останется итальянцев?» И получил ответ: «Нисколько. А почему вы считаете, что итальянцы так важны человечеству?»

— Тольятти после этого и пары месяцев не прожил… — задумчиво почесал нос Брежнев. — Небось переживал сильно за своих.

— Я не понял, ты что предлагаешь-то?! — Узкое лицо Суслова от злости пошло красными пятнами. — Предать китайцев? Да в нашу сторону коммунисты всего мира плевать будут!

— Думаю, важны ли человечеству русские! — зло огрызнулся Шелепин. — Мао, когда напрашивался на третью мировую, нас спросил? Вообще, нам этот Шанхай на кой черт нужен? Ну встанем мы скалой за Председателя, ну уступят американцы, поди разум не потеряли, да вообще, черт возьми, пусть даже НОАК Тайвань потопит к чертям собачьим, мы с этого что иметь будем? Кроме проблем, разумеется?

— В следующий раз Мао бомбой по Владивостоку жахнет, — мрачно добавил прекрасно помнящий о будущем Даманском Геннадий Иванович Воронов. — Или отправит десяток мегатонн на штатовскую военную базу?

— Ну что за неуместные шутки? — отмахнулся Мазуров. — Сотрудничество, как при Сталине в пятидесятых, разве плохо? Не испортил бы Никита отношения — до сих пор бы пели «русский с китайцем братья навек».

— Именно что при Сталине! — не удержался от злой колкости Суслов.

— Иосиф Виссарионович вообще не принимал Азию всерьез, и его можно понять, — быстро постарался уйти от скользкой темы Шелепин. — Но китайцы, как мы видим, твердо встали на путь культуры, прогресса и уже добрались до ядерного оружия.

— Товарищи, а ведь есть в Сашином предложении рациональное зерно! — неожиданно вмешался в спор Леонид Ильич. — Мне тоже очень, очень не нравится ядерная держава у наших границ. Вот не могу точно понять чем, но не нравится, и все тут.

Заявление извечного противника Шелепина враз перепутало всю интригу заседания. Мазуров недовольно откинулся на спинку стула, поморщился отвечающий за Средмаш[327] Кириленко, недовольно поджал и без того тонкие губы Суслов. Зато оживился Микоян, он всегда радовался, когда от него не требовалось выбирать «победившую» сторону. Но окончательно «добил» ситуацию вернувшийся за стол заседаний Устинов:

— Как министр обороны, я могу сказать твердо, еще полгода назад ситуация едва не дошла до стрельбы. Могу привести пример — однажды в драке наши пограничники отобрали у китайских коллег несколько автоматов. Так вот, у них в патронниках были боевые патроны. Только нажми на курок, и все!

— Помнится, Гарриман в июле шестьдесят третьего года аккуратно зондировал почву на предмет разбомбить китайский центр ядерных исследований Лоп-Нор, — «неожиданно» выступил молчавший досель Семичастный. — Тогда Никита Сергеевич не решился…

— Да вы что, всерьез все это?! — окончательно вспылил Мазуров. — Они ведь коммунисты, как и мы, несмотря ни на что!

— Кирилл! — сорвался в ответ Шелепин. — Что, коммунист с ума сойти не может? Может, Мао уже в маразм впал! Ведь завтра по всему миру газеты выйдут с фотографиями «бесчеловечных зверств коммунистов, уничтожающих своих граждан». Ты с ним за это ответственность разделить хочешь?

Последние слова буквально повисли в воздухе. Так или иначе, но оправдать ядерные удары по «своему» городу сложно даже перед привычным ко всему населением СССР.

— Все! Хватит спорить, надо срочно что-то передать в газеты, утренние теленовости тоже нельзя отложить! У них эфир через час, — конструктивно вмешался Микоян. — Предлагаю атомную бомбардировку Шанхая и продолжение братоубийственной войны осудить в спокойном тоне, без перегибов. Поддержку Мао пока не обещать, но и не отказывать, нужно подождать реакции США. Заодно товарищи Брежнев и Шелепин обсудят ситуацию с президентом Джонсоном по прямой линии, надеюсь, это поможет разрешить большую часть проблем. Кто «за»?

Проголосовали, как обычно, единогласно.

«Надо же было забыть дома солнечные очки! — протирая начавшиеся слезиться глаза, выругался Збигнев Казимеж Бжезинский. Всего пятнадцать миль по 95-му хайвею от Манхэттена, но весеннее послеполуденное солнце успело буквально выжечь глаза, не помог даже защитный козырек новенького Galaxy.[328] — Надо было задержаться до вечера», — запоздало подумал сорокалетний руководитель Institute on Communist Affairs, впрочем, нужный exit[329] риверсайдского кладбища уже рядом, а там рукой подать до маленького домика на три спальни, приготовленного Эмилией ужина[330] и вечерней возни детей.