Мясник - Мария Барышева

— Слава!

Возглас получился тихим и ломким, словно кто-то сжал в кулаке несколько иссохших листьев, и, конечно же, на него никто не ответил. Наташа осторожно встала и сделала шаг вперед, но ее тотчас мотнуло и отнесло к дверце шкафа, о которую она и стукнулась. Охнув, Наташа повернулась, скользя непослушными ладонями по исцарапанной полировке, и увидела свои картины — аккуратным рядком они стояли вдоль стены, открытые всему свету, — яркие, страшные, безжалостные, выстроенные на смотр чудовища.

— Господи! — она кинулась к ним, забыв о боли и тошноте и упала на колени. Дрожащими руками Наташа приподняла каждую и внимательно осматрела — все ли в порядке, нет ли где на высохшей краске хоть малейшей царапины, и каждое пойманное существо на мгновение обдавало ее мозг горячей волной жутких болезненных образов. Поставив последнюю картину на место, она сдернула с кровати одеяло, чтобы замотать в него картины, но тут с кухни долетел легкий звон посуды, и Наташа застыла, приоткрыв рот. Звон повторился, потом раздалось шипение раскаленного масла, словно кто-то что-то жарил.

— Слава! — она вскочила, и позабытое одеяло шлепнулось на пол. Неверными шагами Наташа двинулась на кухню, придерживаясь за стенку.

Ну, конечно же, Слава вернулся! Он не бросил ее… значит…

Но войдя в кухню, она увидела не Славу, а Костю Лешко, который, пристроив свое кресло возле плитки, выливал яйца на шипящую сковородку. Услышав ее шаги, он обернулся, держа в одной руке нож, а в другой — яичную скорлупу. Под левым глазом отчетливо виднелся небольшой кровоподтек.

— О-о, наконец-то! — сказал он весело. — Я уж думал, ты до завтрашнего утра не очухаешься. Да-а, видок у тебя еще тот! Поешь?

Наташа мотнула головой и подсела к столу, потирая ладонью ноющий лоб. Запах жарящейся яичницы вызвал у нее новый приступ тошноты, а вид Кости — новый приступ страха. Видел ли он картины? Почему они стоят у стены, ведь уходя она спрятала их под одеялом. И если видел — понял ли что-нибудь? Она услышала шелест колес, и что-то холодное ткнулось ей в плечо. Наташа подняла голову — Костя протягивал ей большую кружку.

— Выпей-ка кефирчика, — сказал он сочувственно. — Хорошая штука. Ух-х, холодненький! Давай, давай, пей — может, оклемаешься чуток. Послушай дядю Костю — дядя Костя плохого не посоветует.

Наташа покорно приняла кружку, сделала несколько глотков, и в голове у нее слегка прояснилось. Она отпила еще и поставила кружку на стол.

— А… Слава… не появлялся?

— Нет, — Костя отъехал от нее и снова занялся яичницей. — Сдается мне, что и не появится.

— А остальные где?

— Кто где. Светка в «Сердолике» — вещи собирает. Шестаков по делам умотал в город, прочие дома сидят. Мать и Ольга ломились с утра, да я их не пустил. Уж не знаю — кто из них поверил тебе, кто нет… будем надеяться, что кроме меня никто.

— Поверил во что? — рассеянно спросила Наташа и потянулась к кружке. Костя удивленно посмотрел на нее.

— Как во что? В то, что ты умеешь так рисовать. Извлекать с помощью кисти из людей их гнусные наклонности.

Кружка выскользнула у нее из пальцев и вдребезги разлетелась на рыжем полу, и кефир брызнул ей на голые ноги. Наташа вскочила и с ужасом уставилась на Костю.

— Что ты сказал?!!

— Я сказал: в то, что ты умеешь… — Костя потер челюсть указательным пальцем, а потом уставил его на Наташу. — Судя по реакции, ты ничего не помнишь. Так же, судя по той же реакции, это действительно не сказки.

Наташин взгляд заметался по кухне, словно вспугнутая птица, выхватывая отдельные фрагменты — трещину в стене, посудный шкафчик, паутину в углу, напряженное лицо Кости, блестящий нож на столе, ослепительно белую на рыжем кефирную лужу… Замотав головой, она попятилась к выходу из кухни.

Они знают! Они знают! Он знает! Что я наделала?!! Как я могла?!! Это конец! Всему конец! Они знают!

Мысль билась в мозгу, словно пойманное существо, настойчиво рвущееся на свободу и бухающее кулаками по стенам своей темницы. Это было невозможно. Невозможно.

— Подожди! — Костя выключил плитку и, быстро перебирая руками ободы колес, поехал следом за Наташей. — Подожди, не бойся меня! Я никому не расскажу! Подожди, Наташка! Давай спокойно поговорим!

Не слушая его, Наташа добежала до кровати и повалилась на нее, дрожа всем телом, зарылась в подушку, точно в подушке можно было от всего спрятаться. Костя осторожно подъехал к ней и положил руку Наташе на плечо.

— Перестань, не переживай ты так. Все не так уж страшно. Я попытался их убедить, что ты просто пьяна, расстроена ссорой со своим другом, еще и нервный срыв наслоился. А потом поговоришь с ними сама. Они поверят всему, что ты им скажешь — главное, говори твердо, уверенно… как вчера с Творожком… тьфу ты!.. со Сметанчиком. Большинство из них уже за гранью фанатической любви и преданности… а ведь убедить человека в чем-то легче, чем заставить вылить себе на голову шампанское… при всех, в крутом ресторане. Они уже целиком твои.

— Они?!! — Наташа подняла голову от подушки. — Значит, слышали все?!! Но это же бред!.. это просто… просто фантазии… выдумка… ну ты же понимаешь, ведь ты же сам говорил, что реалист!

— Слабо, — сказал Костя и отъехал чуть назад, чтобы лучше ее видеть, — очень слабо. Конечно, в первую очередь это покажется бредом. Это не может не показаться бредом. Да только не бред это — вот в чем вся штука.

— Что «это»? — тихо спросила она и села, подтянув согнутые ноги к груди и опустив подбородок на колени.

— Ну, все что ты рассказала. Про то, как ты рисуешь и что ты видишь… как получается, что мы вдруг лишаемся чего-то… становимся такими славными ребятами, — Костя невесело усмехнулся. — Про художника Неволина, про Дорогу, про своего деда, про подружку, которая погибла… про дворника, про мужа своего… про этого… как его… ну, коллекционера питерского… и про картины. Очень много про картины. Жуткая история… я до сих пор не могу понять, как она могла произойти… никогда не смогу понять и, наверное никто не сможет. Ты и сама-то не очень понимаешь, да? Но ты… то что ты умеешь делать, это… — он пощелкал пальцами, пытаясь найти нужное слово, — это… удивительно… и я не знаю, как… Весь мой реализм полетел ко всем чертям! Я ничего не понимаю!

— Как же это? — прошептала Наташа, обращаясь к самой себе. — Как же это? Как это могло получиться?

— Тебе лучше уехать немедленно! — Костя бросил быстрый взгляд на ряд картин, его лицо передернулось и он тут же отвернулся, а потом отъехал к дверному проему — туда, откуда не мог их видеть. — Если все-таки кто-то кроме меня в это поверил — тебе крышка! Такие, как ты, долго на свободе не гуляют! Интересно… есть ли еще кто-то такой же, как ты? Вот бы узнать… — он вдруг по-детски улыбнулся. — Знаешь, я даже ребенком никогда не верил ни в сказки… ни в Деда Мороза, а теперь… мне кажется, я мог бы поверить во что угодно — и в волшебников, и в птицу феникса — во все!